Легенды о призраках (сборник) - Коллектив авторов

Она плакала на песке, и страдание сочилось из нее, постепенно разбавляясь слезами. Когда она наконец подняла глаза, женщины уже не было.

Небо над головой было глубокого сине-черного цвета, как будто его нарисовали красками.

Карен готова была бить себя по щекам за то, что ничего не сказала этой женщине, не попыталась успокоить ее. Потому что эта женщина, сама того не зная, успокоила ее.

Утром Карен позвонила администратору и попросила принести свежих полотенец. Через несколько минут Айрин их принесла.

– Вы не хотите, чтобы я сейчас убрала комнату, сеньора? – спросила она после того, как положила полотенца на незаправленную кровать.

– Может быть, чуть попозже, – сказал Карен. – Я скоро уйду. Но сначала я хотела бы спросить вас кое о ком.

Айрин улыбнулась:

– В самом деле? И кто он?

Карен засмеялась:

– Не «он», Айрин. «Она».

– «Она»? – Айрин вскинула брови.

– Нет-нет. Не в этом смысле. Мне просто любопытно. Я видела эту женщину на пляже, ночью. Всегда одна, гуляет вдоль воды.

Лицо Айрин посерьезнело.

– Вы ведь не ходили туда снова, сеньора? Ночью? Нельзя ходить ночью к морю.

– Нет-нет-нет, я видела ее из окна. Вы знаете ее?

Айрин попятилась к двери:

– А как она выглядит?

– Женщина с длинными черными волосами, в белом платье. Очень красивая. Всегда одна.

Карен не могла понять, почему Айрин на нее так смотрит. Как будто у нее вдруг выросли плавники и акульи зубы.

– Айрин, – сказала Карен. – Это ведь просто женщина! Она не станет меня грабить или насиловать. Она кажется очень печальной. Она все время плачет.

– Эта женщина… – сказала Айрин, не глядя на нее, – это Ла Йорона. Плакальщица. Видеть ее… это нехорошо.

– Айрин, я тебя не понимаю.

– Ла Йорона, она… она мертвая, сеньора.

Карен смотрела на горничную и видела, что та говорит серьезно. Она верит в это. Тут и правда другой мир. И вопреки всем ее убеждениям, у нее прошел холодок по спине. Какая-то древняя ее частица верила в такие вещи.

– Это какая-то чепуха, – сказала она. Удивительно, но ее голос дрогнул. Она добавила более твердо: – Женщина, которую я видела, была такая же живая, как мы с вами.

– Сеньора, послушайте меня. То, что я вам сказала, – правда. Вы мне не верите, но все равно послушайте меня и сделайте, как я скажу. Это для вас очень опасно. Не выходите из гостиницы после захода солнца.

– Айрин, вы говорите, что женщина, которую я видела, – призрак? И вы рассчитываете, что я в это поверю?

Но ведь женщина появилась на пляже как будто из воздуха – вот ее нет, и вот она есть. Разве не так? Карен отмахнулась от этой мысли. С каких это пор она начала слушать суеверных старух?

Айрин взяла ее за руку и посмотрела ей прямо в глаза.

– Да, сеньора. Женщина, которую вы видели, – это Ла Йорона. Она плохая. Она убила собственных детей. Муж бросил ее ради другой женщины, и она убила их, чтобы его наказать. Теперь она ищет их. Вы говорите, она плачет. Она плачет, потому что не может их найти.

Карен почувствовала, что ее бьет дрожь, как если бы в комнате внезапно похолодало.

Айрин продолжала:

– Говорят, она является тем людям, которые скоро умрут. Поэтому вы и должны ночью держаться подальше от воды. Она всегда на берегу, ищет своих детей.

Карен высвободила ладонь из руки Айрин и села на кровать. Она едва могла дышать. «Ищет своих детей. Она убила собственных детей».

Она попыталась успокоиться, хотя это было ужасно трудно.

– Спасибо, Айрин, – сказала она. – Я буду осторожна.

– Хорошо, сеньора. – Айрин кивнула. – Хорошо. Я вас оставлю сейчас. Я скоро вернусь.

– Спасибо, – повторила она. Горничная вышла из номера. Все здесь было так странно. Женщина в белом появилась из ниоткуда и потом так же загадочно исчезла. Загадочно ли? Карен не могла вспомнить. Она здесь такая рассеянная – заблудилась среди месмерической красоты моря и неба, среди других туристов, местных жителей, собственных воспоминаний. И Итан – Итан! – кажется, он тут так близко.

Боже мой, как она его любила! С того самого мгновения, когда взяла его на руки, – его хрупкое маленькое тельце, она любила его с силой, которой и сама до этого в себе не подозревала. В тот момент она поняла все избитые фразы о материнстве. Она бы умерла ради него, и не один раз, а тысячу. Она бы сделала ради него все на свете.

И ведь она делала все, разве нет? Делала все, чтобы спасти его. Выполняла все, что предписывали врачи, до самого конца. Никто бы не сделал больше.

А он все больше слабел, все больше поддавался боли, которая, казалось, не ограничивалась его маленьким телом и заполняла собой весь мир.

Ее ребенок кричал от боли – днем и ночью.

Ближе к вечеру у Карен разболелся живот. Она не пошла на ужин и легла в постель. Ее тут же затянуло в сон – тот же закольцованный сон, который снился ей каждую ночь, с тех пор как она приехала сюда: она тонет, вода заполняет ее легкие, и ее ребенок тоже там, ближе к поверхности, но она не может добраться до него, сопротивляется, но ее тащит в глубину, а он плачет, плачет…

Карен проснулась от плача. Она не знала, сколько она проспала и который сейчас час. Голову заполнял только что прожитый сон. Темнота, вода. Ее сын.

Она открыла глаза и увидела силуэты бугенвиллии и гардении, выделяющиеся на фоне забрызганного звездами неба. Красиво. Она вдохнула ароматный воздух, почувствовала теплый ветер у себя на щеке.

И вдруг – лицо, прямо за окном, смотрит на нее. Женское лицо, обрамленное густыми черными волосами.

Она вскрикнула и села на постели.

Но там никого не было. Только бугенвиллия и гардения.

Она услышала тихий детский плач.

– Итан?

Какое-то движение в углу комнаты, затем ничего.

– Итан!

Она мгновенно спрыгнула с кровати. Ее малыш! Он здесь! Она знала, она чувствовала, что приехала сюда не просто так. Что-то заставило ее купить ту воскресную газету – когда она в последний раз покупала воскресную газету? – открыть ее на нужной странице, увидеть рекламу и тут же решить провести отпуск в этом мексиканском городке. В последние месяцы жизни Итана она каждую свободную секунду посвящала ему, таскала его от доктора к доктору, пробовала все возможные курсы лечения, даже однажды отвезла его к в какую-то глушь к «целителю», который натер его разными маслами и заявил, что вытащит из него болезнь голыми руками. И еще была та печальная поездка по Италии – как будто все между ней и Тимом не умерло в тот момент, когда чертов врач сказал: «Рак». А год спустя, здесь, сейчас, она увидела объявление, обещающее «романтику», «яркие впечатления» и «приключения», и, не размышляя ни секунды, позвонила в туристическое агентство, а на следующий день написала заявление об отпуске – естественно, они должны были его дать, даже несмотря на то, что это был самый загруженный месяц в году и без нее всем остальным придется туго, потому что у нее умер ребенок от чертова рака. И она набила чемодан летними платьями, купленными еще до рождения Итана – она даже не удосужилась проверить, будут ли они ей впору, – и поехала в аэропорт имени Кеннеди.