Падший враг (ЛП) - Шэн Л. Дж.

— Рекламный щит на Таймс-сквер? — Киваю головой в его сторону. — Он сделал это?

— Да, детка. — Слоан заключает меня в объятия, поворачивая на месте. — И он большой и славный. На нем только твое лицо, но все наши имена. Ты должна сфотографироваться с ним по дороге в бар.

Арсен потакал моему единственному эгоистичному желанию. Позволил мне побаловать себя рекламным щитом с моим лицом на нем. Несмотря на то, что мы остановились в Новом Амстердаме, так и не закончив нашу игру. Но почему?

Потому что он хочет, чтобы ты дала ему всю имеющуюся у тебя информацию о Поле и Грейс. Ему плевать на тебя.

Но было и кое-что еще. У меня есть подозрение, что Арсен действительно хочет выявить корыстную сторону меня. Чтобы показать мне, что я, как и он, забочусь о себе. Это заставляет меня чувствовать себя неловко. В основном потому, что я думаю, что он прав. Я думаю, что в глубине души есть часть меня, которая эгоистична. Я просто никогда не отпускала его.

Он был здесь сегодня вечером? Придет ли он на вечеринку, которая будет проходить на соседней улице? С этим человеком ничего нельзя сказать. Он приходит и уходит, когда ему вздумается. Отступник в костюме.

Я не могу перестать думать о нашем поцелуе. Я не уверена, взволновало ли меня это, оскорбило, обрадовало или все вместе. Это было так неожиданно, так мрачно, так отчаянно, что казалось, будто ты пьешь волшебное зелье. Я не слышала о нем с вечера на гала-концерте, что, напоминаю я себе, хорошо. У нас будет достаточно времени, чтобы узнать, что произошло между нашими близкими. Нет необходимости строить отношения с ужасным человеком.

Актеры переодеваются в праздничную одежду. Я надеваю джинсы и черный топ без бретелек и наношу немного блеска для губ. Все время я напоминаю себе, что ненавижу Арсена Корбина. И даже если я хочу увидеть его сегодня вечером, то только потому, что в эти дни он является главным источником развлечений в моей жизни. Больше ничего.

Рене и Слоан вместе добираются до места встречи. Рахим и я делаем то же самое, останавливаясь перед неоновой вывеской Таймс-сквер, чтобы я могла позировать перед рекламным щитом.

Мы прибываем в бар и обнаруживаем, что он переполнен актерами и съемочной группой, их друзьями и семьей, а также некоторыми представителями индустрии. Продвигаемся к бару. Рахим замечает, что его девушка заказывает напиток. Он сжимает мою руку.

— Я позову Бри и принесу тебе выпить. Что тебе взять?

Мое сердце из Теннесси хочет виски, но после инцидента в Новом Амстердаме я подозреваю, что духи не могут быть моими друзьями.

— Белое вино. Убедись, что оно не слишком вкусное. Я действительно не могу позволить себе напиться.

— Одно мерзкое шардоне скоро будет.

Я просматриваю окружение, точно зная, кого ищу. Я мысленно шлепаю себя по запястью.

Что с тобой не так? Ты прямо как Нина. Тянет к невероятно трагическому герою. Тригорин. Непонятый бунтарь, у которого есть причина. Падший враг.

Магнитная сила заставляет меня смотреть вправо. Там я нахожу его. Он стоит, прислонившись к стене, с бутылкой пива в руке и непостижимым выражением лица. Он так хорошо носит элегантность. Он все носит хорошо. Даже... депрессия? Я не могу не задаться вопросом, собирался ли он упасть в ту ночь в "Пьере", или это была просто пьяная, глупая ошибка, как он сказал.

Может быть, он тоже сожалеет о поцелуе, который последовал за ним.

Может быть, он даже не помнит, как целовал меня. Почему меня это волнует? Я вдова и до сих пор очень страдаю от потери мужа. Мне плевать, что он думает.

Тут я замечаю, что он не один.

Он взял девушку?

Да, он взял девушку. Ну и что? Опять же, тебе все равно, помнишь?

Она стоит рядом с ним, и они приятно беседуют. Она красива. Высокая, стройная, с длинными черными волосами и полуночными глазами. В отличие от меня, она одета так, чтобы произвести впечатление, в белое платье с приталенным лифом и открытой спиной.

У меня сводит живот. Это не может быть ревностью. Я? Ревную? Ха. Я даже не ревновала, когда Пол пригласил всех моих хороших друзей станцевать медленный танец на нашей свадьбе, включая Джорджи, мою сестру. Дважды. Даже когда это перестало быть уместным и стало выглядеть немного странно (Жители большого города! Ма посмеялась над этим).

