Где ночуют боги - Дмитрий Иванов

Если Сергей Пащян был похож белозубой улыбкой на Бельмондо, то другой армянин, которого Ларис показала Антону, очень напоминал Челентано, внешне, только очень растерянного, как бы потерявшего сразу все – поклонников, гитару, харизму. Ларис рассказала Антону, что Челентано – его так все и называли – никак не может найти свой путь в жизни уже тридцать семь лет. Пробовал работать строителем – получалось, но не понравилось, хотел заниматься бизнесом – понравилось, но не получалось, пробовал стать ветеринаром – вообще не понравилось, пробовал работать криминальным авторитетом – совсем не получилось. Тогда Челентано стал просто ходить по разным местам, где люди что-то отмечают. Везде его принимают с радушием, ведь армяне накрывают столы не на пять человек, а на сто-пятьсот, в зависимости от случая, так что один стул, одна тарелка и один стакан всегда для человека найдутся. Челентано не просто сидит – он поднимает тосты на свадьбах и похоронах, и даже если не знает жениха, или невесту, или покойника – все равно говорит, что они – самые достойные люди, которых он видел в своей жизни. Вот этим, пока не определился с выбором пути, Челентано и занимается.

Ларис сказала:

– Бедный человек – он же не виноват, что не знает, как жить.

Челентано как раз в этот момент над одной из могил поднимал тост. Сначала он поднялся сам, потом посмотрел печально на армян у памятника и сказал:

– Дорогие братья и сестры. Я хочу выпить за… – он коротко глянул на надпись на мраморном надгробии авторства Жоки, – дядю Арама. Много говорить не буду. Зачем. Дядя Арам был самый достойный человек, которого я видел в своей жизни. А видел я много. За дядю Арама, как за живого.

Все поддержали тост. Челентано выпил и сел. Женщины с другого конца стола стали передавать в его сторону тарелки с хачапури, чтобы он хорошо покушал. Челентано благодарно кивал и хорошо кушал.

И наконец, Ларис привела Антона к мавзолею. Он увидел нечто грандиозное и поначалу даже не поверил своим глазам. На высоте метров пятнадцати над землей, на колоннах, выкрашенных в цвет золота и украшенных витиеватой резьбой и ковкой, покоился массивный, широкий остроконечный позолоченный купол мавзолея – можно было подумать, какого-нибудь Тимурида, сложившего голову при попытке завоевания этих гор в древности. Но на самом деле в мавзолее нашел свой покой не Тимурид, а сын директора ресторана. В центре мавзолея стояло его изваяние. Точнее, не стояло, а сидело в кресле – это был молодой человек в натуральную величину, он был в очках, высокий, худощавый. Из черного мрамора. Кресло, в котором он расположился, тоже было мраморное. На одном из подлокотников лежал пульт от телевизора с DVD. Пульт был тоже из черного мрамора. На другом подлокотнике стояла чашка кофе, на тарелке рядом – пепельница, на пепельнице – одна сигарета. Все – из черного мрамора, только сигарета – из белого.

Ларис рассказала Антону, что в последний день своей жизни любимый и единственный сын директора ресторана хотел посмотреть свой любимый фильм – «Крестный отец», первую часть. Но фильм идет долго, а сигарета оставалась одна. Можно было ее покурить и начать смотреть кино, а потом сходить в магазин. Но юноша не хотел прерывать просмотр любимой картины. Он не стал курить последнюю сигарету, так и оставил ее в пепельнице, а сам пошел за новой пачкой. Не посмотрел вправо, когда переходил дорогу. И его сбила насмерть машина. Все армяне соблюдают годичный траур по умершим. Мужчины в это время не бреются целый год и становятся бородатыми. Через год траур заканчивается, и можно бриться. Но директор ресторана так и остался в трауре, не стал бриться больше. Он построил мавзолей сыну на этом кладбище, потому что сын, когда был маленький, любил тут с отцом охотиться на перепелок. Раньше здесь, на этом склоне, не было деревни армян и не было кладбища. Деревня появилась, когда после войны приехали люди. А до этого тут был просто косогор. На нем росли кустики и трава, в которых осенью прятались перепелки, а летом росли опята. Женщины приходили летом собирать грибы, а мужчины осенью охотились на перепелок. Они мелкие, стрелять по ним нельзя – ничего не останется от такой птицы, если в нее попадешь. Перепелок ловили сачками для рыбалки. Шли по склону, и перепелки сами выпрыгивали из кустиков и попадали в сачки. Сыну нравилось ходить по склону с отцом. Поэтому тут отец его и похоронил и сделал ему мавзолей. Он грек, директор ресторана, и сын у него тоже был грек – так рассказала Ларис Антону.

