Спецназ не сдается - Михаил Нестеров

— Дошел до ручки? Или отрываешься напоследок?

— В ресторане гулял. С подругой, — серо сострил Сергей. — Знаешь, кто был у меня вчера?

— Ну? — кивнул каперанг.

— Яшкина жена.

— Представляю, что здесь было, — с долей безразличия посочувствовал товарищу Бобров.

— А у тебя какие новости? Нашел его?

— Нашел, — ответил Олег, улыбнувшись.

— Врешь!

— Сам видел. Лежит в сухом доке. Но без ремонта не обойтись. Носовая и кормовая батареи пришли в негодность, насос дифферентной цистерны придется перебрать, заменить шланги на баллонах, загубники. А так все в норме.

— Плевое дело! Сегодня же хочу на него посмотреть, — заторопился Сергей, — Спускайся в рубку, я скоро.

— Да нет, — отказался Бобров, — я на свежем воздухе постою.

Спустившись в каюты, Перминов не без труда узнал в одном из спящих Эдика Королева. Бывший оператор контрольно-измерительного поста главной энергетической установки подводной лодки спал с открытым ртом и в промежутках подергивающихся век показывал белок. Жуткое зрелище.

— Вставай, Эдик, — Сергей с трудом растолкал спеца по энергетическим установкам, для которого вот только сейчас начиналась основная работа; ремонт и покраска траулера — все это дерьмо собачье, этим мог заняться любой безработный моряк. Перминову была нужна команда, и он собрал ее. Неважно, что Эдик давно уволился в запас и ходил простым моряком, ставил по ночам сети, уходил на быстроходном суденышке от пограничников и рыбнадзора: специальные навыки, которые ему дал флот, не забудутся никогда.

Вторым поднялся бывший оператор электронно-вычислительной техники Василий Игнаткин: это он вчера тревожил безоблачное небо пуском фальшфейеров. Третьим разлепил веки машинист-турбинист подводной лодки Леонид Нефедович, уволившийся в запас в звании старшины второй статьи.

— Вставайте, вставайте, ребята! Леонид Нефедович, тебе особое приглашение требуется? — Работодатели не всегда понимали Леонида, когда он приходил устраиваться на работу и пояснял: «Нефедович — это фамилия такая». На «Моравеце» его фамилия превратилась в отчество.

На быстром разъездном катере до сухого дока дошли за сорок минут. Дежурный офицер береговой охраны, ознакомившись с документами начальника разведки Каспийской флотилии, все равно заартачился:

— Не могу, товарищ капитан 1 ранга. Без специального допуска не могу. Хоть убейте. Одного могу пропустить. У меня начальство...

— Сынок, — снисходительно склонил голову Бобров, — да у меня столько специальных допусков...

— Погоди, Олег, — вмешался Перминов. — Твоя «красная карточка» тут не поможет. — Он отозвал офицера в сторону: — Найди себе другое начальство, или мы найдем другого дежурного. — И открыл свою дорожную сумку. Дежурный второпях едва не совершил главную в своей жизни ошибку. Он сунул две бутылки водки себе под мышки и... потянулся за второй парой, ослабляя подмышечную хватку.

А вот и он. Трофейный итальянский транспортировщик морских диверсантов типа «СЕ 2F».

СПРАВКА

С 1956 по 1995 год фирма «COSMOS» продала более 600 единиц трех моделей этой серии[15]. Многие попали на вооружение стран Ближнего Востока — Ирана в частности. В мае 1991 года в ходе спецоперации, проведенной группой подводных пловцов «Гранит» Главного разведывательного управления, трофеем стал этот высоконадежный транспортировщик, применения которому не нашлось.

Но главным для Сергея Перминова и дела, которому он посвятил последние несколько месяцев, было то, что «итальянец» был бесхозным. Под нож шло все, вплоть до уникальных малых разведывательно-диверсионных лодок, которые были отбуксированы в Кронштадт для разделки на металлолом.

А этот «транспорт» уцелел. Чудом уцелел. Невиданное дело, что бесхозную машину не растащили по винтику сами охранники. Что отпугнуло их — два подрывных заряда Мк.41 (правда, без часового механизма взрывателя подрывного заряда), которые представляли собой как бы киль этого транспортировщика морских диверсантов? Кто его знает.

Перминов прошелся вдоль стального корпуса, разделенного на четыре отсека — носовой, центральный и два кормовых, вернулся к центральному: именно он был предназначен для размещения двух водолазов в полном снаряжении. Трехсекционный колпак из оргстекла был невредим, его функция — защищать водолазов от набегающего потока воды, но он не защищает от нее: транспортировщик был «мокрого» типа.

