Театр Теней - Орсон Кард

Хотя это без разницы. Пусть он сейчас все еще носит титул Гегемона, но во многих странах еще есть люди с титулом «король», «герцог» или «маркиз», которые при этом служат поварами или фотографами или ремонтируют автомобили, чтобы заработать на жизнь. Наверное, придется вернуться в колледж под другим именем и выучиться какой-нибудь профессии, вроде как у отца, а потом работать на какую-нибудь компанию.

Или пойти в ванную, налить полную ванну, лечь и вдохнуть воду. Несколько мгновений страха и судорог, а потом решены все проблемы. На самом деле, если при этом несколько раз как следует себя стукнуть в разные места, будет похоже, будто он дрался с кем-то и был убит. Даже могут счесть погибшим героем. По крайней мере могут подумать, будто он настолько важен, что у него есть враг, который счел его достойным ликвидации.

И вообще, думал Питер, я сейчас встану и пойду под душ, чтобы не выглядеть перед репортерами таким заспанным.

И еще надо приготовить заявление. Что-нибудь вроде «Почему я еще более жалок и глуп, чем может показаться по моим недавним действиям».

Учитывая, как ему последнее время везет, его могут вытащить из ванны, реанимировать, а потом кто-нибудь заметит синяки на теле и отсутствие нападавшего, а тогда разнесется весть о его жалкой попытке выдать суицид за убийство. Жизнь окажется еще более бессмысленной, чем сейчас.

Еще раз постучали в дверь. Что, горничная не видит табличку «не беспокоить»? На четырех языках написано. Может ли быть, что она ни на одном из четырех читать не умеет? Тогда и ни на каком пятом тоже.

Двадцать пять минут до пресс-конференции. Я что, задремал? А хорошо бы. Просто… задремать. Извините, проспал. Был очень занят. Тяжелая работа – отдавать убийце с манией величия все, что я в жизни построил.

Тук-тук-тук. Хорошо, что я себя не убил; этот стук помешал бы сосредоточиться и разрушил бы всю сцену смерти. Надо бы мне умереть, как Сенека, с остроумными последними словами. Или как Сократ, что было бы труднее, поскольку у меня нет цикуты, зато есть ванна. А вот лезвий нет. Еще не настолько борода отросла, чтобы они понадобились. Лишнее свидетельство, что я просто глупый мальчишка, которому нечего было давать роль в мире взрослых.

Дверь отворилась и задержалась на защелке.

Какое безобразие! Кто смеет открывать его дверь запасным ключом?

И не только ключом! Кто-то просунул инструмент и убрал защелку. Дверь распахнулась.

Убийцы! Ладно, пусть его убьют в кровати. Он не забьется в угол, не будет умолять не убивать.

– Бедная детка, – сказала мать.

– Он расстроен, – сочувственно сказал отец. – Не смейся над ним.

– А я вот вспоминаю, через что прошел Эндер. Изо дня в день, несколько недель подряд драться с муравьями до изнеможения, и он всегда был готов вскочить и снова драться.

Питер чуть не заорал. Как она смеет сравнивать то, через что прошел он, с мифическими «страданиями» Эндера? Эндер никогда даже битвы не проигрывал, она забыла, что ли? А он, Питер, только что проиграл войну! Ему положено спать!

– Готов? Раз, два, три!

Матрац под Питером поехал в сторону. Питер неуклюже шлепнулся на пол, стукнувшись головой о кровать.

– Ай! – вскрикнул он.

Не правда ли, последнее слово, достойное, чтобы его запомнили потомки?

Как великий Питер Виггин, Гегемон Земли (и, разумеется, брат Эндера Виггина, святого спасителя), встретил свой конец?

Он получил страшную рану головы от своих родителей, стащивших его с гостиничной кровати после недостойного бегства из собственной резиденции, где ему никто ничем не угрожал и не было даже свидетельств нависшей над его особой угрозы.

А каковы были его последние слова?

Одно слово, достойное быть выбитым на посмертном памятнике. Ай.

– Вряд ли мы сможем доставить его в душ, не коснувшись его священной особы, – сказала мать.

– Боюсь, что ты права.

– А если мы его коснемся, – продолжала мать, – есть реальный шанс, что нас поразит громом на месте.

У других людей матери сочувственные, нежные, утешительные, понимающие. А у него – язвительная ведьма, которая его ненавидит. И всегда ненавидела.

– Ведро для льда, – предложил отец.

– Льда нет.

– Но вода-то есть?

Это уже действительно глупо. Подростковая шутка – поливать спящего водой.

– Выйдите, я через пару минут встаю.

– Нет, – возразила мать. – Ты уже истаешь. Слышишь, отец наполняет ведро? Вода шумит.

– Ладно, ладно, только выйдите, чтобы я мог одеться и пойти в душ. Или это хитрость, чтобы снова увидеть меня голым? Ты мне никогда не даешь забыть, как меняла мне пеленки – наверное, в твоей жизни это был важный этап…

Ответом ему была плеснувшая в лицо вода. Не полное ведро, но промочить волосы и плечи хватило.

– Извини, что не хватило времени его наполнить, – произнес отец. – Но когда ты начал говорить непристойности моей жене, мне пришлось поторопиться, пока ты не сказал чего-нибудь, за что пришлось бы тебе морду расквасить.

Питер вскочил с матраца и сбросил шорты, в которых спал.

– Вы это хотели видеть?

– Абсолютно точно. Тереза, ты была не права: есть у него яйца.

– Очевидно, недостаточно.

Питер пробрался между ними и захлопнул дверь ванной.

Через полчаса, заставив журналистов ждать всего десять минут после назначенного времени, Питер один взошел на помост в углу забитого народом конференц-зала. Портативные камеры всех репортеров повернулись к нему. Такого внимания еще не было ни на одной его пресс-конференции, хотя, надо сказать, это была первая его пресс-конференция в США. Может, здесь репортеры всегда так себя ведут.

– Я не меньше вас удивлен, что оказался сегодня здесь, – произнес Питер с улыбкой. – Но должен сказать, что благодарен источнику, который дал мне информацию, позволившую мне вместе с моей семьей покинуть резиденцию, которая когда-то была безопасным убежищем, а теперь стала самым для меня опасным местом в мире.

Я также благодарю правительство Соединенных Штатов, которое не только предложило мне перенести сюда резиденцию Гегемона, но также выделило достаточный контингент Секретной службы, чтобы организовать мою охрану. Я не думаю, что ее присутствие необходимо, по крайней мере в таких количествах, но до недавнего времени я полагал, что мне не нужна защита и в резиденции Гегемона в Риберао-Прето.

Улыбка его приглашала посмеяться, и кто-то действительно засмеялся – скорее от напряжения, чем от юмора ситуации, но все равно годится. Отец особо подчеркивал: заставляй их иногда смеяться, чтобы создать непринужденность. Это заставляет думать, что ты тоже чувствуешь себя непринужденно и уверенно.