В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов

потому он не считал себя вправе, как подчиненный, самолично изменять этого решения.

Перед отъездом я зашел в русскую миссию Красного Креста, где был принят генералами Монкевицем и Потоцким. Оба, хотя наружно и делали вид, что примирились с нашей работой, но за спиной все время продолжали вести гнусную интригу, распространяя про меня всевозможные сплетни.

В данном случае они, желая все-таки разрушить нашу работу, наивно решили соблазнить меня заманчивыми, по их мнению, назначениями[30].

Я, конечно, отказался и перешел на тему о распространении кем-то гнусных сплетен про меня, причем между мной и генералом Монкевицем произошел следующий разговор:

– Я считаю, Ваше Превосходительство, своим долгом заявить Вам, что буду бить в морду, как в бубен, всем, кто за моей спиной распространяет всевозможные гнусные сплетни.

– Теперь нет времени этим заниматься, – возразил мне обескураженный генерал[31].

– Никак нет, – ответил я, – время найдется, так как для этого мне надо не более 3 секунд.

После этого мы расстались, и я больше его не видел[32].

Перед самым моим отъездом я, к большому своему удивлению узнал, что полковник Вырголич находится в Митаве, где уже был сосредоточен весь мой отряд. Когда я обратился к сенатору Бельгарду с просьбой выдать деньги для проезда моего штаба в Митаву, то получил от него ответ, что денег у него в настоящий момент не имеется и что он сам занять сейчас очень важным совещанием.

Заподозрив сенатора Бельгарда в желании задержать меня в Берлине, я обратился непосредственно к германцам (Балтийское вербовочное бюро) и, явившись вторично в сопровождении германского офицера, получил требуемую сумму.

Выходя, я был предупрежден, что сенатором приняты меры к задержанию меня в Берлине. План, раскрытый мне германским офицером, заключался в том, что сенатор, задержав меня в Берлине, надеялся тем временем окольными путями добиться назначения начальником моего отряда полковника Вырголича, который с этой целью и был отправлен им заблаговременно в Митаву[33]. Однако я, выехав с вокзала «Zoo», где меня не ожидали, легко обманул бдительность предприимчивого сенатора.

Подводя итоги периоду подготовительной работы в Берлине и формированию моего отряда в лагере Зальцведель, я умышленно останавливался на мелочах и подробностях, чтобы этим наглядно показать, сколько препятствий пришлось преодолеть до времени, пока наконец не удалось осуществить мою задачу – сформировать отряд.

Отсутствие денежных средств и какой-либо поддержки, интриги явных и тайных недоброжелателей, противодействие Антанты и т. д. – все это, однако, не помешало мне добиться желаемого – выступить в защиту гибнувшей Родины.

Работая день и ночь, я за четыре месяца достиг того, что эшелоны русских солдат с знакомыми бодрыми песнями непрестанно ехали в родную страну, чтобы там вступить в борьбу с большевиками.

Покидая Германию, мы увозили с собой чувство глубокой благодарности к германцам, которые, освободив нас в Киеве из рук палачей и дав нам у себя приют в тяжелую годину бедствия, тем самым позволили нам с их помощью снова начать борьбу за освобождение России.

Глава IV. Формирование моих добровольческих частей в Митаве

12 июня со штабом я прибыл в гор. Митаву, куда к 14-му был перевезен и весь отряд.

Митава – тихий, спокойный, старинный город на берегу реки Аа Курляндской, резиденция известного российского временщика Бирона.

Все мы, офицеры и солдаты, высаживались здесь, в Латвии, как на родной земле, ибо каждый из нас видел, что раньше или позже все эти мелкие новообразовавшиеся «государства» будут воссоединены с великой Россией.

Курлядия, в частности Митава, являлась для наших русских отрядов базой для похода на Москву или Петербург – в зависимости от стратегических и политических условий: здесь должно было закончиться формирование отряда.

Митава являлась крупным железнодорожным узлом, перехватывающим пути из России на Либаву и Виндаву и из Германии в Прибалтику; в силу этого она была весьма выгодным исходным пунктом для операции в любом направлении, что было крайне важно при создавшейся довольно сложной политической обстановке в Прибалтийском крае.

Край был только что освобожден германскими и русскими войсками от большевистского нашествия. Расположившись со штабом, я послал к графу фон дер Гольцу офицера узнать, когда я мог бы видеть его. Граф передал, что ждет меня в 4 часа дня у себя. Встреча эта произвела на меня большое впечатление. Твердость графа, его авторитетное знание политической обстановки в Прибалтике, а главное, дружественное отношение к России и отчетливо выставленные задачи внушили мне доверие к будущей совместной работе. Манера говорить серьезно, в сжатых словах, по существу дела подчеркивала, что граф предпочитает дело, а не слово. Граф обещал мне всемерную поддержку в деле организации отряда и выхода его на фронт для борьбы с большевиками. С своей стороны я высказался, что «участие германских солдат» в моем отряде необходимо. Всевозможная печать, натравливавшая русских на германцев за устройство ими у нас большевизма, несколько утвердила это мнение среди русских, и поэтому выход германских солдат с русскими на фронт подчеркнул бы твердо и окончательно отношение германцев к большевизму в России и к установлению в нашей стране законного порядка.

Начальник штаба графа фон дер Гольца майор Гагеман также обещал приложить все усилия к тому, чтобы мне была оказана необходимая поддержка.

Мы простились.

Вскоре граф фон дер Гольц по моей просьбе прикомандировал к моему штабу гауптмана Генерального штаба Позека и от «Железной дивизии» лейтенанта Линбергера; кроме того, был прислан лейтенант Бориус, который читал моим офицерам лекции о технических усовершенствованиях в военном искусстве, достигнутых в период войны.

Связь, таким образом, между моим штабом и штабом графа фон дер Гольца установилась, и с этого времени работа организационного порядка приняла определенные формы.

Между тем латышское правительство Недры, поддерживаемое германцами, было сменено правительством Ульманиса, ориентировавшегося на Антанту. По составу своему оно было социалистическим крайне сомнительной окраски.

Латышское население тяготело к большевикам, а потому следовало ожидать ухудшения отношения с их стороны к германским войскам, а вместе с тем и к русским отрядам, связавшим свою судьбу с ними.

Кроме того, можно было ожидать, что с изгнанием большевиков из Прибалтики Антанта потребует увода германских войск к себе на родину. В этом случае русские отряды были терпимее для «союзников», так как их малочисленность и зависимость от иностранцев не представляли серьезной угрозы их политике.

Отношения между русскими и германцами устанавливались наилучшие. Мы были разочарованы двойственной игрой Антанты, затягивавшей русский кризис, в то время как германцы, при всех тяжестях заключенного мира, окруженные врагами, готовы были всячески помочь восстановлению России.

Сближение с Россией значительно улучшило бы положение Германии, в силу чего русские отряды пользовались поддержкой германцев. По этим же соображениям Антанта вскоре стала всевозможными путями вредить