А потом, после войны, на южном склоне выросли деревня и кладбище. Перепелок здесь не стало, и опят тоже. Вместо них стали расти надгробия. Их делал Жока.

Год назад к директору ресторана, греку, пришел священник, тоже грек, из старой церкви на соседней горе. Когда русский царь завоевал Кавказ и выгнал черкесов и убыхов, вместо них позвал греков, армян и молдаван и сказал им жить на Кавказе. И они стали жить. Греки построили на соседней горе церковь, каменную. Правда, тогда был уже не пятый, а девятнадцатый век, так что строили греки не так хорошо, как их предки, и поэтому недавно – когда двадцать первый век пошел – греческая церковь стала дрожать и трещины пошли по стенам. Бабушки, которые ходят в церковь и там плачут и поют, стали бояться, что церковь упадет им на голову, а выстроена она из больших камней: если такие упадут на голову – все. Священник, грек, сначала ругал бабушек за то, что они глупые как куры и что надо петь и молиться как следует, и тогда церковь не упадет. Бабушки священника любили – потому что он был не толстый, как в других церквях, а худой, сам много молился и почти ничего не ел. Они, хоть все равно очень боялись, стали петь и молиться усерднее, как священник сказал. Но церковь все равно иногда дрожала. А однажды с купола осыпалась фреска, из-под нее обнажились огромные желтые камни, и посыпалась пыль, и церковь вся стала гудеть. Когда бабушки посмотрели на грозные валуны над головой и услышали гул, они опять сильно испугались. Худой священник тогда купил доски и поставил подпорки под купол. Но бабушки все равно боялись и плакали, им было страшно и жалко священника, потому что он привез доски худенькие, как он сам – так сказала Ларис. Тогда худой священник поехал к главному в Сочи и попросил у него денег на рельсы – хотел поставить их вместо досок, чтоб могли удержать камни, чтобы те не упали на головы бабушек. Главный священник в Сочи был толстый и ездил на «Мерседесе» «с глазами» – так сказала Ларис. Он худому священнику отказал. Сказал, что рельсы стоят дорого. Откуда деньги такие? И еще сказал:

– А кому сейчас легко? Духом не падайте. Молитесь. Может, не упадет.

И уехал на «Мерседесе» «с глазами» освящать олимпийский объект.

Тогда худой священник вспомнил про грека, директора ресторана, который своему сыну поставил мавзолей Тимуридов. Пришел к нему и сказал:

– Помоги храму. Во имя Христа.

А директор ресторана сказал:

– Я свой храм уже сделал. На могиле у сына. Пускай Христу его отец делает.

И денег на рельсы тоже не дал. Только сказал официантам покормить гостя мясом. Но священник ест мало, а мясо вообще не ест уже много лет, поэтому такой худой. Он сказал директору ресторана: «Господь тебя храни». И ушел. Так и остались худенькие доски подпирать полутонные камни.

Пока Антон слушал Ларис, он успел разглядеть, что внутри мавзолея сидит не только мраморный сын, а еще один человек, с бородой. Он смотрел на мраморного юношу. Это был директор ресторана, настоящий, не мраморный. У греков не принято в Пасху собираться на могилах и пить. Но директор ресторана в этот день был здесь, на кладбище, потому что он каждое воскресенье приезжает сюда. Директор сидел и смотрел на мраморного сына. И тихо-тихо что-то рассказывал ему. Антон не мог расслышать что.

Потом Антон спросил Ларис:

– А там что?

И показал на другой, восточный склон горы, на котором видно было большое скопление народа вокруг серых каменных руин. Ларис сказала:

– Абхазы. У них же тоже сегодня большой праздник.

– Пасха? – спросил Антон.

– Не Пасха, но как Пасха, – уклончиво, как показалось Антону, ответила Ларис и добавила: – Сократ и Аэлита тоже там сейчас.

– Они абхазы? – спросил Антон.

– Не абхазы. Как абхазы… – снова уклончиво, как опять показалось Антону, ответила Ларис. – Они – Аублаа. Вся их фамилия.

Антон сказал, что хочет пойти посмотреть на большой праздник абхазов. Ларис не пошла и его отпускать не хотела, потому что боялась, что он уже пьяный от чачи. Антон тогда развел руки в стороны, а потом быстро свел указательные пальцы и точно попал кончиком одного пальца в другой. И сказал:

– Вот видите. Я не пьяный. Сами попробуйте.

Ларис попробовала три раза, и ни разу у нее не получилось. Она стала смеяться и сказала: