Люди Смутного времени - Александр Борисович Курганов

бедственном положении Московской земли… Все, мол, знают, что Шуйскому вот уже третий год нет ни счастья, ни удачи в правлении… Столько, мол, сотен тысяч людей из-за него погибло, и этому кровопролитию не будет конца, пока он сидит на царском престоле… Если их слова могут иметь хоть какой-либо вес, то они советуют православным свергнуть Шуйского и с единодушного одобрения всех сословий избрать другого царя, который был бы предназначен для этого… Затем эти три боярина, услышав, что чернь склонна к этому, велели всем жителям идти в Кремль… У Шуйского отобрали царскую корону и скипетр, а его самого увели из государевых палат на его прежний двор». Царь Василий был насильно пострижен в монахи, а власть в Москве перешла в руки Семибоярщины.

Ровно через месяц — 17 августа 1610 года — «седьмочисленные бояре» подписали договор с Сигизмундом III о призвании на русский трон польского королевича. На следующий день Москва присягнула Владиславу. Надо ли говорить, что Молчанов принимал и в этих событиях самое активное участие. В октябре он возвращается к Сигизмунду, привезя ему поклон от московских бояр и договорные грамоты о Владиславе.

Новый царь осыпал предателя милостями. Молчанов подтвердил свой титул окольничего, получил огромные вотчины и поместья в Ярославском, Козельском, Вяземском и Ржевском уездах. Он вновь не занял первого места в Боярской думе, но Михаила Андреевича вполне устраивало положение «серого кардинала» — «делателя королей»… В новой кремлевской администрации он стал ведать Панским приказом, который занимался всеми вопросами, связанными с пребыванием польских интервентов в Москве.

Служба была трудная: поляки вели себя в столице, как солдаты, взявшие город штурмом. Один офицер так описал поведение своих подчиненных: «Наемники ни в чем не знали меры и, не довольствуясь миролюбием москвитян, самовольно брали у них все, что кому нравилось, силой отнимали жен и дочерей у русских, не исключая знатные семьи».

Понятно, что народу это не нравилось. Патриарх Гермоген открыто призывал к восстанию. В «Новом летописце» содержится рассказ о том, как несколько бывших тушинцев, перешедших на сторону короля, пришли получить благословение у патриарха. Гермоген (под угрозой оружия) был вынужден благословить изменников, но, когда увидел среди пришедших Молчанова, проклял его и повелел выгнать из церкви со словами: «Прочь отсюда, окаянный еретик, ты недостоин входить в церковь Божию!»

«Новый летописец» сообщает, что пророчество патриарха сбылось — все, кто стремился установить в России польские порядки, умерли «злой» смертью: «В скором же времени князь Василий Мосальский и князь Федор Мещерский, Михалко Молчанов, Гриша Кологривов, Васька Юрьев померли злой смертью, так что многие люди устрашились: у одного язык вытянулся до самой груди, у другого челюсти распались так, что и внутренности все видны, а иные живыми сгнили».

Одним из первых погиб Михаил Молчанов.

В марте 1610 года к Москве подошло Первое земское ополчение под руководством Прокопия Ляпунова, Ивана Заруцкого и Дмитрия Трубецкого. В самой столице князь Дмитрий Пожарский готовил восстание против интервентов. Поляки спровоцировали московский посад на преждевременное выступление. 19 марта они подожгли город, тысячи жителей погибли в сражении или сгорели в огне.

Во время уличных боев Молчанов был схвачен восставшими и убит.

Казначей всея Руси.

Федор Андронов:

купец, ставший правителем Москвы

Как известно, историю пишут победители. Эта чеканная формула относится и к событиям первого в России масштабного гражданского противостояния — Смутного времени. Именно поэтому мы достаточно много знаем о подвигах Минина и Пожарского в 1612 году и почти ничего — о тех, от кого нижегородское ополчение освобождало Москву. А ведь их противниками были не только (и не столько) иноземные интервенты, но и наши соотечественники, русские люди, которые видели иной выход из тупика гражданской войны. Одним из них был Федор Иванович Андронов.

Бизнес на лаптях

В либретто оперы «Минин и Пожарский» Михаила Булгакова встречается загадочный персонаж — «Федька Андронов, боярин». Булгаков ошибся. Федор Иванович Андропов был всего лишь думным дворянином и в тогдашней табели о рангах занимал третье место — после бояр и окольничих.

У этого человека в истории осталась недобрая слава. Вот что пишет о нем энциклопедический словарь: «Гостиной сотни торговый детина; повешен в Москве зато, что примкнул к полякам и, пользуясь властью, грабил и вымогал всех, кого мог». Летописи также характеризуют его довольно скверно: анонимный автор «Новой повести о преславном Российском царстве» называл его «душегубным человекоядным волком», а дьяк Иван Тимофеев — «ересиархом» (обвинение, лежащее, скорее, в идеологической плоскости). И все же Федор Андронов — купец, финансист, дипломат, правитель Москвы — был одним из самых выдающихся деятелей начала XVII века.

Он родился в семье мелкого торговца из Погорелого Городища. Этот небольшой тверской городок (еще в XVI веке носивший гордое имя Держеславль) стоял на пересечении торговых путей, соединяющих Псков и Великие Луки с Москвой, Тверью и Ярославлем.

Главным товаром его отца Ивана Андронова были лапти — товар, пользовавшийся в то время большим спросом. Федор Андронов расширил семейный бизнес: он стал скупать по деревням кожи и перепродавать их скорнякам. Дело оказалось настолько выгодным, что вскоре под его контролем оказалась почти вся торговля кожей в западных районах Руси. Коммерция Федора пошла с еще большим успехом, когда местный воевода порекомендовал молодого предприимчивого купца в качестве помощника членам гостиной сотни — высшего купеческого сословия, занимавшегося торговыми операциями царского двора. При Борисе Годунове Андронов вошел в эту привилегированную корпорацию.

Купец, считающий деньги. Гравюра из синодика XVII в.

Годунов нуждался в энергичных людях. Андронова пригласили в Москву, а затем и вовсе предложили поступить на царскую службу.

Злые языки утверждали, что Федор Иванович добился расположения царя Бориса не знанием торгового дела, а тем, что нашел для мнительного Годунова чернокнижника, умеющего