Остров Ифалук - Марстон Бейтс

Краб, найденный Томом, прятался в поре под корнями большого дерева Premna. Было видно, как он копошился там, перебирая большими голубоватыми ногами и клешнями. Собрав пучок сухих пальмовых веточек, Том поджег их у норы, чтобы выкурить из нее хозяина, а я стоял рядом с фотоаппаратом и фотовспышкой, готовый запечатлеть происходящее. Костер получился чудесный, дыма было много, но краб отказался сдвинуться с места и в конце концов был извлечен по частям, полуизжаренный.

Яни нашел другого краба, поменьше, в дупле соседнего дерева Premna и, расколов сук, сумел извлечь его целиком.

Пальмовый вор — сказочное существо, гигант среди ракообразных, родственник вездесущего рака-отшельника. Мы можем подтвердить, что его репутация, как самого вкусного из всех ракообразных, тоже вполне оправдана. Во всяком случае у него более нежное и ароматное мясо, чем у омара. А может быть, мысль, что ты ешь мясо экзотического, редкого и сказочного существа, придает особую пикантность этому блюду.

У пальмового вора огромные мощные клешни. Мы много спорили о том, может ли он этими клешнями вскрыть кокосовый орех. Том и Яни решительно утверждали, что крабы вскрывают упавшие на землю орехи, и даже представили нам доказательства — кучки тонких, содранных с ореха волокон и мелкие кусочки твердой скорлупы. Они рассказывали, что краб сначала, подцепив волокна одним «пальцем» клешни, сдирает с поверхности ореха узкую полоску, а затем, просунув «палец» клешни в образовавшуюся мягкую щель, начинает открывать сам орех. Оба они, и Том и Яни, уверяли, что видели все это собственными глазами, как и то, что крабы поедали молодые листья на вершинах пальм. Но они никогда не замечали крабов, сбрасывающих орехи с деревьев. Конечно, эти ракообразные едят все, что попадется, а не одни кокосы.

Однако из всех животных на Элле наибольшее впечатление на меня произвели крысы. Размечая места для колодцев, мы, как всегда, сделали передышку, вскрыли несколько орехов, чтобы закусить мякотью и выпить кокосового молока. Немного погодя я вернулся к месту нашей трапезы и обнаружил, что огромные, наглые крысы жадно пожирают остатки мякоти орехов. Эти крысы (Rattus ехиlans, или Тихоокеанские островные) — самое большое бедствие на островах Полинезии и Микронезии. Они есть на Фаларике и Фалалапе; в нашем лагере в Фан Напе мы вели с ними постоянную борьбу при помощи крысоловок. Но на Элле их было поистине фантастическое количество, наглых и бесстыжих. Я не мог устоять перед соблазном потратить на них несколько кадров.

Для борьбы с крысами японцы завезли на Ифалук индийских варанов. Я всегда удивлялся и до сих пор не могу понять, как этим большим, довольно неуклюжим ящерицам удается ловить крыс. Однако, увидев, сколько этой мерзости на Элле, где вараны еще не прижились, я готов поверить, что именно благодаря им на главном острове крыс сравнительно немного.

Фаларик, Фалалап и Элла — это не вся суша Ифалука. Есть еще крошечный островок Элангалап. Он всегда виден, когда смотришь из Фан Напа на лагуну, — там, посреди горизонта, белую линию прибоя на западном рифе разрывает несколько пальм. Мы часто смотрели на этот островок, говорили о нем, даже фотографировали, но так и не собрались посетить его до тех пор, пока не пришло время выкопать на нем колодец.

Конечно, в колодце на Элангалапе оказалась соленая вода. В конце концов трудно ожидать, что под двумя буграми из кораллового песка, полтораста футов длиной и семьдесят пять шириной, могло скопиться много пресной воды.

Когда мы высадились на этот островок, оказалось, что на его изучение нужно очень мало времени. Он был так мал, что мы без труда составили полный список растений — всего двадцать один вид. Совершенно ясно, что люди никогда не занимались культурными насаждениями на Элангалапе, впрочем, по словам Яни, кокосовые пальмы и там были посажены человеком. Местная флора состояла из растений, типичных для коралловых пляжей тропической зоны Тихого океана, способных распространяться с помощью ветра, течении или птиц и выдерживать соленые брызги на листьях и соленую воду у корней.

Элангалап обладал всей прелостью художественной миниатюры. Теперь я понимаю, что нам следовало бы уделить куда больше времени изучению условий существования на этом коралловом пятачке. Но для этого нужно было долго грести, пересекая лагуну; объектов же для исследования хватало у самого порога нашего жилища. А время, во всяком случае мое, проходило с неимоверной быстротой.

Глава IX

Корабль пришел

Наши табу, связанные с полом, уже хорошо изучены, и над ними частенько посмеиваются в печати. Антропологи и путешественники всегда пытаются изучить и описать половую жизнь народов, которых они посещают. Однако они обычно помалкивают о том, как они воли себя во время экспедиций.

На Ифалуке мы трое все время были вместе и любой поступок одного из нас неизбежно стал бы известен остальным. А поскольку все мы были, во всяком случае внешне, порядочными людьми, каждому из нас хотелось, чтобы другие были хорошего миопия о нем, поэтому мы ничего себе не позволяли. (Впрочем, я не уполномочен говорить за других. Не знаю, может быть, их моральные устои имели более прочную основу. Вполне возможно, что ни одна ифалуканка при любых обстоятельствах не захотела бы согрешить с кем-либо из нас; однако я подозреваю, что они смотрели на это гораздо проще, чем мы).

О половой жизни на Ифалуке мы мало что узнали, поскольку и в этом отношении придерживались приличий. Но, по-видимому, все соответствовало тому, что сказано о ней в книге Барроуза и Спиро. Отношения между молодыми людьми складывались довольно свободно, но без какой-либо огласки и в конечном счете приводили к установившейся супружеской жизни, когда мужчина переходил в хозяйство своей возлюбленной. Мы знали случаи, когда мужчины потом брали других жен; ходили слухи, что некоторые женатые мужчины изменяют. Для пас так и остались загадкой отсутствие внебрачных детей и низкая рождаемость в семьях. Мне очень жаль, что мы ничего не узнали о том, как ифалукцы относятся к абортам и предохранению от зачатия и как это у них осуществляется, но здесь мы были ограничены не только приличиями, но и незнанием языка.

Таким образом, нам никогда не удавалось глубоко вникнуть в психологию ифалукцев. Мы, как говорится, плавали по поверхности. Мне кажется, что в действительности как мы, так и они видели именно то, что хотели увидеть. Я даже часто подозревал, что ифалукцы, будучи народом тонко чувствующим, поступали именно так, как, ио их мнению, они должны были себя вести в нашем представлении. Итак, мы снова вернулись к бесконечно притягательной теме человеческих отношений — коренному единству человеческой природы и бесконечному разнообразию человеческого поведения. Незачем и говорить, что эта проблема часто служила темой наших затяжных дискуссий.