Свобода от воспитания - Дима Зицер

А те родители, которые считают, что ребенок должен приобретать жизненный опыт, в такие моменты как раз и могут за этим наблюдать. А что еще здесь можно сделать? Я люблю своего ребенка и хочу, чтобы его никто никогда не обижал. Это возможно? Нет, невозможно. Значит, остается только этот путь: принимать свободу другого и строить максимально открытые отношения.

Часто взрослые прибегают к практике запретов не из-за того, что какое-то конкретное действие им кажется опасным, а, так сказать, для профилактики, чтобы дети не были избалованными и изнеженными. Что означает «избалованные дети» и насколько это плохо?

Я не понимаю, что такое «избалованные дети». Есть неприятные люди разного возраста и роста, есть люди, которые не видят границ личного пространства другого человека. Но разве это зависит от внешних признаков?

Что имеют в виду взрослые, которые заявляют, что боятся избалованности? Что ребенок «привыкнет получать все, что хочет»? Вообще-то, если я люблю человека, совершенно естественно для меня стремиться дать ему то, что он хочет. Это нормально, если я для любимого человека готов сделать все. Противоестественно, если я делаю для него что-то за счет других, в том числе себя. И если я не могу купить человеку игрушку или не в настроении с ним общаться, надо так и сказать, а не придумывать какие-то запреты ради «правильного воспитания».

Или родители боятся, что ребенок «привыкнет, что ему все достается легко» и «сдастся при первой же трудности»? Ну, хорошо, давайте представим, что будет делать человек, привыкший все получать легко, в ситуации, когда ему не удастся просто так обрести желаемое. В этот момент он станет прилагать больше усилий, это ведь естественно. Вновь речь идет о закрытой модели, в которой человек умышленно останавливается на тропинке «что будет, если…». А действительно, что будет? Да ничего не будет.

Или, может быть, родители думают, что человек «привыкнет не считаться с чужим мнением»? Интересно, по какой причине это может произойти, если он вырос в ситуации, когда его мнение уважали? Он ведь не знает другой модели. А вот если его постоянно унижали, если он каждый раз сталкивался с какими-то глупыми запретами – ну как же он научится считаться с мнением других?

Так называемый подростковый максимализм – это реакция на запреты, особенность возраста или нормальное состояние ума для любого человека вне зависимости от возраста?

В первую очередь в подростковом возрасте начинают проявляться те модели, которые были заложены взрослыми. Если ребенок постоянно испытывает по отношению к себе принуждение, есть огромная вероятность того, что в переходный период он начнет возвращать это насилие. Переходный возраст – это один из кризисов. Есть, например, кризис трехлетнего возраста, связанный с тем, что человек вдруг обнаруживает, что с огромным количеством ситуаций он может справиться сам: может решить, что надевать, может самостоятельно поесть и т. д. Кризис семилетнего возраста обусловлен тем, что человек выясняет, что мир большой и не ограничен только его семьей.

В подростковом возрасте человек обретает уверенность в том, что он отдельная, самостоятельная личность. В этот период ребенок может отказаться от любой помощи взрослых и справиться сам. Но при этом он использует модели, полученные от взрослых. И если человек в 14 лет понимает, что ему есть за что мстить тем, с кем он общался до сих пор, то, конечно, жизнь окружающих будет похожа на кошмар.

В понятие «подростковый максимализм», кроме стремления к отрицанию, включают еще стремление к радикальности. Это социальные или психофизиологические возрастные особенности?

Эти вещи взаимосвязаны. Представьте: вы не умели плавать и вдруг поплыли. Ты ходил в школу с мамой и однажды понимаешь, что можешь ходить один. Тебе рассказывали, как выглядит жизнь вокруг, и внезапно ты открываешь, что сам можешь взаимодействовать с миром, судить о нем и даже влиять на него. Естественно, человека в этот момент заносит (в самом хорошем смысле этого слова). Это желание проверять себя и изучать окружающую действительность.

Есть пугающая русская пословица о том, что воспитывать ребенка нужно, только пока он помещается поперек лавки. Жуткая, потому что в ней заложена манипулятивная, насильственная модель, но выражение правдиво в том смысле, что если мы используем этот способ, то когда человека положить поперек лавки уже нельзя – с ним можно не справиться.

