Песня ветра (СИ) - Завгородняя Анна Александровна

    Гарри уронил руки и в тот же миг на пристань опустился трап. Самый обычный трап, ничем не отличавшийся от трапа на «Сирене», только вот спускался он сам, без чьей-либо помощи, в то время, как на фрегате этим занималась команда Мердока.

   - Что за чудеса? – спросила я тишину и неожиданно поняла, что остальные просто молчат. Эйми стоит за спиной своего хозяина, с невероятно прямой спиной, подняв голову и глядя на черный корабль. Я видела страх в ее глазах, меня же, напротив, «Песня ветра» не пугал.

   - Иди за мной! – велел Гарри не поворачивая головы, но я поняла, что обращается он именно ко мне. Ноги дернулись сделать первый шаг, но я осталась на месте, лишь бросила взгляд на желтоглазого капитана, который смотрел на судно, как мне показалось, с неприязнью и настороженно.

   - Или боишься? – спросил Гарри и теперь соизволил посмотреть на меня, ту, которую называл дочерью.

   - Нет. Вовсе нет! – ответила слишком быстро и старик улыбнулся. Улыбка преобразила его черты, и он стал чуть моложе. Пропал мутный взгляд, стал яснее и чище, и даже складки возле губ словно разгладились.

   «А ведь он не стар!» - мелькнула мысль.

   - Раз так, пойдем! – слово насмехаясь надо мной, сказал пират.

    Сдержалась, чтобы не оглянутся на Мердока, отчего-то он казался мне единственной родной душой на этой пристани. Смешно сказать, человек, похитивший меня, едва ли не силой заставивший совершить это путешествие и – родной!

    Гарри протянул ко мне свою руку, оказавшуюся худой и неожиданно цепкой. Я помогла ему подняться на корабль, удивившись тому, что остальные стоят на пристани и провожают нас взглядом.

   - Ну же! – проговорил старик с нетерпением.

    И мы прошли по трапу на палубу, ступили на деревянный настил и в тот же миг мне показалось, что корабль ожил, издал нечто похожее на вздох и теперь уже не Гарри, а я сама цеплялась за тщедушную руку старого мужчины.

   - Пойдем в каюту капитана! – велел старик. – Я хочу удостовериться, что ты – моя дочь.

    И я сама не знаю, зачем пошла за ним, помогая при этом. Гарри навалился на меня всем своим весом и оказался на удивление тяжелым, вопреки тощему телосложению. Капитанская рубка встретила нас тишиной. Только плеск волн о борт судна, да вздохи, наполнявшие судно, звучали ото всюду.

    Двери открылись сами, и я уже не удивилась этому, понимая, что, скорей всего, если я не ошибаюсь, корабль заколдован или, что уже совсем невероятно, живой. Почему у меня в голове возникло именно это сравнение, я не знала, просто ощущала, что вместе с магией в корабле есть что-то большее, сильнее, чем незримое колдовство.

    Каюта капитана представляла собой широкое и просторное помещение с круглыми окнами, через стекло которых проникал яркий солнечный свет, падая на дощатый пол. Она едва ли сильно отличалась от каюты на «Сирене»: тот же стол и стулья, сундуки для вещей и кровать в самом углу, какой-то шкаф, прикрученный к стене, так, что во время шторма не упадет и не заскользит по полу неваляшкой…

    Пока я осматривалась, Гарри отлепился от меня и на негнущихся ногах прошел к столу, склонился над ним, рассматривая что-то на гладкой поверхности. Что-то незримое мне.

   - Иди сюда, Катарина! – позвал тихо. Голос снова потерял силу, и сам мужчина согнулся, став похожим на древнего старика. Та былая мощь, мелькнувшая было в его фигуре, исчезла, словно и не бывало и предо мной предстал слабый и больной человек, каким я увидела его в первую нашу встречу.

    Я шагнула, ощущая под ногами твердый покачивающийся пол. Кажется, на море усилилось волнение, или это меня уже саму покачивало от переживаний и страха, затаившегося в самой глубине сознания. Но я подошла к столу и остановилась, став так, что между мной и пиратом оставалось расстояние в шаг. При желании он мог протянуть руку и прикоснуться ко мне, как, впрочем, и я.

