Костры на берегах - Андрей Леонидович Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ступив на «дневную поверхность» древнего берега Вексы, мы увидели только верхний его — времени — «срез», и теперь по мере снятия лопатами тонких слоев песка мы идем навстречу его течению, к истокам событий. Ведь и этот временной «срез» жилища — всего только финал, плоскостная двухмерная картинка.
А что было перед этим?
Оказывается, много всего. Иногда я начинаю сомневаться, существует ли на самом деле случайность? Или это наши незнание и слепота защищаются сами от себя таким всеобъемлюще равнодушным словом?
Случайными казались в развале сосуда чужеродные черепки. Но, оказывается, донце этого второго сосуда лежит под донцем первого, предшествуя ему в жилище. А под его остатками, в свою очередь, мы находим черепки и донце третьего, самого раннего сосуда, который был поставлен человеком в эту яму, выкопанную им возле очага. Так происходит не только с сосудами. Под плитой зернотерки тоже оказалась еще одна подобная же плита, только гораздо больше сработанная и разбитая пополам, Ее не выбросили, она послужила фундаментом для последующей, потому что обитатели этого жилища умели беречь и ценить все то, во что был вложен труд человека.
Теперь можно взглянуть на находки уже под иным углом зрения. Они обрели протяженность во времени, обрели перспективу, и я вижу, что первоначальная догадка была правильной.
Да, рядом с сосудами и очагом стояла именно зернотерка, а не шлифовальная плита, иначе зачем было заменять разбитую плиту песчаника целой? К тому же для шлифовки в то время, как правило, употребляли розовый песчаник, более плотный, мелкозернистый, тогда как для растирания семян и зерен требуется крупнозернистая фактура камня, вроде того, что идет на мельничные жернова. И жилище должно было быть временным, съемным. Человек, которому полюбилось когда-то это место на берегу Вексы, возвращался сюда со своей семьей — а может быть, родом? — в течение трех летних сезонов, каждый раз заменяя разбитый за зиму глиняный котел новым и водружая над старым очагом легкий каркас из шестов, покрываемый шкурами или слоями бересты.
Вот вкратце то, что можно назвать «историей одного очага».
Жаль, конечно, что в сухом песке дюны не сохранились ни кость, ни дерево. Органические остатки исчезают бесследно, и потому нам трудно сказать, на кого именно охотился во время своих посещений этот человек, какую рыбу ловил и какие при этом употреблял орудия. Но все же кое-что из этого можно будет предположить достаточно точно. В первую очередь потому, что при помощи палеографов мы сможем детально представить окружавшую тогда человека природу — состав и вид леса, растений, а стало быть, и населявших его птиц и животных. Под черепками от горшков, под плитами зернотерок в неприкосновенности сохранилась пыльца именно тех деревьев, кустарников и трав, которые цвели во время этих летних сезонов, поскольку они не перемешались с более ранними и более поздними пыльцевыми зернами. Ну а что касается точно времени, когда все это было…
Лишь только на раскопе начали открываться очажные ямы, была объявлена «охота» за угольками.
Возраст предмета, найденного в раскопах, время отложения того или иного слоя — больной вопрос для каждого археолога. Чтобы определить возраст возможно точнее, придумано много способов, подчас виртуозных и хитроумных, но собственно археологический метод, как его ни разнообразить, сводится к построению различного рода «цепочек» из предметов, восходящих к классической древности, как-то Рим, Греция, или к древнейшим восточным цивилизациям, в которых уже появилась письменность.
Вот, например, в Трое, воспетой Гомером и найденной Г. Шлиманом, или в Уре при раскопках найден бронзовый топор достаточно характерной формы. Время его создания может быть установлено по одновременным ему письменным документам, содержащим дату, — папирусам дипломатической почты древнеегипетского двора или по обожженным глиняным табличкам с клинописными текстами. Но такой же точно топор, или очень близкий ему, оказывается, найден на Кавказе при раскопках погребения или, допустим, в культурном слое древнего поселения. Ясно, что в таком случае вещи, вместе с которыми топор был найден — украшения, сосуды, орудия труда, оружие, — одновременны ему и автоматически получают ту же дату. Теперь они сами уже оказываются датирующими предметами, действующими наподобие лакмусовой бумажки, и когда сходные с ними вещи — скажем, костяная булавка, подобная той, что была найдена в погребении с топором на Кавказе, или кинжал — археологи обнаруживают еще дальше на севере, под курганом на Средней Волге, в каменной гробнице в Прикарпатье, новый комплекс предметов определяется возрастом булавки или кинжала, а стало быть, и переднеазиатского топора.
Подобные цепочки могут быть и короткими и длинными. Они ветвятся, пересекаются, уточняя друг друга во времени, порождают новые ответвления и в конце концов могут приводить к достаточно серьезным ошибкам из-за схожести разновременных вещей.
Теперь на помощь археологии пришли естественные науки, в первую очередь геохимия, создавшая радиоуглеродный анализ, для которого требуется органический материал — дерево, материя, кость, даже простой древесный уголь, сохраняющийся тысячелетиями в древних очагах.
Как ни странно, именно археология связала настоящее с прошлым, эпоху первобытности — с последним словом науки о материи, человека — с космосом. И огонь, зажженный Прометеем, одетым в звериную шкуру, сохранил до наших дней память о пылающем костре мироздания…
Образ? Да, конечно. Но в каждом таком образе есть реальная основа. Как все сложное, радиоуглеродный метод определения возраста прост в своей идее, но возникнуть он смог лишь тогда, когда догадка о связи всего живого на Земле — ее биосферы — с космосом стала аксиомой.
Растения поглощают из атмосферы углерод. Они очищают воздух, насыщая его кислородом, а углерод переводят в связанное состояние. Но атомы углерода неодинаковы, они предстают в виде различных изотопов, ведущих себя по-разному, в том числе и радиоактивных. Один из радиоактивных изотопов углерода — углерод с атомным весом 14 — образуется в верхних слоях атмосферы под воздействием космических лучей. Поглощая из атмосферы углерод, накапливая его, растения поглощают и этот радиоактивный изотоп, который существует в строго определенной пропорции с остальными. Накопление его возможно лишь во время жизни растения. Как только растение умирает, начинается распад изотопа. Сравнивая количество изотопа C14 в древесном угле, в древесине