Но эта девушка... она так прекрасна, и так пришлась по вкусу Арсену. Темноволосая и загадочная, как Грейс.

— Сюрприз! — Пара рук хватает меня за плечи сзади. Я задыхаюсь, поворачиваясь. Ма — да, Ма! — стоит передо мной, широко раскинув руки.

Моя мама, во плоти! С ее широкой улыбкой, широко раскрытыми глазами, короткой серьезной прической и ожерельем из драгоценных камней, которые заставляют ее считать себя настоящей первой леди.

— Сливка! Ты моя яркая сияющая звезда!

Я бросаюсь в ее объятия, цепляясь за нее изо всех сил.

— Ма! Что ты здесь делаешь?

Она обвивается вокруг меня.

— Что ты имеешь в виду? Я бы ни за что не пропустила твою премьеру. О, Винни, посмотри на себя. Ты вся кожа да кости! Твой папа был прав. Мне нужно было купить билет полгода назад и притащить тебя домой.

Я отлепляюсь от нее, вглядываясь в ее лицо. Она выглядит так же, как всегда. Та же одежда, те же волосы, та же улыбка. Мне очень утешительно знать, что мои родители именно такие, какими я их оставила.

— Ты остаешься? — спрашиваю я, понимая, что она собирается войти в мою квартиру и увидеть, что туфли Пола, йогурт и газеты все еще там, и с нетерпением ждут его возвращения.

— О, Сливка, если бы я могла. Но у Кенни завтра сольный концерт, и Лиззи убьет меня, если я его пропущу. Не говоря уже о том, что у Джорджи снова аллергия, а у папы… . . о, ты знаешь, папу! Он ничего не может сделать без меня. Я просто хотела быть здесь ради тебя сегодня.

— Когда ты приземлилась? — Я держу ее руки так, словно она галлюцинация, которая вот-вот исчезнет из моего поля зрения.

— Сегодня утром, — отвечает Крисси, вставая между нами с керамической кружкой и чаем для сжигания жира в руке. — Я весь день показывала ей окрестности. Мы не хотели, чтобы ты знала до шоу. Я подумала, что ты уже была на нервах

Мне не нужно спрашивать Крисси, что она купила Ма билеты. Мои родители не бедны, но они никогда не разорятся на несколько часов поездки. Я так благодарна, что могу плакать.

— О, Крисси. — Я гримасничаю, обнимая ее. — Спасибо, — шепчу я ей на ухо. — Спасибо, спасибо, спасибо.

— Я возвращаюсь в аэропорт через пару часов, — объявляет Ма, глядя на сцену затравленными глазами. Она никогда не была поклонницей манхэттенской сцены. — Все, чего я действительно хотела, — это убедиться, что с тобой все в порядке.

— Я в порядке. Лучше, чем в порядке! — Я широко улыбаюсь, надеясь, что она купится. Если я смогу убедить ее в этом, я готова к своему выступлению на Оскаре.

Глаза Ма затуманены и скептичны, когда ее взгляд скользит по мне. Ее рука все еще на моей руке, как будто она тоже не может вынести мысли о том, что я растворюсь в воздухе.

— Я не думаю, что Нью-Йорк тебе подходит, — наконец говорит она сквозь сжатые губы. — Это жестоко и беспокойно. Он не понимает твоей души, Сливка.

— Не могу не согласиться, миссис Тоулз. — Крисси ловко вступает в разговор. — На самом деле, я собиралась сегодня вечером обсудить эту тему с вашей дочерью.

— Собиралась? — Я хмурюсь. Это для меня новость. Крисси всегда говорит мне, что мне нечего искать в Малберри-Крик. Что мое будущее ждет где-то в большом, загрязненном и полном возможностей месте.

— Да. — Крисси делает глоток чая. — Ты должна отправиться в Голливуд, как только «Чайка» закончится. Если ты приедешь туда к июню следующего года, мы можем запланировать тебе кучу прослушиваний для пилотного сезона.

— Голливуд? — Ма запрокидывает голову назад, как будто Крисси ударила ее этим словом. — Да ведь это еще хуже, чем в Нью-Йорке!

— Почему? — спрашивает Крисси, невинно моргая. — Там хорошо. Солнечно. Открытый интервал. Все фанатики здоровья. И я приеду на несколько месяцев, миссис Таулс. Убедиться, что наша девочка все устроила.