   - Что ты видишь? – спросил мужчина и кивком указал на пустую поверхность стола.

    Я воззрилась на отполированное дерево, такое же черное, как и само судно. Слишком гладкое, почти ловившее мое отражение с едва заметным искажением, словно подобие зеркала.

   - Ничего! – ответила я. – Только себя.

    Гарри нахмурился.

   - Смотри внимательнее! – приказал, и в его голосе прозвучало неприкрытое раздражение.

    Я послушно опустила глаза, зачем-то подняла руку и положила ее на стол. Сперва ничего не происходило. Поверхность казалась холодной, что, как я полагала, не свойственно дереву, а затем под ладонью стало заметно теплеть.

   - Что происходит? – удивилась вслух и подняла глаза на Гарри.

    Старик улыбнулся, только от его улыбки по спине пробежали мурашки и стало страшно и одновременно, жутко. Я попыталась отнять ладонь, только она словно прилипла, приросла к столу. От страха дернулась раз, другой, в тщетной попытке освободиться, только не удалось, а коже на ладони стало горячо, так, что я ощутила боль, словно схватилась за край кипящего на огне медного чайника.

    Не удержавшись, закричала, а пират лишь улыбался, глядя на мои мучения.

   - Терпи! – произнес. – Если ты – моя дочь, то корабль не причинит тебе вреда!

   «А если нет?» - мелькнуло в голове. Что тогда произойдет со мной? Умру, или сгорю заживо?

    Боль стала только сильнее, расползалась по всему телу, и я уже не сдерживаясь кричала так, что наверняка было слышно на пристани, только мне было все равно. Я упала на пол, зависла, прикованная ладонью к проклятом капитанскому столу, продолжая биться от боли и просто плакать в голос.

    Оказалось, я слаба и боль сломила меня. Только вот стыда я не испытывала: он просто утонул в огне, охватившем меня с ног до головы. Мне казалось, я пылаю, только в невидимом пламени, а старик возвышался надо мной, и я видела, как меняется его лицо и тело, как исчезают седые волосы и из редких жидких, становятся темными и густыми, а в глазах – ясность и кожа…его кожа больше не напоминала пергамент, налилась красками. Казалось, мужчина раздался в плечах и окреп просто на глазах, в то время как у меня перед глазами все затянулось дымкой то ли от боли, то ли от страха, а сознание, не выдержав долгой пытки, отключилось, утягивая меня в спасительную темноту.

    Уже падая, я поняла, что ничего меня не держит.

    Шлепнулась об пол…наверное, ударилась, только не ощутила этой боли, показавшейся мне слабой после той муки, которую я испытала.

    Мир перед глазами померк и все залила тьма: густая…отвратительная, с отголосками жуткого хриплого смеха и голоса, в котором я узнала голос старого пирата.

    Приходила в себя мучительно долго. Картинки, мелькавшие перед глазами, являли мне собой то, чего просто не могло быть.

    Я видела мать, такую, какой она была до своей болезни: молодую и красивую, с темными волосами и уставшим взглядом. Она клонилась надо мной и рядом с ней ее пират, мужчина с глазами цвета осени. Они оба смотрели на меня и что-то говорили, кажется, обращаясь ко мне, но только слов я не слышала. А затем он, отец Мердока, нагнулся ниже и произнес:

   - Как ты, Катарина?

    Слова прозвучали отчетливо, и я даже немного удивилась, что слышу их, только через секунду-другую, образ мужчины стал меняться, растекся туманом и стало вырисовываться другое лицо, лицо человека, втянувшего меня в этот кошмар, виновника произошедшего.

    Желтоглазый смотрел с подлинным страхом и, кажется, искренне переживал, только я была слишком зла на него и пока не понимала, что происходит. Память подбрасывала странные картинки: корабль, стол, старик Гарри и боль, лишавшая рассудка, потом мое падение и превращение старика в полные силы мужчину, темноглазого, надменного, каким мог быть Гарри в молодые годы.

   «Он и так молод, - мелькнула мысль, - разве ты этого еще не поняла? Разве не помнишь его слова о проклятье?».

    Потолок надо мной покачивался, хотя, мне могло и просто казаться. Может, кружилась голова?