Лик Черной Пальмиры - Владимир Николаевич Васильев

не бросил. Свернул и забрал с собой. А Лайк по дороге к служебному входу даже никого не поцеловал.

Нормальному человеку, чтобы попасть из «Виктории» в подъезд дома, понадобилось бы выйти наружу и дважды свернуть налево, за угол, на проспект. Иным, понятное дело, ничего подобного в голову не пришло – миновав сияющую никелем кухню, все просто шагнули сквозь несколько стен и оказались на лестничной площадке, у лифта.

– Мха тут, – пожаловался Швед, озираясь, и досадливо сплюнул. – Мож, поморозить?

– Поморозь, коли охота, – позволил Лайк.

В ближайшие несколько секунд синему мху, обитателю сумрака, стало сильно нехорошо. А там и лифт пришел.

Механизм это был почтенный, заслуженный, а посему он скрипел, взвизгивал и трясся, как и положено почтенному механизму, за которым ухаживает нетрезвый украинский лифтер с невозможной фамилией Кенгурогов. Тем не менее невозможная фамилия была выведена зеленой краской на табличке немного выше кнопки вызова – «Ответственный механик Кенгурогов В. П.». Лайк уверял, что фамилия прежнего нетрезвого механика была еще хлеще – Алигагатор. Алигагатор И. С. Турлянский когда-то предположил, что в училище, готовившее киевских лифтеров, отдали целую группу бывших детдомовцев, которым порою дают куда более причудливые фамилии. Возможно, так оно и обстояло…

Вознесясь к восьмому этажу, лифт облегченно вздохнул и с почти ощутимым усилием раздвинул створки.

Арик нервно курил перед дверью в тамбур. У Ираклия при виде этого чуть газета из рук не выпала. Лайк со Шведом тоже… удивились.

– Арик? – с чувством произнес Швед. – Ты чего это?

Турлянский молча погасил окурок о стену и уронил под ноги.

– Входите, – угрюмо сказал он.

Пока не вошли и не расселись на модерново обставленной кухне, никто не проронил ни слова.

– Значит, так, – начал Арик через полминуты. – Рассказываю по порядку. До аэропорта мы доехали нормально, и в аэропорту тоже все нормально еще было. А вот дальше… Короче, минут через десять после взлета Тамара стала резко терять силу и сползать по уровням вниз. Причем сама она этого не замечала. Еще минут через двадцать это прекратилось.

Лайк мгновенно просканировал Тамару – прямо из кухни.

– Третий уровень, не выше – сообщил он задумчиво. – Ну и ну!

– Еще в самолете она стала засыпать. До такси я ее практически на руках донес, а в квартиру пришлось вторым слоем… В общем, спит до сих пор. Будить я не решился. В принципе, ты и сам, наверное, уже видишь – выглядит вполне здоровой и довольной собой волшебницей третьего уровня.

– Что за ерунда? – спросил Ираклий и часто-часто заморгал. – Лайк, ты о таком слыхал?

– Нет, – честно признался Лайк. – Но чего-то подобного я ожидал.

Все настороженно уставились на шефа, и тот счел необходимым пояснить:

– Скажем так: я ожидал не каких-либо событий, связанных конкретно с изменением силы Тамары. Я ожидал событий вообще, причем практически не поддающихся прогнозированию.

– Непонятно, но здорово, – прокомментировал Швед.

– Все, что произошло в Питере, – лишь верхний слой целой системы событий, дерн над военной базой, – добавил Лайк, но от достаточно поэтического сравнения его слова понятнее не стали.

– Ты внимательно смотрел на Питер через сумрак там, в верхнем холле гостиницы? – зачем-то спросил Лайка угрюмый Турлянский.

Шеф Темных усмехнулся:

– Арик! Если я вообще на что-нибудь смотрю, то всегда смотрю внимательно. Неужели я должен тебе это объяснять?

