Двор. Книга 2 - Аркадий Львов

— Товарищи, — потерял, наконец, терпение Иона Овсеич, — я приказываю вам остаться и довести до конца: мы не для кого-то, мы для самих себя работаем!

Женщины ушли, мужчины остались одни, старый Чеперуха запряг своего Мальчика, потому что надо было засветло поставить в конюшню, почистить и покормить.

— Овсеич, — сказала Степа Хомицкий, — какие у тебя могут быть претензии? Люди пришли, сколько могли поработали, а ты хочешь, чтобы все были, как Дегтярь.

— Степан, — у Ионы Овсеича на лице было страдание, как будто сильно болело внутри, под ложечкой, или само сердце, — я ничего не хочу, но вспомни сам, как было в тридцать седьмом году, когда мы строили для наших детей форпост.

Во двор зашел Зиновий Чеперуха: целый день, с утра, он просидел в библиотеке и готовил курсовой проект по электротехнике. Последний срок истек еще две недели назад, но весь месяц у них на заводе Кирова была такая запарка, что не оставалось времени даже развернуть тетрадь.

Иона Овсеич окликнул Зиновия и просил постоять немного со стариками. Чеперуха стал оглядываться во все стороны и спросил, где старики, он лично не видит.

— Зиновий, — Иона Овсеич подошел, положил руку на плечо, — помнишь, как мальчики из нашего двора, ты, покойный Колька, покойный Ося, помогали папам и мамам строить форпост?

Зиновий ответил, что хорошо помнит, но при этом немножко насторожился.

— Не волнуйся, — успокоил его Иона Овсеич, — никто не посягает на твою жилплощадь. Мы вспомнили просто так, к случаю.

— Все ясно, — догадался Зиновий. — Сегодня люди из нашего двора бросили работу на полдороге и разошлись. Боже мой, так давайте засучим рукава и закончим сами!

— Зиновий, — горько усмехнулся товарищ Дегтярь, — разве в этом суть?

— Остановите колокола! — Зиновий выставил руки вперед ладонями. — Люди со стороны могут подумать, в доме покойник, а на самом деле все живы, здоровы, кромсают мать-землю.

Зиновий поднял лопату, вонзил в грунт и срезал такой пласт, что можно было только удивляться. Клава Ивановна пришла в восторг:

— У тебя сила, как у твоего папы двадцать лет назад! Зиновий сказал, надо полагать, еще больше, потому что руки и костыли заменили ему правую ногу, а этой ногой, когда играли в футбол, у него был удар, как у знаменитого Злочевского из одесского «Динамо», который чуть не убил турецкого голкипера.

Катерина услышала голос мужа и крикнула в окно, чтобы немедленно шел обедать, иначе остынет, а третий раз греть не будет. Потом за папой пришел Гриша, потом Миша, но оба остались во дворе и помогали работать. Катерина окончательно рассердилась, забрала детей и пожелала мужу, чтобы у него был такой катар, какой он сам заслужил.

— Язва сибирская! — засмеялся вдогонку Зиновий. — Еще пять минут, — смотри на часы.

Получилось не пять, а десять раз по пять. Аня Котляр оставила передачу для Иосифа и успела вернуться во двор, когда начали яму для последнего саженца и выбрали камни с участка под клумбу. Ефим Граник с Адей насыпали ведрами землю, чтобы получился красивый добротный холм, а не куцый, как могила. Аня тоже взяла ведро и без лишних напоминаний включилась в работу.

Зиновий спросил, как здоровье мужа, Аня махнула рукой и наклонилась, чтобы набрать побольше земли.

— Аннушка, — шепнула на ухо Клава Ивановна, — три года уже позади, почти половина, а вторая половина всегда проходит быстрее.

Иона Овсеич, когда затеяли разговор про Иосифа Котляра, отошел в сторону, потом начал внимательно осматривать саженцы и понемножку раскачивать, чтобы проверить, прочно ли сидят в земле.

Саженцы держались так крепко, как будто уже пустили глубокие корни, Иона Овсеич улыбнулся, громко хлопнул в ладони и сказал:

— Года через три мы будем у себя во дворе иметь такой сад, что с Большого Фонтана приедут перенимать опыт.

Аня опорожнила ведро, немножко притоптала клумбу и вдруг залилась слезами.

— Тихо, тихо, — просила Клава Ивановна, обнимая Аню за плечи, — люди вокруг смотрят и все видят.

— Видят, — шептала Аня, — ну, и пусть видят, мне уже все равно: Иосифа переводят куда-то на Волгу, а может быть, еще дальше. Здесь я могла иногда сделать ему передачу — фрукты, овощи, кусок туалетного мыла, — а там он будет совсем один среди уркаганов, воров, уголовников.

Адя срезал лопатой неровные края клумбы, Иона Овсеич молча наблюдал, потом вдруг повернулся и громко сказал:

— Котляр, мы просим вас по-хорошему прекратить эти разговоры. Каждый находится там, где он заслужил. Вашего мужа предупреждали своевременно, и не один раз предупреждали.