Таким образом, психофизиологическая особенность этого возраста заключается в том, что человек становится самостоятельной единицей, может напрямую строить отношения любого уровня с разными людьми, а социальная – в том, что общество провоцирует человека на то, чтобы он обращался к нему именно тем способом, которым общество обращалось к нему самому. К сожалению, часто способом слепого противопоставления.

Отказываясь от прямых запретов, родитель может выбрать более хитрый путь: использовать свой авторитет или самым демократичным тоном объяснять, почему ребенок должен выбрать именно это. Так взрослый навязывает то, что выгодно и приятно ему. Если это делается неосознанно, как понять, что под маской предоставления свободы ты продолжаешь все решать за ребенка?

Нужно отвечать на вопрос: «Зачем мне это надо?» Вообще, вопрос «зачем?» – это, напомню, отличный педагогический инструмент. Если использовать его почаще по отношению к самому себе, можно открыть много удивительного, в частности, что твои мотивы нечисты, что ты используешь скрытое насилие и подспудно добиваешься чего-то, чего ты в здравом уме и твердой памяти добиваться бы не стал. Так что нужно снова и снова задавать вопросы, работая с собой.

Как взрослые должны восприниматься детьми? Как быть равным, оставаясь более опытным и авторитетным? Как быть равным тому, чье физическое существование и благополучие зависит от тебя?

Ответ может показаться банальным: любить. Но это означает как можно чаще отвечать на вопрос, что такое любовь. Мы все в той или иной мере зависим друг от друга, и кичиться тем, что другой человек зависит от тебя, гадко и пошло. Нужно осознавать эту зависимость, защищать ребенка от себя, допускать, что мы являемся хищниками. Даже если это не так – подозревать себя в этом. Проверять, работает ли в данный момент моя хищническая натура или моя любящая натура. Пытаться не путать одно с другим. Тем более что родитель зависит от ребенка не меньше.

Эта формула – «защищать от себя других» – мне представляется очень честной и действенной, особенно если читатели будут готовы перевести это на язык практики. В человеке много инстинктов, в том числе плохих. Когда ребенок берет тарелку горячего супа, у меня внутри все переворачивается, как в сказке про глупую Эльзу, боявшуюся топора, который когда-нибудь упадет. Если поддаться этому инстинктивному, часто иррациональному позыву защитить ребенка от опасности, то можно развить привычку все решать за него и контролировать его каждый шаг. Остановиться можно только сознательно. А дальше рефлексия войдет в обыкновение.

Тело как педагогический инструмент

(Для тех, кто хочет получить конкретный и однозначный ответ на вопрос: «Что делать?»)

А сейчас, когда наш разговор неуклонно близится к концу, вниманию тех, кто рассуждениям, воспоминаниям и сомнениям предпочитает четкие и понятные ответы, я предлагаю специальную главу.

Для начала – очередное небольшое наблюдение. Однажды я стоял на автобусной остановке. Рядом находились девочка лет четырех и ее папа. Дочь вполголоса что-то напевала, подпрыгивала и хлопала в ладоши. После того как подошел автобус, девочка, продолжая напевать, попыталась подняться на ступеньку и случайно задела женщину, которая тоже желала войти. Женщина недовольно на нее посмотрела, а папа резко и грубо выдернул дочь из автобуса и зашипел: «Ты что, не умеешь себя вести?» Вот, собственно, и все. Конец сцены. Девочка, естественно, перестала петь, встала около отца настоящим истуканом, и ее глаза наполнились слезами.

В этой ситуации девочку очень жаль, многое можно было бы написать и о ней, и о вероятном воздействии происшедшего на ее характер (не исключено – даже на ее будущее), но давайте сейчас поговорим не о ней, а о папе. Ведь и ему по-настоящему плохо. В этом, поверьте, нет никакого сомнения. Он скрежещет зубами, его тело напрягается, настроение портится (рискну предположить, что еще и пересыхает во рту, учащается пульс, стучит в висках). Что же происходит? Неужели его состояние объясняется тем, что дочь сделала что-то не так, по его мнению? Или тем, что он решил защитить от своей девочки какую-то незнакомую женщину (предварительно, видимо, пережив галлюцинацию на тему «женщина в опасности»). Этого же просто не может быть! Ведь даже если на минуту согласиться с тем, что девочка совершила какой-то неприличный поступок, подобная реакция является просто неадекватной. Тем более если мы вспомним, что речь идет о человеке четырех лет.