Убийца по прозвищу Англичанин - Дэниел Сильва

– Вы не спите?

– Нет.

– Вы не поспите на полу, как в Вене?

– Я не могу пошевелиться.

Она откинула одеяло и залезла в постель рядом с ним.

Габриель спросил:

– Откуда вы знали, что пароль – «адажио»?

– «Адажио» Альбинони было первой вещью, которую я научилась играть. По какой-то причине оно стало любимым музыкальным произведением моего отца. – В темноте вспыхнула ее зажигалка. – Мой отец хотел получить прощение за свои грехи. Он хотел отпущения грехов. И готов был обратиться за этим к вам, но не ко мне. Почему отец не попросил у меня прощения?

– Он, наверное, не думал, что получит его.

– Это так прозвучало, словно вы говорите исходя из опыта. Ваша жена когда-либо прощала вас?

– Нет, не думаю.

– А как насчет вас? Вы когда-либо прощали себя?

– Я бы не назвал это прощением.

– А как бы вы это назвали?

– Приспособляемостью. Я приспособился к себе.

– Мой отец умер, так и не получив отпущения грехов. А он, наверное, заслуживал этого. Но я хочу закончить то, что он начал. Я хочу получить эти картины и отослать их в Израиль.

– Я тоже.

– Но как это осуществить?

– Спите, Анна.

Она и заснула. А Габриель лежал без сна, дожидаясь зари, прислушиваясь к крикам чаек на канале и ровному дыханию Анны. Никаких демонов в эту ночь, никаких кошмаров – невинный сон ребенка. Габриель не присоединился к ней. Он еще не был готов заснуть. Когда картины будут лежать под замком в сейфе у Джулиана Ишервуда, вот тогда он заснет.

Часть третья

32

Нидвальден, Швейцария

Накануне Второй мировой войны генерал Анри Гизан, главнокомандующий Вооруженными силами Швейцарии, объявил отчаянный план поведения в случае оккупации страны превосходящими силами нацистской Германии. «Если немцы к нам явятся, – сказал Гизан, – швейцарская армия отойдет к естественной крепости Альпийского редута и взорвет туннели. И там они будут драться – в глубоких долинах и на ледяных полях высоких гор – до последнего солдата». Дело, конечно, до этого не дошло. Гитлер с начала войны понял, что нейтральная Швейцария ценнее для него, чем Швейцария в цепях и оккупированная. Тем не менее героическая стратегия генерала в оказании сопротивления оккупантам жила в воображении швейцарцев.

Собственно, именно она пришла в голову Герхардту Петерсону на другой день, когда он огибал Люцерну и перед ним маячили Альпы, затянутые облаками. Петерсон почувствовал, как у него быстрее забилось сердце, когда он нажал на скорость и его большой «мерседес» с ревом взобрался на первый горный перевал. Петерсон происходил из Срединной Швейцарии, и его предки были из племен, обитавших в Лесных кантонах. Ему приятно было узнавать, что люди его крови бродили по этим горным долинам в те времена, когда молодой человек по имени Иисус из Назарета сеял смуту в другом конце Римской империи. Петерсону становилось как-то не по себе всякий раз, когда он уезжал слишком далеко от своего надежного Альпийского редута. Ему вспомнился официальный визит в Россию несколько лет назад. Беспредельность просторов этой страны расстроила его нервную систему. В номере московской гостиницы он впервые страдал от бессонницы. Вернувшись домой, он прямиком отправился в свой загородный дом и провел день, шагая по горным тропам над Люцернским озером. Вот в ту ночь он уже спал.

Однако его внезапная поездка в Альпы не имела никакого отношения к удовольствиям. Ее пришлось срочно предпринять из-за двух скверных новостей. Первой новостью была брошенная «Ауди-А8», обнаруженная на дороге близ города Барген, в двух-трех милях от германской границы. Проверка показала, что машина была накануне вечером арендована в Цюрихе Анной Рольфе. Второй новостью был доклад информатора на Банхофштрассе. Дело выходило из-под контроля – Петерсон чувствовал, как оно выскальзывает у него из рук.

Начался снегопад – большие хлопья снега накрыли день белым саваном. Петерсон включил свои янтарные противотуманные фары и жал на акселератор. Часом позже он уже ехал по городу Станс. Когда он подъехал к воротам поместья Гесслера, на земле лежало уже три дюйма нового снега.

Когда он стал парковать машину, появилась пара охранников Гесслера в темно-синих лыжных куртках и шерстяных шапках. Через минуту, пройдя через все формальности выяснения личности, Петерсон уже катил по подъездной дороге к замку Гесслера. Там его ждал другой мужчина, бросая куски сырого мяса голодной овчарке.

