Убийца по прозвищу Англичанин - Дэниел Сильва

– Ее необходимо ликвидировать, – послышался сухой бесплотный голос. – Как и израильтянина.

Петерсон сдвинул брови.

– Будут последствия. Анна Рольфе – национальное достояние. Если убить ее так скоро после отца, неизбежно возникнут малоприятные вопросы, особенно в прессе.

– Можешь быть уверен, что излияния национального горя, если Анну Рольфе убьют, не будет. Она ведь даже отказывается жить в Швейцарии, и она уже несколько раз приканчивала себя. Что же до прессы, пусть задают столько вопросов, сколько хотят. Без фактов их истории будут выглядеть как заговорщические сплетни. Меня беспокоит только, когда власти задают вопросы. А за это мы платим тебе, Герхардт… за заботу о том, чтобы власти не задавали вопросов.

– Я должен также предупредить вас, что израильская разведка работает не по обычным правилам. Если мы наметим убить одного из ее агентов, они придут за нами.

– Я не боюсь евреев, Герхардт, и тебе не следует их бояться. Свяжись немедленно с Антоном Орсати. Я переправлю дополнительные средства на твой оперативный счет, а также кое-что дополнительно на твой личный счет. Рассматривай это как стимул для скорого решения проблемы втихую.

– В этом нет необходимости, герр Гесслер.

– Я знаю, что необходимости нет, но ты это заслуживаешь.

Петерсон поспешил сменить тему разговора. Он не любил зацикливаться на деньгах. В противном случае он начинал чувствовать себя проституткой.

– Я действительно должен ехать обратно в Цюрих, герр Гесслер. Погода.

– Ты можешь провести ночь здесь.

– Нет, я, право, должен вернуться.

– Как тебе угодно, Герхардт.

– Могу я задать вам один вопрос, герр Гесслер?

– Безусловно.

– Вы знали герра Рольфе?

– Да, я хорошо знал его. Одно время мы были очень близки. Собственно, я был у него в то утро, когда его жена совершила самоубийство. Она вырыла себе могилу и застрелилась. Тело обнаружила юная Анна. Жуткая история. Жаль, что герр Рольфе умер, но это было необходимо. Ничего личного в том нет – чисто деловые соображения. Ты понимаешь разницу, верно, Герхардт?

33

Лондон

Джулиан Ишервуд сидел за своим письменным столом, перебирая кипу бумаг, когда на Мейсонс-Ярд раздался звук грузовика, едущего по кирпичной кладке. Ишервуд подошел к окну и выглянул. С переднего пассажирского сиденья вылез мужчина в синей робе и направился к двери. Через минуту взвыл звонок.

– Айрина? Ты заказывала доставку на сегодня?

– Нет, мистер Ишервуд.

«О Господи! – подумал Ишервуд. – Неужели опять?»

– Айрина?

– Да, мистер Ишервуд?

– Что-то я немного проголодался, милок. Будь душенькой и принеси мне панини из этого замечательного магазина на Пиккадилли.

– С превеликим удовольствием, мистер Ишервуд. Могу я выполнить еще какое-нибудь бессмысленное и унизительное поручение?

– Не задирайся, Айрина. Добавь к тому, что я сказал, чашку чая. И не спеши.

Человек в синей робе был похож на того, кто обследовал дом Ишервуда в поисках термитов. На нем были ботинки на резиновой подошве, и он работал тихо и оперативно, как ночная сиделка. В одной руке он держал что-то вроде коробки для сигар с измерителями и циферблатами, в другой – длинную палочку, похожую на мухобойку. Он сначала прогулялся по подземным хранилищам, затем перешел в комнату Айрины, в кабинет Ишервуда, в выставочный зал. Потом он разобрал телефоны, компьютеры и факс. Через сорок пять минут он вернулся в кабинет Ишервуда и положил ему на стол два крошечных предмета.

– У вас были клопы, – сказал он. – Теперь они убиты.

– Господи помилуй, кто их сюда занес?

– Это не моя забота. Я дезинсектор. – Он улыбнулся. – Кое-кто внизу хочет с вами поговорить.

Ишервуд провел его по заставленным кладовкам в погрузочный отсек. Он открыл ворота на улицу, и автофургон въехал вовнутрь.

– Закройте ворота, – сказал мужчина в синей робе.

Ишервуд сделал то, что он сказал. Мужчина открыл заднюю дверь фургона, и оттуда вырвалось облако густого дыма. В глубине, съежившись, сидел несчастный Ари Шамрон.