Арик вяло мотнул головой – отрицательно. Мол, не должен.

– Тогда что скажешь? Сначала я хотел бы услышать тебя, – голос Лайка звучал в меру требовательно.

Турлянский понимающе кивнул, а потом нехотя указал пальцем на окно:

– Вчера, – сказал он, – я взглянул с высоты на ночной Киев. Тут, конечно, не восемнадцатый этаж, а всего лишь восьмой, но и отсюда кое-что видно. И вот что я заметил, коллеги. Киев виден как сумма различных аур, разнородных и непохожих друг на друга; в этом море светящемся будто радужные островки – ауры Иных. Так и должно быть, если задуматься. А Питер светил ровно, будто гигантский монохромный фонарь.

– Молодец, обратил внимание, – похвалил Лайк. – Выводы?

– Либо у всех до единого питерцев сходная – да что там сходная, просто одинаковая! – аура, либо мы видели не ауру людей и Иных, а нечто… другое. И у меня есть одна, надо сказать, довольно рискованная аналогия.

– Например? – Лайк слушал с живейшим интересом.

– Например, если отвлечься от глобальности масштаба, примерно так же выглядит аура недавно инициированного Иного, который еще не определился со своим отношением к миру.

– Либо, наоборот, вполне определился и выражает свои эмоции с первобытной прямотой, – добавил Лайк. – Арик, ты однозначно засиделся в провинции! Насчет перевода в Киев ты уже слышал. А вы, кстати, еще нет, так что сообщаю, – Лайк глянул на Ираклия и Шведа. – И еще: тебя, Швед, можно наконец-то поздравить с повышением. С сегодняшнего дня ты глава причерноморского Дневного Дозора. На этот раз не отвертишься!

– Погоди, – Швед нетерпеливо замахал ладонью перед лицом. – Давай-ка сначала с Питером разберемся!

– Давай, – усмехнулся Лайк. – Вот, к примеру, ты на этот счет можешь внятно высказаться?

– Я – нет, – поспешно выпалил Швед.

– Ай-яй-яй, – Лайк укоризненно покачал головой. – Мелко играешь, Швед. Не надо изображать тупого, от нового кресла это тебя все равно не убережет. Давай, выдвигай гипотезы! Чья это может быть аура?

Швед послушно наморщил лоб, но ни к чему в итоге не пришел.

– Понятия не имею! Нечто, расположенное под Питером? Какой-нибудь особо могущественный артефакт всплывает? Или очнулся какой-нибудь величайший маг древности?

– Мелко! Примитивно! Ты Конан Дойля читал? «Записки о Шерлоке Холмсе»? Вспомни принцип великого сыщика – отбрось все действительно невозможное, а то, что останется, – и будет истиной, как бы неправдоподобно она ни выглядела!

– Откуда мне знать, что возможно, а что невозможно? – мрачно переспросил Швед. – Тридцать лет назад я считал невозможной магию.

– Погоди, погоди, – вмешался Ираклий, снова начиная часто моргать. – Ты хочешь сказать, что белый фон – это…

– Да! Именно! – с жаром подтвердил Лайк. – Пацаны не помнят старых времен, они родились в белом фоне городов и попросту не замечают его!

– Вот чего мне не хватало в Питере, – пробормотал Ираклий, озарившись. – А раньше фон был, я помню!

– Ы-ы-ы! – жалобно взвыл Швед. – Не понимаю! Ы-ы-ы!

– Объясни им, – попросил Лайк, закуривая.

Ираклий любую речь часто произносил как тост. Вот и сейчас он даже приосанился, прежде чем открыть рот.

– В чем разница между городом и деревней? – вопросил он с невольными интонациями лектора-агитатора времен московской Олимпиады. – В размере? Верно! В том, что город и деревню населяют разные люди? Тоже верно! Но это разница с точки зрения простых людей. А с точки зрения Иных – в чем разница? Не знаете? Я вам