Остров Ифалук - Марстон Бейтс

Приход корабля был убедительным напоминанием о неизбежном отъезде с Ифалука, но, помню, во мне все же теплилась слабая надежда, что мир, может быть, забудет нас. Однако всерьез на это рассчитывать не приходилось, поэтому Тед и я старались устранить все недоделки в нашей работе. Мы просмотрели материалы переписи, хозяйство за хозяйством, вместе с Томом и вождями еще раз проверили паши записи об использовании различных растений. Тед продолжал упаковку своих этнографических образцов — тесел, моделей каноэ, всевозможных плетений и тому подобного. Я лихорадочно пытался собрать коллекцию насекомых; помимо того, мы с Доном делали все возможное, чтобы завершить нашу работу о ящерицах. Эти ящерицы без особого труда обводили пас вокруг пальца, и только позднее, уже после моего отъезда, ифалукские малыши наловили их по древнему ребячьему способу.

Нам становилось грустно при мысли о расставании с Ифалуком, да и ифалукцы явно сожалели о том, что мы с Тедом уезжаем. Они звали нас в гости, приносили подарки, считали, сколько дней осталось до отъезда, и спрашивали, когда мы приедем снова.

Молодежь острова устроила для нас, вечер и готовилась к нему несколько дней. Это был вечер для очень узкого круга, только для тех парней, которые непосредственно работали с нами, — ни скучных стариков, ни «начальства». Они знали, что нам нравится перебродивший сок кокосовых орехов, который на Ифалуке называют тубвой. Вожди запретили сбраживать сок. Поэтому Яни решил осторожно выяснить, не будут ли вожди возражать, если нас на этом вечере угостят тубвой, на что получил косвенное разрешение. Ребята запасли омаров, кокосовых крабов и другие деликатесы. Предполагался настоящий пир.

Так оно и было. Вечер состоялся на школьном дворе. Пришли только приглашенные гости (а я-то думал, что никакое ограничение списка гостей невозможно на Ифалуке, где все составляют единую общину). Тубва наполнила сердца всех присутствующих теплым чувством хорошей дружбы. Мне действительно понравился этот приятный кисловатый напиток, по вкусу напоминающий хороший сидр. В этой мягкой, теплой, пронизанной лунным светом атмосфере действительность как-то теряла свои острые проблемы, все люди казались братьями, а мир — раем.

А потом, в последний вечер, прием устроили вожди. На этот раз собрались все жители острова. Здесь мы тоже пили тубву! Все были очень веселы, но в то же время грустили, потому что вскоре предстояло расставание.

Около двух часов ночи меня разбудил тихий голос Тавелимала: «Марстон, Марстон, корабль идет!»

Я заставил себя подняться с постели и побрел к берегу. Там, за лагуной, виднелись огоньки корабля, ставшего на якорь с внешней стороны рифа. Запад намеревался увезти пас в точном соответствии с расписанием.

ЧАСТЬ II

Дональд Эббот

Сентябрь — ноябрь

Глава X

Конец и начало

Шел нескончаемый проливной дождь. Вода ручьями сбегала с крыши дома, с обвисших листьев пальм. Целые потоки стекали по стволам деревьев в железные бочки для дождевой воды, монотонно стуча по стенкам. Даже в помещении было сыро. Я выглянул из Фан Напа. Дом хозяйства Соумат едва виднелся сквозь завесу ливня.

Я сел за старый рабочий стол Марстона, который стал теперь моим. В машинку вложен белый лист бумаги, на нем заголовок: «Дневник Эббота, 13 сентября 1953 года». И больше ничего. Но сегодня не 13-е, а 18 сентября. Значит, прошло пять дней. А казалось, гораздо больше. Я посмотрел на последнюю короткую запись Марстона Бейтса: «Итак, корабль пришел». Вот и все, ни советов, ни веселых шуток или слов ободрения остающимся, ни прощаний. Эти три слова живо напомнили мне день его отъезда.

«Метомкин», корабль Управления подопечной территории, пришел в назначенное время и остановился за островком Элла. В бинокль было видно, как от него направился к берегу катер. Я возвратился в Фан Нап. Тед торопливо упаковывал последние мелочи. Марстон молча сидел на ящике из-под консервов, уставившись в пол. Он не смотрел на корабль и не хотел ни с кем разговаривать. Я снова пошел на берег.

Катер скользил по спокойной лагуне. Теперь мы уже могли разглядеть машущих нам людей. Начали собираться ифалукцы: молодежь — на берегу, а те, кто постарше, — в тони на траве перед Фан Напом.

Катер круто повернул на восток, замедлил ход и наконец, пройдя между двумя рифами, мягко причалил к берегу.

Команду катера составляли темнокожие парни с Палау, рядом с ними вновь прибывшие казались странно бледными. Джош Трейси, высокий худощавый геолог из штата геологической экспедиции на Гуаме, неловко спрыгнул в воду, подняв столб брызг, и, улыбаясь, пошел к берегу. За ним последовал гидролог Управления подопечной территории Тед Арноу, человек с копной густых черных волос и небольшими усиками. Следующим был зоолог из Смитсоновского института Фредерик (Тед) Байер, гибкий, словно без костей. Затем ихтиолог Боб Рофен из Фонда Джорджа Вандербильта, в большой шляпе и пестрой гавайской рубашке. Мы пожали друг другу руки, разгрузили шлюпку и направились в Фан Нап засвидетельствовать свое почтение вождям и всем остальным.

После представления вновь прибывших обнаружилось, что среди нас слишком много Тедов. Правда, Тед Барроуз уезжал, но ведь оставались еще два. Тед Арноу разрешил эту проблему, назвавшись просто Арноу.

«Метомкин» простоял за Эллой почти полдня. На его борту находился скупщик копры с Япа, и катер деловито ходил взад и вперед, перевозя ифалукцев и мешки с копрой, а ее было свыше девяти тонн. Копра лежала уже много месяцев, и ифалукцы беспокоились, не испортилась ли она, однако ее купили по обычной цене — восемьдесят долларов за тонну. После продажи копры и получения платы за рытье колодцев и другие оказанные нам услуги, у островитян появились деньги, и им не терпелось накупить разных товаров. К общему разочарованию, оказалось, что корабль почти ничего не привез для продажи, кроме сигарет, спичек и керосина. Ни хороших ножей, ни тесел, ни красной материи, ни румян, ни красок, ни противомоскитных сеток, ни риса, ни мясных консервов.

Пришло время отплытия. Как это часто бывает, прощание вышло неловким. Пройдя между рифами, катер набрал скорость. Пассажиры смотрели на берег. Тед Барроуз, с густой седой бородой, крепкий и загорелый, в роговых очках выглядел вполне солидно для главного антрополога. Марстон Бейтс, худой, коричневый от загара, в шортах, с гирляндой из цветов и ожерельем из раковин на шее, мог легко сойти за микронезийца. Белый след прорезал синюю гладь моря, и вскоре катер стал казаться игрушечным. Мы побрели к дому.