Сергей сдвинул переднюю и заднюю секции колпака, под которыми обнаружились дифферентный насос («его нужно перебрать», вспомнились ему слова Олега Боброва), уравнительная и балластная цистерны, штурвал (курс и глубина погружения), рукоятка (скорость и режим движения), эхолот, лаг, магнитный компас. Не оказалось лишь баллона сжатого воздуха. Но это такая мелочь!

Капитан обернулся на товарищей. То, что увидели бывшие моряки, мало походило на траулер, на котором они намеревались выйти в море и половить рыбки. Понемногу они начали кое-что соображать. Например, то, почему в «артели Перминова» нашлось место четырем бывшим подводникам, разведчику, мотористу, водолазу, оператору радиолокационной станции. Собрали-то их на обычном ржавеющем посольно-свежьевом траулере.

— Незнакомая штука? — весело рассмеялся Сергей. — Поднимите руку, кто видит подобную «жестянку» впервые?

Руки у всех висели плетью. Эдик Королев не раз и не два видел, как «таскают» транспортировщики подводные лодки, чтобы в одно прекрасное время через торпедный аппарат в море вышли подводные диверсанты, нередко базировавшиеся на подлодках. И Леонид Нефедович был не без глаз, проходя службу на АПЛ.

— За работу, ребята! — хлопнул в ладоши Перминов. — О деньгах поговорим позже. Осмотрите нашу «щучку» и скажите, что нужно каждому, чтобы привести ее в порядок. Ну, Леонид Нефедович, что скажешь?

Турбинист не все, видимо, заспал, в его голове сквозняком пронеслось из вчерашнего репертуара: «Давай потопим это судно — сейчас или никогда...»

34

Яков Моравец, заложив руки за голову, лежал и слушал плеск волн о подножия скал. Свежий бриз проникал через окно, ласково трепал волосы моряка, его курчавую бородку, доносил восторженные крики белогрудых чаек — безраздельных хозяев этого острова. Их стремительные силуэты, проносящиеся за окном, мимолетными тенями закрывали яркое полуденное солнце. Пройдет совсем немного времени, и его лучи коснутся лица человека, мечтавшего о своем острове...

«Сбылась мечта идиота...» — невесело ухмыльнулся Яков.

Он встал, подошел к окну, подставляя крепкую грудь под освежающий и упругий, как в парусах, поток ветра. Даже не закрывая глаз, а глядя на синеву моря, которая сливалась на горизонте с безоблачным небом, без труда можно было представить скрип мачт, легкое покачивание судна, идущего галсами, и хлопки обликованных гибкими стальными ликтросами парусов. А можно усилить ощущения, поворачивая голову и подставляя под напор ветра то одну, то другую щеку.

Вот и Яков шел к своей мечте то одним, то другим галсом, ведя свое судно в лавировку. И как настоящий моряк не мог не знать, что это не ветер меняет направление, а сам корабль подстраивается под него, чтобы продвигаться все дальше и дальше. Сам того не осознавая, он вынужденно сделал контр-галс, поднявшись прямо против ветра, а это не приближает судно к цели.

Грудастая чайка пронеслась мимо окна. С ее напружиненных, как лук, крыльев сорвались водяные капли и оросили лицо моряка; они попались в сети морщин под глазами, но скоро выбились из них, скатились к губам, изогнутым в горькой усмешке, и развеяли иллюзию: «пресное море» так и осталось «пресным», а соленые капли были слезами Якова Моравеца...

Кончилась иллюзия. Яков, стоя у окна и щурясь от ослепительного солнца, мысленно, как по стапелям, вернулся обратно на ту верфь, где — когда по его желанию, а когда против него — закладывался его новый облик. Вернулся туда, где впервые сказал себе: «Так больше жить нельзя». Вернулся к своим мыслям, не дававшим ему покоя во время разговора с Виталием и Аланом у него дома. А все мысли сводились к одной скорбной истине: "Нищий на «Мерседесе».

Яков даже не представлял, как ему будет тяжело. Принять решение — это одно дело, реализовать — совсем другое. Стоя на месте рулевого, он уходил к чужим берегам. Безвозвратно. Разгулявшийся зюйд-вест, своим воем и напором походивший на байкальскую сарму, срывал с волн пенистые гребешки и швырял их в лицо. Море волновалось. За него, капитана Якова Моравеца. А он продолжал вспарывать его винтом катера, оставляя незаживающий след и в своей душе...

...Он оглянулся, когда «Зодиак» обошел тонущий паром с кормы, тщетно пытаясь разглядеть лодку с товарищами. Руки поневоле изменили курс его «Зодиака», и лодка с подошвы накатившей волны вылетела, взвизгнув резко набравшим обороты мотором, на гребень. Прошлепала днищем по ребристой ложбине следующего водяного вала, чтобы снова взлететь на пенистую вершину.