Несудьба - Эллин Ти

говорил, что любовь – светлое чувство? Да хрень это все. Оно темное, противное и делает больно. Вырывает сердце наживую и рвет на части безжалостно. Так, что не склеить уже никак. Так, что приходится дыру в груди камнем заменять или ледышкой, оживить которую потом может помочь только чудо.

Я обнимаю в ответ, конечно, потому что не могу не обнимать. Но дико наорать на нее хочется, вдолбить в голову, что о глупостях она думает и винит себя зря.

Но… стою. Как баран стою и обнимаю, уперев подбородок в ее макушку.

А потом наклоняюсь и целую ее же. Просто чтобы запах почувствовать, касаться больше, чтобы засунуть ее себе под кожу и не отпускать никогда.

Оставляю легкие поцелуи на макушке, перехожу к вискам, на лоб, целую закрытые веки, переносицу, кончик носа и щеки. Не могу и не хочу останавливаться, да и Аленка не тормозит, только стоит, обнимает меня и жмурится, задирая голову вверх.

– Можно я только еще совсем немножко счастливой побуду? – спрашивает неожиданно, а потом открывает глаза и накрывает мои губы своими.

Счастливой… А что ж ты готова это счастье-то отпустить, а?! Как? Почему?

Мы с ней много раз ссорились. Прощались. Выясняли вечно что-то. Но так мало целовались…

Может, проблема была в этом? Нужно было просто чаще ее целовать, чтобы она не успевала придумывать себе всякие глупости? В следующий раз буду действовать именно так.

И сейчас целую, обнимая крепко-крепко, потому что сбежать она в любую секунду сможет, ей не привыкать.

Целую мягко и нежно, ласкаю губы и никуда не тороплюсь, словно в наших руках есть все время мира и мы можем позволить себе растягивать это удовольствие.

На самом же деле – нет. А так хочется, чтобы именно так все и было.

Она отстраняется первой, а я еще тянусь за ней, срывая пару крошечных поцелуев, не желая прерывать это блаженство.

Аленка делает пару шагов от меня, и внутри снова взрывается тысяча маленьких нервных окончаний. Но я очень стараюсь держать себя в руках.

– Ну и как ты мне прикажешь тебя отпустить теперь? После всего, что я услышал. После всего, что ты для меня сделала. После поцелуев. Как, Карамелька, скажи, пожалуйста?!

– Ради своего блага и отпустить. Я чувствую вину и не могу простить себя за все это! Пойми же меня наконец! – Она обессиленно всплескивает руками и снова закрывает глаза. Надо унять эмоции, иначе я доведу ее снова.

– Не понимаю, Ален, – говорю спокойнее и делаю шаг, в очередной раз пробивая стену между нами, которую она выстроила. Я всегда буду пытаться быть ближе. Всегда. – Не пойму, правда, не могу. Я не пацан пятилетний, чтобы за меня волноваться и проблемы мои пытаться решить. Я сам их решить могу, ты только будь рядом со мной, вот и все.

– Я не могу больше ссориться, Сереж. – Она качает головой и отступает на шаг. В миллионный раз. – Спасибо тебе за все. За все-все-все. И кстати, возьми мазь, пожалуйста. – Она достает из кармана тот самый злосчастный тюбик. – Она правда поможет.

Она не говорит «прощай», но во всех ее словах и действиях это «прощай» проносится огромным жирным шрифтом и громким надрывным голосом.

Аленка вкладывает в мою ладонь эту чертову мазь и, улыбнувшись грустно, разворачивается и уходит прочь.

И я не останавливаю ее теперь. И шаги навстречу не делаю.

Просто потому, что нам обоим нужно остыть. У всех эмоции, а у нее еще и правда своя, и свою правоту, пока она в таком состоянии, ей не докажешь.

Нам нужно немного времени. Совсем чуть-чуть. И я честно постараюсь ей его дать. Да и себе тоже, чего уж врать.

Не буду трогать, смотреть, пытаться заговорить.

Буду только тихо ломаться внутри себя, когда этот урод снова рядом с ней виться начнет.

Но время дам, конечно.

Сейчас только быстро, пока у пацанов тренировка, сбегаю в магазин за шоколадом, как розу, ей на подоконнике оставлю, и точно время дам. Столько, сколько захочет.

Наверное.

Глава 26

Алена

Мне так плохо спится этой ночью, что я кручусь с бока на бок, пытаясь отыскать удобную для сна позу, но в итоге посреди ночи вскакиваю, чувствуя раздражение на саму себя, и открываю окно. Надеюсь надышаться свежим воздухом вдоволь и уснуть крепким сном, иначе просто уже невозможно. Мне то холодно, то жарко, то подушка мешает, то одеяло…

Я никогда не испытывала проблем со сном, а тут которую ночь подряд какое-то издевательство. Как уснуть? Я пересчитала уже всех овец, всех баранов, дышала на счет восемь, как показывали в каких-то видеороликах, но все без толку. Я не сплю.

Вдыхаю поглубже теплый морской воздух и опускаю голову, закрывая глаза. Вот так хорошо… Так тихо и спокойно, как будто в мире не существует ни единой проблемы больше.

Открываю глаза и застываю. Прямо перед носом, на подоконнике, ровно на том месте, где в самые первые дни здесь была роза, лежит буквально огромная шоколадка. Без шуток. Если сравнить ее с габаритами моего тела, то она будет по размеру мне от запястья до локтя.

И конечно же, ее принес Сережа.

На других я и думать не собираюсь, да и некому больше. Я даже на Макса не могу подумать, потому что он и романтика – это две параллельные прямые, которые пересекаются, только когда этому подхалиму что-то нужно.

Он не собирается прекращать, видимо. Потому что в тот день, когда, как я думала, мы расставили все точки над «ё», он принес мне шоколад… С моими любимыми орехами! Это почти подкуп.

Я очень плохо спала и собиралась подышать, чтобы уснуть, а в итоге сижу на кровати, смотрю на сладость и снова начинаю крутить в голове всякие мысли. Видимо, эта ночь совершенно точно будет бессонной, и я решаю смириться с этой участью и тихонько пробираюсь вниз, в общую гостиную, чтобы поставить чайник и нагло съесть добрую половину этой шоколадки и умереть от количества сладкого.

Сбегаю по ступенькам и чуть снова не падаю на последней, но вовремя успеваю ровно встать на ногу, потому что на диване какого-то черта сидит Макс, а не спит в своей комнате. Он что-то смотрит на телефоне в наушниках, повернутый ко мне боком, и явно не слышит, что я вошла в комнату.

Мне очень многое хочется ему сказать, у него спросить или даже просто отчитать его, как ребенка, но