Золотарь - Лев Рыжков

Когда же наконец впереди блеснул свет, освещавший затхлые ступеньки, Кристоф понял, что все-таки спасся. В беспамятстве он преодолел лестницу. Глоток пыльного, спертого, но все же свободного воздуха опьянил его. Оглянувшись, он увидел, что золотарь отстал от него всего на несколько шагов, что он уже взбирается по лестнице.

Кристоф обессиленно рухнул на ковер. В проеме двери тем временем показалась покрытая язвами рожа.

Кристоф закричал. Его руки в поисках опоры судорожно ухватились за статую. Статуя повалилась набок и разлетелась на куски. С большим трудом Кристоф поднялся и за миг до того, как чудовище опять чуть не ухватило его за ногу, побежал прочь, не разбирая дороги.

Оглушенный ужасом и отвращением, Кристоф мчался коридорами и галереями и даже нисколько не удивился, когда выбежал в уже знакомую ему часть замка.

В ванной он скинул изгаженную одежду, надел охотничье платье, натянул высокие, выше колен, сапоги. Там же его в последний раз вырвало.

Вскоре он стучался в дверь флигеля, в котором жили егеря.

Открыл старший – Михаэль. Он был небрит. – О! Ваша милость! Здравствуйте. Прошу, – сказал он, пропуская Кристофа во флигель.

– Нет, – сказал Кристоф, мутным взглядом обводя помещение. – Нет, я не буду заходить!

В маленькой комнатке егеря играли в карты.

– Собирайтесь! – сказал Кристоф. – Выезжаем.

– Куда? – Егерь по имени Клаус вопросительно вскинул бровь. Обнаженный до пояса, он поиграл чугунными шарами атлетических мускулов. – В такую-то погоду?

– Да. Не важно, собирайтесь.

Он не видел, как егеря переглянулись и пожали плечами.

– Едем, – сказал Кристоф. – Так надо. Мы едем не на охоту. Мне надо, чтобы вы были со мною рядом. – И шепотом добавил: – Я не приказываю, я прошу.

– Ну, раз так, – Михаэль ободряюще улыбнулся, – тогда мы тоже едем.

Лишь когда все пятеро выехали за ворота замка, Кристоф почувствовал облегчение.

2. Буря

Копыта скакунов глубоко вонзались в дорожную грязь. Комья жирной глины летели на сапоги, облепляли лицо, волосы, шею. Пятеро всадников неслись сквозь темную влажную неразбериху, ветер задувал послушные капли под широкополые охотничьи шляпы.

Впереди всех, прижавшись к загривку своего арабского скакуна, мчался Кристоф. Замок Дахау славился лучшей в этих краях конюшней. И действительно, глядя на то, с какой небрежностью и в то же время аккуратностью эти скакуны несут своих всадников через непролазную грязь и завалы деревьев, сокрушенных бурей, трудно было усомниться, что выносливостью эти длинногривые красавцы не уступят ломовым лошадям, а грацией и изяществом – своей далекой африканской родне зебре.

Всадники остановились перед огромным завалом, преградившим дорогу. Жестокий, немыслимой силы ураган вырвал из земли многолетние ели как мелкие, пустяковые травинки, обломал стройные сосны у самого корневища. Крона одного из вывороченных деревьев еще дымилась, пораженная молнией.

Михаэль спешился. Ноги его по щиколотку увязали в грязи.

– Дальше хода нет! – прокричал он.

Рев урагана заглушил его слова.

– Что?! – крикнул в ответ Кристоф.

– Дальше хода нет!…

– Не может быть, тысяча дьяволов! – Кристоф выпрыгнул из седла. – Тогда мы пойдем пешком!

– Но, барон…

– Никаких «но»! – взревел Кристоф, шагая по скользким стволам поваленных деревьев. – Хоть пешком, хоть ползком, но мы должны добраться до поместья Блямменберг во что бы то ни стало!

–Но…

– Что?!! – Помутневший взгляд барона был безумен.

– Как же мы поступим с лошадьми?…

– Ко всем чертям лошадей!… Мы должны, должны, непременно обязаны там быть!

– Истинное безумие! – сказал Клаус. – Двадцать пять верст под дождем!…

Дорога превратилась в бурнокипящую реку. Вода была всюду: вверху, внизу, по бокам. Потоки грязи валили путников с ног. Со всех сторон грохотали и искрились молнии. «Как в преисподней!» – подумал Кристоф. Они шли безнадежно медленно, по колени утопая в жидкой грязи. И остановились, лишь когда молния буквально в паре шагов от них ударила в огромный, старый, неохватный, двухсотлетний бук. Древнее могучее дерево, чья кора была тверда, как панцирь черепахи, надломилось и рухнуло, подобно тонкому саженцу, упало, загоревшись, поперек дороги. Вспышкой пламени ослепило глаза, обожгло лица.

– Дальше идти нельзя, – сказал Михаэль.

– Обойдем! – Кристоф вцепился в промокший кафтан егеря. – Обойдем!

Михаэль в ответ лишь усмехнулся, указав на непролазные заросли можжевельника по обеим сторонам от дороги.

– Все равно мы пройдем! – закричал Кристоф, перекрикивая удары грома. – Пролезем! Вперед!

И тут Кристоф ослеп, внезапный мрак застил глаза, густой, непроглядный мрак, расколотый напополам зигзагами ветвистой, как рога лося, молнии. Тотчас же последовал сильнейший, рвущий перепонки, грохот. На Мгновение Кристофу показалось, что он превратился в распластанную на жарком камне медузу – тающую, растекающуюся, ослепшую.

Когда зрение возвратилось к нему, он различил сквозь изломы впечатавшейся в сетчатку глаз молнии горящий можжевельник. Словно разгневанный древний громовержец задался целью преградить им путь… Кристоф рухнул прямо в грязь. Путь был закрыт.

Осталась одна дорога. Дорога в, замок. В замке же очень быстро стемнело. За весь день, долгий, скучный день, Клара не заметила ни единого проблеска солнечного света. Весь день горела свеча.

Огромная богатая комната, стены покрыты изысканной резьбой, а потолки грязны и затянуты ссохшейся паутиной. Огромное, как все в этом замке, распятие над необъятным ложем. Лик Иисуса искажался в неверном, дрожащем отблеске свечи. Казалось, он улыбается, но улыбка его недобра. Какой-то хищный, звериный оскал исказил лик Спасителя.

В огромной темной комнате было страшно. Гроза – это вообще всегда страшно, а здесь, в этих хоромах, особенно… Мама уже спит… Что поделать? Старая деревенская привычка – ложиться спать, едва лишь стемнеет. А сегодня темно весь день…

Клара сидела у окна, руки, сжимавшие вязанье, опустились на колени. Клара смотрела в окно на косой пунктир дождя и изломы молний. Непогода странно действовала на Клару. Вязанье то и дело выпадало из рук. Она могла часами напролет смотреть в окно, но внезапно вспоминала про вязанье, ощутив некое чувство долга, вновь принималась за свою работу. Работа не шла: петли путались, клубки шерсти падали на пол и укатывались куда-то, и Клара снова припечатывалась взглядом к окну. Она видела, как выбежал из замка Кристоф. Никогда не поймешь, что он делает и, главное, зачем. «Не вмешивайся, дочь, – часто говорила мать. – Кристоф – образованный, учился в университете, не чета нам с тобою».