Тирания Я: конец общего мира - Эрик Саден

слова принимаются как одно из основных правил выстраивания отношений и отражают формы изолированности нового типа. Человек как монолитный блок, непроницаемый извне – по модели, которая только фиксирует положение и постоянно заостряет брутальную логику. Историк Джордж Лачманн Мосс в книге «Павшие солдаты: новый взгляд на воспоминания о мировых войнах»[117] исследует банализацию жестокости как типа поведения в 1930-х годах и видит в ней следствие стойкой ментальности Первой мировой войны, в результате которой агрессивное поведение стало обыденным в мирное время, и это в его глазах является «сущностной матрицей различных проявлений тоталитаризма». В этом смысле пагубные следствия полувекового распространения неолиберализма – в частности, обострение конкуренции между людьми, – в сочетании с новоявленным ощущением индивидуального всесилия, по всей видимости, породили схожие инстинкты, сначала спорадические, а теперь достигшие кульминации.

Мы проживаем переход от стадии свободы выражения (free speech) – эманации демократического индивидуализма, исходящей из права каждого на вескость собственного мнения внутри общего порядка, – к сверхмерному самоутверждению, вплоть до полного отрицания состоятельности высказываний оппонентов, причем все чаще в форме дискурса неприятия и ненависти (hate speech). К началу 2010-х годов регистр ненависти постепенно стал общепринятым, особенно в интернете, начался разгул «троллей» и уничижительных формул, жертвы выбирались из тех, кто случайно оказался на линии огня, ведущегося с помощью клавиатуры.

Такой образ действий, похоже, нашел пафосное продолжение – когда образуются случайные группы для организации публичного опозоривания. Поводом может стать неудачно сформулированная мысль, запощенное селфи, пусть и дурацкое, или неблаговидные поступки, а в процесс зачастую вовлекаются люди, незнакомые с объектом осуждения: для них это прежде всего мимолетное удовольствие, когда находишь козла отпущения, на котором можно отвести душу и испытать целительный катарсис. Тенденция онлайн-шейминга, или «устыжения в сети» (от английского online shaming), проявляется также в практике кибер-преследований – она не перестает распространяться и доходит до провоцирования самоубийств, особенно среди подростков.

Хватило десятка лет, чтобы сложилась «культура унижения», не только радующаяся несчастью другого, но и прославляющая тех, кто этим злоупотребляет, возводя их в определенных кругах до уровня дерзких героев современного иконоборчества. Помимо прочего, такому способу самовыражения благоприятствует защита в виде собственного экрана, а порой анонимность и «псевдонимизация», что противоречит принципу демократии, подразумевающему, что каждый говорит от первого лица, – теперь же можно почувствовать, что ты не так жестко связан общественными правилами, и не считаться с ограничениями, пребывая в сфере, обеспечивающей, кажется, полную безнаказанность.

Скажем прямо, нас всерьез тревожит привыкание к устройствам с выходом в интернет и вытекающая отсюда утрата способности к чуткому вниманию, зато не беспокоит, что утрачено нечто не менее значимое – внимание, которое мы должны уделять ближним: пренебрежение им оборачивается желанием – почти играючи – психологически их уничтожить. Как, например, Лига LOL[118], объединившая в основном представителей прессы и средств коммуникации, которые около десятка лет сообща проводили умело срежиссированные акции посрамления отдельных членов своего же сообщества. Когда в 2019 году, весьма запоздало, факты вскрылись и стоили некоторым карьеры, в реакции большинства к чувству всесилия добавилась какая-то наивность, порочная, но не вопиющая, как будто теперь – во времена упоения собой – вполне нормально и даже представляет особый «шик» обливать грязью и шельмовать другого организованной группой. Схожее умонастроение анализировал после Второй мировой войны Теодор Адорно в книге «Исследование авторитарной личности»: «Мы руководствовались концепцией, согласно которой человек способен наиболее свободно выражать агрессию, когда полагает, что так ведет себя весь мир и, следовательно, тот, кто выбирает агрессивность, склонен считать, что агрессивен весь мир, что порабощать соседей и воевать с ними – это ни больше ни меньше свойство „человеческой натуры“. Разумеется, такую недифференцированную агрессивность с помощью пропаганды легко обратить против групп меньшинств или любой другой группы, преследование которой видится политически выгодным»[119].

Склонность находить отдушины для собственного неблагополучия и подвергать других общественному осуждению выплеснулась через край на конспирологической волне, резко поднявшейся в США после терактов в сентябре 2001 года. Характерно, что, в отличие от предшествующих исторических форм (когда нападкам подвергались франкмасоны, иллюминаты, евреи, Бильдербергский клуб и другие круги), на этот раз распространению теорий заговора послужили не труды, написанные так или иначе для посвященных, не беседы в глухих часовнях, а обилие рассказов, которые, куда ни глянь, плодит множество людей, подчиняясь невиданному механизму – индивидуальному и массовому одновременно. Это явление – прежде всего следствие всеобщего использования интернета, открывшего доступ к постоянно растущим потокам информации, что позволило легко общаться, невзирая на физические расстояния и бóльшую часть времени находясь один на один с экраном, так что в итоге пришла в действие – особенно среди подростков – и стала набирать обороты всемирная новая фабрика убеждений. Ведь есть тайное удовольствие чувствовать себя на защищаемой стороне, противостоять «доксе» (общепринятому мнению), часто наперекор семье или окружению, зато вместе с другими молодыми, когда все в одном клане, все – тайные сообщники, и это придает смысл сомнениям, страхам, страданиям, распахивает чудодейственный горизонт понимания и обнадеживает, постепенно увеличивая разрыв между теми, кто действительно что-то знает, и наивно полагающими, будто им что-то известно.

В основе – констатация: абсолютное большинство столько раз в истории оставалось – и остается – в дураках, но теперь мы получили средства, которые позволят неутомимо изгонять зло, совершенное «доминирующим порядком». Наконец-то установится здоровое соотношение сил. Впредь все будет по-другому. Пришло время беспощадной борьбы под знаменем правды. В этом смысле речь уже не о заговоре жертв, продолжающих культивировать свои не вполне ясные взгляды, негодуя при этом, что те или иные схемы продолжают работать. Вот почему сегодня мы имеем дело вовсе не с так называемыми теориями заговора, отсылка к которым в целом выдает узость взглядов: если что-то отняли, значит, за этим кроется умело организованная сделка. Пора пользоваться отличной возможностью, – она как раз представилась, – чтобы с помощью подходящих технических средств и выстраивания сетевых связей неустанно вскрывать правду, которую слишком часто маскируют. Задача – обнажить процессы, приводившие прежде – и теперь как никогда – к ограблению людей, причем не всегда умышленно, что в результате стало почти в порядке вещей. Тем самым – как нельзя более кстати и настойчиво – осуществляется начинание из области общественной гигиены, отражающее в этом качестве высшую степень недоверия, испытываемого людьми по отношению ко всем органам власти и авторитетам.

Исторический момент покажется исключительным, словно можно окончательно взять реванш, так что некоторые возомнят себя чуть ли не исполнителями пророческой миссии: душой и телом – и помня, что видимость обманчива, – служить выявлению всех скрытых