Четвертый тоннель - Игорь Андреев

Зал взорвался хохотом, в котором преобладали женские голоса.

— По-моему, она сказала эту глупость, чтобы произвести впечатление на папу. Мол, такая умная, смотрит на вещи по-медицински, по-научному… А я не знал, что такое инфекция… Слово «инфекция» похоже на слово «милиция»…

Зал снова погрузился в судороги смеха. Они так ржали, будто я — кривляющийся на сцене юморист Петросян, а они — петросяновские фанаты-пенсионеры. Когда ржание стихло, я продолжил:

— Я знал, что такое милиция, потому что видел милиционеров. Это такие дяденьки в синей форме и фуражках. А что такое инфекция? Но я понял маму, не понимая ее слов, — по интонации и выражению лица. По внутреннему состоянию. И еще я сейчас подумал, что они уже тогда меня обманывали. Выдавали свое одобрение, свою личную оценку за бесспорную истину в последней инстанции…

После тренинга я с удивлением наблюдал за переменами в себе. И никак не мог понять, что это такое. Какое-то причудливое временное отклонение от привычной мне жизни, которую я всегда считал нормальной? Или возвращение к нормальной жизни из истерично-депрессивного сна, который продолжался три десятка лет?

Многое, что раньше казалось очень важным, совершенно перестало волновать. Глядя на беспокоящихся по разным поводам людей — родителей, друзей, подруг и коллег, я недоумевал: зачем люди парятся? Решать задачи и париться — отнюдь не одно и то же. Суета и волнение мешают, а не помогают. Нервозность не дает радоваться жизни. Так зачем же они парятся?

Я также подумал, что если бы пошел на мужской тренинг после Трансформации, результат был бы совсем другим. Между тем пикап стал совершенно безразличен. Мое отношение к женщинам изменилось радикально. Все упростилось донельзя. Увидел ту, которая нравится, подошел как мальчик к девочке, и сообщил все, что думаю и чувствую. Типа — давай играть вместе. Если да, то прекрасно, если нет, то все равно прекрасно. Это не технологично, не учитывает страхи и предрассудки женщины, которая, может быть, и рада поиграть, но притворяется «хорошей девочкой», которая «не такая», поэтому эффективность такого моего обращения к женщинам не была так уж высока. Но меня это и не волновало. Мне было и так хорошо.

Полностью исчез страх быть уволенным с работы. Раньше я его не осознавал, только чувствовал непонятное беспокойство при общении с начальством. Вроде бы все нормально, мной довольны, но — я на всякий случай беспокоюсь. После тренинга меня посетила мысль, что я слишком сильно ассоциирую себя со своей работой. Но моя работа

— это не я… Но это еще не все. Еще примерно через две недели я осознал, что страх потерять эту работу был только потому, что я… хотел ее покинуть. Я хотел что-то изменить в своей жизни, для этого надо было потерять эту выгодную и наскучившую работу, но я боялся неизвестности, ведь непонятно, что получу взамен. Призрачное будущее казалось пугающим.

Через пару дней после этого осознания я пришел в кабинет начальника по какому-то вопросу. Он сразу сделал замечание насчет моего опоздания. Я пал перед ним ниц, встал на колени, схватил его за ботинки и карикатурным умоляющим голосом закричал:

— Не вели казнить, начальник! Вели меня высечь, если хочешь, только не вели казнить!

— Ни хрена себе, — сказал он, ошеломленно глядя на меня с высоты своего роста. — Да, тренинг повлиял на твой артистизм. Посмотрим, что станет с твоей трудовой дисциплиной.

Дисциплина не изменилась. Я словно искал возможности, чтобы меня уволили. Но меня не увольняли…

Через несколько дней на презентации какого-то нового проекта я встретил Сергея Минаева. Мы пили виски с колой, стоя чуть в стороне, и говорили. Раньше мы общались от случая к случаю, когда пересекались в офисе, но совсем недавно он сделался литературной звездой, после выхода книги «Духless», и теперь мне было интересно, какие изменения произошли в этом человеке с приходом публичной известности. Оказалось, он почти не изменился, только, пожалуй, стал чуть спокойнее относиться к мнению окружающих. Литературным критикам, кажется, не приходило в голову, что хотя его стиль изложения далек от эталонного (если таковой вообще существует), у него есть то, чего нету них — целеустремленность, трудолюбие и уникальный материал. На него брюзжали со всех сторон люди, расстроенные тем фактом, что он пишет не так, как надо, и популярен, а они, конечно же, знают, как надо писать, но остаются никому неизвестными неудачниками. Я спросил его об этом.

— Я уже привык и не замечаю критику, — ответил Сергей. — Ате, кто кидается говном, это люди, которым просто нечем больше кидаться, потому что у них нет ничего другого. Выражают себя как могут. Я давно решил: буду делать только то, что хочу, а кому не нравится, пусть идет на…

Его перебила громкая музыка, но я понял мысль. Наклонившись ближе к его уху, я сказал:

— Слушай, у меня в жизни намечаются крутые перемены. Я не знаю точно, чем хочу заниматься, но, похоже, род деятельности сильно изменится. Проблема в том, что я не привык принимать важные решения самостоятельно. Я привык искать поддержки.

— Ну да, так проще. Только если эти решения принимаешь не ты, их за тебя принимает кто-то другой. Другие не могут знать, чего хочешь ты. Ты хочешь делать то, что хочешь, — ну и делай, не оглядываясь на других…

Проработав еще несколько недель, я сообщил руководителю холдинга, Дмитрию, что не понимаю, что мне делать на этой работе.

— Вы с Костей не даете мне новых возможностей. А я сам ничего предложить не могу, потому что не вовлечен в создание проектов. Я делаю задания по инерции. Я не расту. По-моему, я достиг пределов роста здесь. Я чувствую себя тупеющим бездельником. Давайте меня уволим.

— Ну да, — задумчиво ответил босс, — ты стал какой-то… ебанутый что ли. Непонятно о чем думаешь.

Незадолго до нового 2008 года я уволился. Потеря меня, такого, как мне казалось, особенного и незаменимого, отнюдь не нанесла урон компании. Потеря работы, которая, как мне казалось, образует стержень моей жизни, тоже никак на моей жизни не сказалась…

Примерно через месяц послетренинговая эйфория улеглась, оставив после себя новое состояние ума. Я стал просто спокойным, расслабленным и более осознанным. За словами и поступками себя и других начал довольно четко видеть реальные мотивы. Кто как врет, кто чего боится. Вот, например, человек, на которого я обратил внимание. Его жесты, интонация, невербальные сигналы, что-то еще. Смотрю и понимаю… Нет, не так. Понимаю потом, через несколько секунд, а сначала чувствую и знаю — мгновенно. Я начал лучше чувствовать других людей только потому, что стал лучше чувствовать самого себя. На всех своих эмоциях, мыслях и поступках словно вижу бирки с надписью «это сделано с такой-то целью». Я в основном понимаю, чем продиктованы мои действия, и могу «отключать» у себя ложные мотивы. Я перестал быть таким неосознанным, как прежде. Перестал быть роботом. Как будто открыл глаза. Проснулся. Хорошо…

Когда Вера попросила меня рассказать о тренинге, я просто дал ей ссылку на свой отзыв на сайте тренинговой компании. Вечером она перезвонила:

— Ты там все написал про себя?

— Конечно. А что?

— Там написано, что у тебя комплекс неполноценности, и что ты боялся знакомиться и развивать отношения с женщинами. Ты это серьезно?

— Ну разумеется.

— Что-то не верится. Такого наглого мужика я еще не встречала.

Она говорила со мной как врач. Таким внимательным и серьезным тоном, как на приеме. Впрочем, она и есть врач, просто пока не научилась переключаться. Я засмеялся.

— Знаешь, человек это одно, а его внешний образ — совсем другое, — ответил я. — В самом начале с тобой я притворялся. Строил из себя крутого мужика. Мне казалось, что раз ты такая надменная, строишь из себя недоступную принцессу, то и мне тоже надо выебываться, и даже немного заранее и чуточку больше. Ну, чтобы если ты скажешь «фи», то пусть я останусь в позиции «не очень-то и хотелось». Впрочем, такое было только в начале. После того, как мы с тобой сделали секс, все изменилось. Ты же знаешь, секс сближает. Вспомни тот момент, когда я стал в твоем присутствии вести себя, не заботясь о своей репутации в твоих глазах. Стебать тебя, изъяснять свои глубокие мысли грязным матом и лапать тебя за попу прямо на улице.

— Бесстыжий мерзавец, да.

— Вот где-то тогда я и перестал тебя бояться.

— Но ты и раньше был наглый и развязный. Помнишь, как со мной познакомился.

— Внутри-то я был напряжен. Боялся допустить ошибку, облажаться и все такое…

— Невероятно.

— Да брось ты. Все люди такие. Мы постоянно пытаемся кого-то впечатлить, потому что боимся выглядеть слабыми. Хотя на самом деле сила приходит в тот момент, когда мы разрешаем себе быть и слабыми тоже. Когда перестаем сопротивляться тому, что есть.

— Значит, теперь ты не боишься знакомиться с женщинами?