Город каменных демонов - Андрей Ерпылев

Попадалось и немало интересного. Например, огромная груда смятых и исковерканных скульптур, покрытых благородной патиной, но золотисто сверкающих на изломах все тех же Владимиров Ильичей, немо обращавших к небесам изуродованные лица. Или целый штабель металлических чушек, похоже, тоже медных или бронзовых. И это в наше беспокойное время, когда за несколько метров алюминиевого провода могут убить, а латунные таблички сворачивают не только с дверей квартир и кладбищенских обелисков, но и присутственных мест! Поистине чудеса…

Когда девушка поднялась на насыпь узкоколейной железной дороги, пересекающей наискось «поле чудес», до пакгаузов оставалось рукой подать. Вера уже было начала набрасывать в уме шутливую статейку в виде пародии на «Пикник на обочине», как в кустах, мимо которых она проходила, заворочалось что-то крупное, даже, как показалось, огромное. Сердце сразу оборвалось…

Боясь обернуться, Вера неслась к спасительным складам, уже казавшимся сосредоточием цивилизации и островком безопасности посреди зловещей Зоны. А по пятам неслись стаи собак Баскервилей, орды кровожадных инопланетян, плечом к плечу с Джеками-Потрошителями, спилберговских тиранозавров и вообще невозможных чудовищ…

Вот и кирпичная стена! Девушка с размаху влепилась в нее ладонями, будто в детской игре, когда нужно было успеть дотронуться до стены, чтобы избежать чего-то жуткого, и осторожно оглянулась, готовая в любой момент сорваться с места. Тропинка, залитая солнцем, была абсолютно пустой…

«Лечиться пора… — облегченно вздохнула журналистка. — Первый признак паранойи — мания преследования».

В руке что-то было зажато. Вера недоуменно глянула и чуть не расхохоталась. Все те же покалеченные туфли! И даже отломанный каблук, рачительно спрятанный в одну из них, не потерялся.

«Да вы жадина, Вероника Юрьевна! — подумала она. — Все так же бережлива, как и в нищую институтскую пору».

Но выбрасывать испорченную обувь все равно не стала…

Все склады оказались заперты. Бесконечные стены из красного кирпича грубой кладки с высоченными двустворчатыми воротами из проржавевшего железа через каждые десять-пятнадцать метров. Иногда — зарешеченные окошечки под самой крышей — вероятно, вентиляционные. И — ни души…

Ощущая теперь под босыми ступнями шершавый асфальт вместо ласковой, уже ставшей привычной, пыли, Вера методично дергала каждую запертую дверь, стучала и после некоторого ожидания шла к новой. Занятие это постепенно, из-за своей явной бессмысленности, превратилось в какой-то ритуал…

И каково же было ее удивление, когда в очередной раз вместо гулкого, колючего от ржавчины или старой слоящейся краски металла под ладонью оказалось теплое, нагретое на солнце дерево…

Евгений не верил собственным глазам, глядя на Веру, застывшую на пороге.

— Извините… — начала девушка, но Прохоров перебил ее:

— Кто вы такая?

— Так вы не ее ждали? — поинтересовался молодой ученый, понемногу приходя в себя: Вера действительно была тем, кого он меньше всего ожидал здесь встретить.

— Ее? Нет, конечно! Кто вы такая?

— Э-э-э… — решил выручить ошеломленную еще больше него самого девушку. — Разрешите представить: Вера… э-э-э… Как ваша фамилия?

— Каледина, — пролепетала журналистка. — Вероника Каледина.

— Вероника Каледина, — повторил Князев. — По-моему, журналистка…

— Очень приятно, — пролепетала Вера.

Она хотела протянуть очкарику, восседавшему за столом, заваленным бумагами, руку, но мешали туфли. Возникла неловкая пауза.

— Так вы вместе?.. — угрожающим тоном начал Сергей Алексеевич. — А все байки насчет истории скульптуры — фуфло?..

— Про свою профессию я сказал истинную правду! — попытался защищаться Женя, но хозяин архива уже поднимался из-за стола, сжимая кулаки.

— Во-о-он!!! Чтобы я больше вас никогда здесь не видел, проклятые писаки!..

Молодые люди не помнили, как оказались на улице.

— Действительно, как вы здесь… А откуда вы… — выпалили они одновременно, смущенно замолчали и так же синхронно рассмеялись.

— Никак не ожидал вас здесь встретить, Вера.

— А я — вас.

— И все-таки…

Где-то невдалеке послышались голоса. По тону чувствовалось, что говорившие возбуждены.

— Знаете, мне, наверное, лучше отсюда убраться поскорее, — озабоченно взяла девушка Князева за локоть. — Я тут не совсем официальным путем оказалась…

— Вы не совсем, — улыбнулся Женя. — А я вот — совсем неофициальным. Через забор перелез.

— Тогда… бежим?

— Бежим.

Конечно же, уходить легальным способом — через проходную — обоим не хотелось. Поэтому Евгений привел девушку к тому самому штабелю ящиков в укромном закутке.

— Забор здесь совсем невысокий. Я вас подсажу и…

Он запнулся, представив, как его руки снова ощутят под легкой тканью упоительно упругое девичье тело…

— Лучше сделаем так, — мягко перебила его Вера. — Я заберусь на ящик, вы — на забор, а когда окажетесь наверху — втащите меня за руку.

— Конечно, — обрадовался молодой ученый.

Голоса слышались уже за ближним поворотом…

— Входите, не заперто!

Дверь приоткрылась буквально на тридцать сантиметров, и в образовавшуюся щель протиснулся угрюмый, стриженный наголо великан в белом халате, трещащем на литых плечах. При росте без малого два метра крошечная головка его казалась принадлежащей другому человеку и только по ошибке приставленной к могучему телу.

— Доброе утро, герр доктор…

— Здравствуй, Герберт. Чего тебе?

— Мне?.. — наморщил дегенерат узенький лобик, помялся на месте, не зная, куда девать здоровенные ручищи, далеко высовывающиеся из коротковатых ему рукавов, и наконец спохватился: — Так это… Пациент из восемнадцатой помер…

Доктор Грюнблиц мученически завел очи: стоило беспокоить его ради такой мелочи, как смерть очередного помешанного. Одним больше, одним меньше… Все равно скоро гестапо заберет отсюда всех психов под свое крылышко. Умственно неполноценные по законам Рейха[27] приравнены к евреям и цыганам, а следовательно, подлежат беспрекословному уничтожению. Просто чудо, что очередь у скорой на руку тайной полиции еще не дошла до детища доктора.

Нет, Вальтер Грюнблиц не был злым человеком, и сумасшедшим под его покровительством жилось намного лучше, чем в других подобных заведениях. Но что он мог поделать против всесокрушающей машины новой власти? Шести лет не прошло с тех пор, как в кресло рейхсканцлера взобрался этот бесноватый австрияк (доктор не отказался бы понаблюдать за ним в своем заведении пару лет, но, естественно, никому бы не признался в этом невинном желании), а размеренная жизнь до марта 1933-го уже кажется чем-то далеким и почти ненастоящим.