Человек в «ровере» переехал с Джермин-стрит на Кинг-стрит, которая находилась в пределах одной мили от передатчиков, установленных им в галерее, но он уже какое-то время не слышал оттуда ни звука. Собственно, последнее, что он слышал, – это когда торговец искусством попросил секретаршу принести ему ленч. Мужчине показалось это странным, так как с тех пор, как он наблюдал за торговцем, тот ежедневно ходил куда-нибудь на ленч. Вообще говоря, настолько странным, что он даже отметил время в своем журнале. Через сорок пять минут после этого в его приемнике в машине затрещало от помех. Значит, кто-то только что обнаружил его передатчики. Он тихо ругнулся и включил мотор. Тронувшись с места, он взял мобильник и набрал номер в Цюрихе.

Паром из Хук-ван-Холанд в Харвич был задержан на несколько часов из-за непогоды на Северном море, так что когда Габриель и Анна Рольфе въехали на машине в Мейсонс-Ярд, уже вечерело. Габриель дважды прогудел, и дверь грузового отсека медленно пошла вверх. Как только они въехали, он заглушил мотор и дождался, пока дверь снова опустится, прежде чем выходить из машины. Он вынул с заднего сиденья большой ящик-сейф и провел Анну через кладовую к лифту. Ишервуд ждал их там.

– Вы, должно быть, Анна Рольфе! Это великая честь для меня – познакомиться с вами. Я имел счастье однажды слушать вас, когда вы играли целый вечер Мендельсона. Меня это растрогало до глубины души.

– Вы очень любезны.

– Не зайдете ли внутрь?

– Благодарю вас.

– Он все еще тут? – спросил Габриель.

– Наверху, в выставочном зале.

– Пошли.

– А что в этом ящике?

– Одну минуту, Джулиан.

Шамрон стоял в центре зала и курил свои вонючие турецкие сигареты, не обращая ни малейшего внимания на окружавшие его полотна Старых мастеров. Габриель видел, что старик углубился в воспоминания. Год назад, в этом самом зале, они запустили последнюю стадию операции, закончившуюся смертью Тарика аль-Хурани. Увидев Анну Рольфе, Шамрон просиял и тепло пожал ей руку.

Габриель поставил на пол ящик-сейф и поднял крышку. Затем он достал первое полотно, снял с него обертку и расстелил на полу.

– Бог ты мой! – прошептал Ишервуд. – Это же пейзаж Моне.

Анна улыбнулась:

– Подождите, вас ждет нечто лучшее.

Габриель достал второе полотно – автопортрет Ван Гога и расстелил его рядом с Моне.

– О великий Боже! – прошептал Ишервуд.

Затем появился Дега, затем – Боннар, затем – Сезанн и Ренуар. И так далее, пока все шестнадцать полотен не были расстелены во всю длину галереи. Ишервуд сел на диван, сжал виски пальцами и заплакал.

Шамрон сказал:

– Что ж, вступление сделано. Слово за тобой, Габриель.

Анна все это уже слышала, пока они ехали из Цюриха до границы с Германией, поэтому она отошла и стала утешать Ишервуда, а он все смотрел и смотрел на картины. Габриель рассказал все, что узнал об Аугустусе Рольфе и его коллекции, завершив свой рассказ письмом, которое Рольфе оставил в ящике-сейфе в Цюрихе. Затем он сообщил Шамрону свой план возвращения остальной части коллекции Рольфе – двадцати работ, которые были украдены из сейфа на его вилле в Цюрихе. Когда Габриель закончил свой рассказ, Шамрон затушил сигарету и медленно покачал головой:

– Это интересная идея, Габриель, но в ней есть один роковой недочет. Премьер-министр никогда не одобрит этого. Если ты еще не заметил, мы теперь в состоянии настоящей войны с палестинцами. Премьер-министр никогда не одобрит подобную операцию ради того, чтобы вернуть несколько картин.

– Но это же больше чем несколько картин. Рольфе намекает на существование организации швейцарских банкиров и бизнесменов, которые пойдут на все, чтобы сохранить старый порядок. И у нас, безусловно, есть доказательства того, что они существуют. Свидетельством тому являются три мертвеца – Рольфе, Мюллер и Эмиль Якоби. Да они и меня пытались убить.

– Ситуация слишком взрывная. Наши так называемые друзья здесь, в Европе, уже и так достаточно злы на нас. И нам не надо подливать масло в огонь, затеяв подобную операцию. Извини, Габриель, но я ее не одобряю. И не стану терять время премьер-министра, прося одобрить ее.

Анна отошла от Ишервуда, чтобы послушать разговор Габриеля с Шамроном.

– По-моему, эту проблему можно довольно просто решить, мистер Шамрон, – сказала она.

Шамрон повернул свою лысую голову и уставился на Анну, забавляясь тем, что швейцарская скрипачка посмела выступить с мнением по поводу операции израильской разведки.

– И какое же это решение?

– Ничего не говорить премьер-министру.