На берегу Люцернского озера, недалеко от горного приюта Отто Гесслера, находится легендарное место, где родилась Конфедерация Швейцарии. В 1291 году главы трех так называемых Лесных кантонов – Ури, Швиц и Унтервальден, говорят, собрались на лугу Рютли и создали союз против всякого, кто «вздумает злоумышлять против их особ или их добра». Это событие считается священным для швейцарцев. На стене зала Швейцарского национального совета изображен луг Рютли, и каждый август состоявшееся на этом лугу собрание отмечается как национальный праздник.

Семь сотен лет спустя аналогичный союз оборонительного характера был создан группой самых богатых и самых влиятельных в стране частных банкиров и промышленников. В 1291 году враг был извне – это был римский император Рудольф I из Габсбургской династии, который попытался утвердить свои права феодала над Швейцарией. Сегодня враги опять-таки были извне, но они были разбросаны по всему миру и более многочисленны. Это были евреи, которые пытались вскрыть банковские сейфы Швейцарии в поисках денег и всего прочего, что можно прибрать к рукам. Это были правительства, требовавшие, чтобы Швейцария заплатила миллиарды долларов за то, что принимала на хранение нацистское золото в течение Второй мировой войны. А также это были журналисты и историки, которые пытались изобразить швейцарцев в качестве добровольных союзников Германии, ставших гитлеровскими ростовщиками и поставщиками оружия, способствовавшими продолжению войны ценой миллионов жизней. А также реформаторы в самой Швейцарии, требовавшие положить конец священным законам банковской тайны.

Вдохновителями этого нового союза были неистово независимые обитатели лесов, поселившиеся в 1291 году у Люцернского озера. Подобно своим предкам, они поклялись бороться против всякого, кто «вздумает злоумышлять против их особ или добра». События, происходившие за их Альпийским редутом, рассматривались ими как набиравшая силу буря, которая может смести институты, давшие Швейцарии, крошечной, не имеющей выхода к морю стране с крохотными природными ресурсами, второй по высоте уровень жизни в мире. Они назвались Советом Рютли, и их руководителем был Отто Гесслер.

Петерсон ожидал, что его проведут, как всегда, в самодельную телестудию Отто Гесслера. Вместо этого охранник провел его по освещенной фонарями дорожке к одноэтажному крылу замка. Пройдя сквозь ряд необычно толстых французских дверей, Петерсон попал в атмосферу душной тропической жары, где висело плотное облако пара, пахнущее хлорином. В этом тумане светились, словно фонари «летучая мышь», замысловатые лампы, а бирюзовая вода волнами отражалась на балках высокого потолка. В помещении было тихо – слышен был лишь плеск воды, рассекаемой Отто Гесслером, усиленно трудившимся, плавая кролем. Петерсон снял пальто и шарф и стал ждать, когда Гесслер кончит плескаться. Снег на его кожаных городских туфлях быстро растаял, намочив носки.

– Герхардт? – Пауза, чтобы глотнуть воздуха, новый взмах руки. – Это ты?

– Да, герр Гесслер.

– Надеюсь… снег… не слишком… затруднил… тебе езду.

– Нисколько, герр Гесслер.

Петерсон надеялся, что старик сделает перерыв, иначе им придется провести тут всю ночь. У края бассейна появился охранник и исчез за завесой тумана.

– Ты хотел переговорить со мной о случае с Рольфе, Герхардт?

– Да, герр Гесслер. Боюсь, у нас может возникнуть проблема.

– Я тебя слушаю.

Следующие десять минут Петерсон знакомил Гесслера с сутью вопроса. Гесслер плавал, пока Петерсон говорил. Всплеск, тишина, всплеск, тишина…

– Какой ты делаешь вывод из такого развития событий?

– Что им известно больше, чем нам хотелось бы, о том, что случилось с Аугустусом Рольфе и его коллекцией.

– Упорные люди, верно, Герхардт?

– Евреи?

– Никогда не могут не встрять. Вечно напрашиваются на неприятности. Я не дам им одолеть меня, Герхардт.

– Нет, конечно, нет, герр Гесслер.

Сквозь пелену тумана Петерсон увидел, как Гесслер стал медленно подниматься по ступенькам в мелкой части бассейна, – бледная, ужасающе худая фигура. Охранник накинул ему на плечи махровый халат. Затем завеса тумана снова опустилась, и Гесслер исчез.