Городские легенды - Рина Эм

в довольно большое для крысы тело. Что за дрянь?! Или эти легенды про крыс с собаку, тоже правда? Медленно он достал пистолет, «одолженный» у Ромы. Серая тушка повернулась и он увидел морду.

Лысую, серую морду. Широкая, с огромными круглыми глазами, что подслеповато моргали в свете фонарика. Над приплюснутым лбом — торчащая шерстка. Уши — трубочки почти на лбу.

— Какого хрена… — пробормотал он, наводя ствол.

— Отпусти меня, а? Человече, я тебе ничего не сделала, — вдруг просипел писклявый голосок.

Максим сделал шаг назад:

— Что ты за дрянь?

— Почему дрянь? Я кикимора.

— Кикимора?!

— Кикимора, иду к куму, на Вешенское болото, в Бору.

— К куму, — повторил он и протёр глаза.

— Сама я с Пырского озера. Тут, через город ближе получается, чем кругаля давать по ручьям и рекам.

Максим опустил оружие.

— Вот спасибо!

— Кажется, я надышался метана… — пробормотал Максим. — Или нет? Но почему-то я раньше вас вообще не видел, а теперь чуть не каждый день?

Она проговорила:

— А ты наверное недавно узнал про нас. Ну вот, чего не знал, того и не видал. А теперь видишь.

Максим согласился:

— Хм… наверное.

— Не наверное. Так и бывает. Теперь будешь нас замечать.

Она подобрала подол своей серенькой шубки. Кажется она точно из крысиного меха.

— Ну, я пойду. Рада была познакомиться.

— Постой! — сказал Максим. — Слушай, сможешь мне помочь? Я ищу одну тварь. Он крадёт девушек и обматывает их шелковой нитью. Мне срочно надо его найти.

Она нахмурилась:

— А, павук! Знаю, конечно. Виделись. Тварь та еще. Из-за него теперь под городом стало страшно ходить. Шныряет. Я ведь тебя за него сперва приняла.

— А где его логово, знаешь?

— Убивать его будешь? — уточнила кикимора.

— Да. Если не я, придут другие.

— Придут, да что толку. Были уже другие, арестовали. А он снова тут.

— Что же делать? Знаешь?

Кикимора прищурилась:

— Может и знаю. Иди-ка поближе, я скажу…

Кое-что из того, что она сказала, Максим итак уже знал. Например, что тот, кого она звала павук, любит сухие места и в сырости логово не устроит. Ещё он уже давно догадался, что павук строит логово, чтобы вывести потомство.

— Да пока не может — своей пары не нашлось ему, — говорила кикимора.

Максим спросил: почему не нашлось пары? На что кикиморка поведала, что такого, как этот самый павук прежде не было.

Она потыкала пальчиком вверх:

— Там такое понастроено, чего никогда не бывало ещё в мире. Города, заводы всякие. Недавно молодая кикимора смотрела как дети играют, а они уронили с пристани чего-то. Ну, она, молодая, глупая, нырнула. Смотрит — сколопендра! Огромная. Она зубами хвать — а ни вкуса, ни запаха. Чуть не сдохла потом от заворота кишок. Не настоящая была, сколопендра-то.

— Ну а причем павук?

— Как причем? Раньше вы жили себе, а мы при вас. Потом вы все поменяли. Яды всякие. Химия. И мы меняться начали. И вот, нашелся вот такой вот. Павук, одно слово. Что с ним делать, я не знаю. Это вашим, человечьим умом надо понять. Как сделали, так и убирайте.

Она ушла, шурша лапками, а Максим направился туда, где по словам кикиморки должно было оказаться логово Верёвочника.

Запах тления и сухой травы он уловил ещё с поворота. Как и сказала кикимора, логово было устроено в конце тоннеля, за заброшенным депо. Тут было сухо и пахло приятно. Максим вошел в небольшое помещение и остановился.

Тела девушек были тут, лежали на полу, белые, туго спелёнатые. В другом углу раздавалось шуршание. Верёвочник опутывал последнюю жертву — Рому.

Тот был жив, издавал слабые стоны.

— Отпусти его, — посоветовал Максим.

Верёвочник услышав его шаги, повернулся. Изо рта свисала шелковистая нить. Он оторвал её лапой, которая торчала из-за спины. Встал, скинул куртку. Там, где у людей спина и лопатки у него вдруг оказались длинные, коленчатые, паучьи ноги, которые вознесли его вверх на полтора метра.

Максим не впечатлился — ноги были тонковаты для такого тела и плохо держали его.

— Что, не получается? — он указал на девчонок.

Верёвочник сбросил очки, под ними оказались фасеточные, чёрные глаза:

— Они не подходят мне.

— И ты решил отложить яйца в мужчину, раз уж женское тело не годится?

— Может быть, твоё тело подойдет… Я буду пробовать, пока не найду пару.

— А может быть ты сам по себе такой урод, что тебе нет пары? Может быть тебя вообще не должно быть, а? — спросил Максим, сбрасывая рюкзак.

— Тебе нечем меня остановить, — сказал Верёвочник.

Перебирая лапами-палками кинулся к нему. Двигался он молниеносно, не успел Максим опомниться, как его зажали в углу:

— Вот и всё, — прошамкал Верёвочник.

— Мы тебя породили, мы тебя и убьем, — сказал Максим и быстрым движением вытащив из карманов баллончики сперя интексецида, выставил их вперёд.

Спрей густой вонючей струей ударил прямо в фасцетный глаз. Миг, и паучьи лапы подогнулись. Существо попятилось, раздался визг, ноги подломились и оно отползло, скребя по полу пузом. Максим двигался следом. Давил на клапаны обеими руками. Как сделали, так и убирайте, сказала кикимора. Что ж, кажется, способ есть.

Верёвочник выставил передние лапы, молотя ими в воздухе. Максим плеснул на него бензина, чиркнул спичкой и отбежал. Верёвочник взорвался, как будто внутри был порох. Горящие ошметки разлетелись по всей норе. Вонючий дым полез в нос и пригибаясь, Максим подхватил Рому и поскрее вытащил его на свет, а затем вернулся за девчонками.

Не зачем им лежать в этой проклятой норе, даже если умерли. Он положил их на траву рядышком — Рому, Таню и ещё одну девушку, которую украли из Бора. Ножом срезал нити.

— Макс… — Рома открыл глаза, увидел его. — Он меня одурманил…

— Всё хорошо, выкарабкаешься! — проговорил Максим.

Рома сухими губами проговорил:

— Как они? Девушки? Там были…

— Они тут, не волнуйся!

— Живы?! — Рома пытался повернуть голову.

Максим тем временем разрезал прочные, скользкие нити