— О чем, — качала головой Аня, — о чем вы его предупреждали, товарищ Дегтярь?

— Вы хотите, чтобы мы уточнили? Можно уточнить, — сказал Иона Овсеич.

— Да, — вдруг выскочил Адя, — мы хотим, чтобы вы уточнили, почему раньше, когда трудно было с продуктами и вашей Полине Исаевне каждый день подносили, вы затыкали уши пальцами и закрывали глаза, а когда отпала необходимость, внезапно прозрели и услышали, что Иосиф Котляр рассказывает всякие анекдоты!

— Молокосос! — Иона Овсеич весь затрясся. — Слишком хорошо узнаю Ивана Лапидиса — одна порода! Завтра же позвоню твоему декану в консерваторию, ты уже не мальчик — ты несешь полную ответственность за все свои слова. Зиновий немножко старше тебя, успел потерять на фронте ногу, а тебя народ кормит, поит и платит свои кровные деньги, чтобы ты мог учиться в вузе и заодно вести свою подлую пропаганду, как грязный космополит.

— Вы не имеете права упрекать! — Адя буквально налился кровью. — Я не виноват, что у меня нет папы и мамы! Во время войны я работал на заводе и делал снаряды, все знают. И не думайте, что я испугаюсь ваших ярлыков: вы сами грязный космополит!

— Адя, — замахала руками Клава Ивановна, — замолчи, я прошу тебя, закрой свой рот!

— Малая, — одернул Иона Овсеич, — не встревай: пусть этот беспачпортный бродяга покажет свое нутро до конца!

Соседи открыли окна и выглянули во двор. Иона Овсеич провел перед собой рукой и сказал: очень хорошо — пусть услышит весь двор.

— Адька! — Зиновий схватил своими железными пальцами за локоть. — Уходи домой!

— Отпусти! — дернулся Ада и неожиданно расплакался, как маленький мальчик. — Я его убью сейчас!

— Дорогой хичник! — Зиновий сделал страшные глаза. — Скушайте раньше меня: я не могу видеть, как льется чужая кровь.

На секунду воцарилась тишина, первый нарушил Ефим Граник.

— Артист! Зиновию надо было учиться на артиста, а он учится на инженера.

Потом зашумели остальные, Ада стоял жалкий, с опущенной головой, Иона Овсеич осмотрелся вокруг, мадам Малая объявила, что работа на воскреснике закончена — можно идти по домам.

— Да, — подтвердил Иона Овсеич, — вы хорошо сегодня потрудились, товарищи, и заслужили законное право на отдых.

Ефим притворился, что не понимает:

— Какой отдых? У меня лично завтра понедельник.

Поздно вечером Аня зашла к Дегтярям узнать, как здоровье Полины Исаевны: она теперь работает в больнице на полторы смены, и даже некогда проведать больную соседку, которая в свое время сделала ее человеком и дала профессию. Чем бы она сегодня была без профессии? Нуль без палочки, как многие другие женщины: сидят дома и варят своим мужьям суп.

Полина Исаевна чувствовала себя неважно: слабость такая — дай бог нашим врагам. В прежние годы она жаловалась на своего Дегтяря, что он уделяет ей мало внимания, а теперь она может прямо при нем сказать: золотой человек, золотой муж, если он столько терпит ее.

— Полина, — насупился Иона Овсеич, — я прошу прекратить неуместные разговоры.

— Товарищ Дегтярь, — вежливо обратилась гостья, — я позволю себе вмешаться: если жена хочет поблагодарить своего мужа, кто может отнять у нее право? По-моему, это приятнее, чем ссориться. Мы с Иосифом тоже иногда гаркались, но теперь я себе дала слово, что больше никогда не повторится.

— Уважаемая, — перебил Иона Овсеич, — я бы просил не делать меня собеседником, когда вам хочется поговорить про своего мужа.

Аня опустила глаза, вздрогнули губы, могло показаться, что вот-вот она заплачет, но на самом деле это было обманчивое впечатление — из-за старого ранения в челюсть.

— Кроме того, — продолжал Иона Овсеич, — я отлично понимаю цель вашего визита: вы пришли убедить меня, что ваш Адя — еще совсем маленький мальчик, дурачок, который сам не дает себе отчета, что говорит. Или, может быть, я ошибаюсь?

— Да, — совсем не к месту вдруг обрадовалась Аня, — да, товарищ начальник, вы ошибаетесь: если Адя узнает, что я здесь, у вас в доме, он не захочет больше меня знать! Он возьмет ящик с дустом и обсыпет всю мою квартиру! Этот мальчик слишком много потерял, он уже не боится терять!

— Уходите! — Иона Овсеич встал и показал пальцем на двери. — Уходите отсюда, пока вам дается такая возможность.