Майор Пронин и тайны чёрной магии - Лев Сергеевич Овалов

Но особенно бурные разговоры вокруг неё пошли, когда все услышали новость о том, что Маруся решила приворожить к себе Чобу с помощью нечистой силы.

Вызывать дьявола в станице умел один Лещенко, да и то чести лицезреть дьявола удостаивался только он сам, никто из тех, кому старик ворожил, сами дьявола не видели, но старик беседовал с ним столь убедительно и деловито, что у его клиентов не возникало и тени сомнения в том, что если дьявол и не показывался людям в своём подлинном обличье, во всяком случае, он находился где-то рядом и брался выполнить всё, о чём бы его Лещенко ни просил.

В общем, «вера твоя спасёт тебя», – достаточно было поверить, чтобы и услышать, и даже увидеть чёрта!

Маруся явилась к старику Лещенко, – приходила она к нему уже не в первый раз, – и настойчиво потребовала, чтобы он с помощью чёрта, дьявола или кого там ему угодно приворожил к ней Чобу, – или иссушил, или приворожил, – уступать Чобу она, дескать, никому не намерена.

Лещенко отказался и на этот раз.

– Комсомольцам не ворожу.

– Тихон Петрович, да ведь мне без Чобы жизнь не в жизнь, – взмолилась Маруся. – Помогите.

Но Лещенко был неумолим.

– Комсомольцам не ворожу, не проси.

– Что же мне делать, Тихон Петрович? – плакалась Маруся. – Дался вам этот комсомол…

– А потом меня таскать начнут? – возразил старик и усмехнулся. – Черти с партийными не имеют дел, надо к одному берегу прибиваться.

– Да я и от комсомола откажусь, – просила Маруся. – Мне Вася дороже…

Но уговорить старика так и не удалось.

– Вот когда откажешься, тогда и приходи, – отрезал он девушке. – Я за тебя подставлять свою голову не намерен.

Но слух о том, что Маруся Коваленко намерена поправить свои любовные неудачи с помощью дьявола, дошёл уже и до школы № 3, и до её комсомольской организации, разумеется, до секретаря этой организации товарища Василия Григорьевича Чобы. Что ему оставалось делать?

Это был стыд и позор для всей комсомольской организации, что член комитета Маруся Коваленко, наплевав на дисциплину, на сознательность, на высокое звание члена ленинского комсомола, кинулась за помощью к знахарю, ко всяким бабкам и гадалкам, всей станице показала своё истинное лицо, лицо отсталой девушки, находящейся во власти позорных суеверий.

Чоба посоветовался с другими членами комитета, и ими мое, – двух мнений не было, – решили созвать общее собрание и обсудить «персональное дело члена ВЛКСМ товарища М. Коваленко».

К Марусе командировали Мотю Цехмистренко.

– Узнай – придёт или не придёт и, в случае чего, воздействуй, это тебе вроде как поручение – обеспечить явку Коваленко в срок и без опозданий…

Но воздействовать на Марусю не пришлось.

Она пообещала прийти в срок и без опоздания, как только услышала о собрании.

– Приду, приду, не беспокойтесь, – заверила она Мотю. – Сама терпеть не могу, когда опаздывают.

Она действительно не подвела Мотю, явилась чуть ли не раньше всех, пришла в свой девятый класс, где всегда происходили собрания, и демонстративно уселась за первую парту.

Докладчиком был выделен Костя Кудреватов, – Чоба утомился от выполнения этой обязанности, в какой-то степени он был в данной ситуации заинтересованной стороной.

– Так вот, товарищи, Маруся Коваленко обнаружила своё подлинное лицо, – доложил Костя. – Открыто, на глазах у всей станицы, она бегает ко всяким ворожеям и знахарям и дискредитирует звание комсомольца. Сегодня она примораживает товарища Чобу, завтра побежит в церковь помолиться, а там, глядишь, понесёт крестить и детей. Куда это годится? Лично я предлагаю товарищу Марусе Коваленко раскаяться, отказаться от своего глупого чувства, дать обещание порвать всякие отношения с чертями и их прислужниками и объявить ей выговор.

Передана здесь эта речь, может быть, и не совсем точно, и времени на неё было потрачено, разумеется, гораздо больше, но смысл её, приблизительно, был таков.

Затем слово было предоставлено самой Марусе.

Сначала ребятам показалось, что она смутилась, но затем быстро овладела собой и заговорила так же упрямо и дерзко, как вела себя всё последнее время.

– Чего вы от меня хотите? – спросила она своих товарищей. – Вы не можете обязать Васю меня полюбить, а я не могу от него отказаться, следовательно, мы ни до чего не договоримся.

– Но ты, по крайней мере, даёшь обещание не ходить больше ко всяким знахарям? – спросил её кто-то из комсомольцев. – Ведь это же недостойно комсомолки – верить во всякую там ворожбу и чертовщину!

– И не подумаю, – сказала Маруся, без всякого стеснения, глядя всем прямо в лицо. – Встреча с дьяволом мне просто необходима!

Чоба не хотел выступать, он так и говорил ребятам перед собранием, что ему выступать неудобно, но тут он не мог сдержаться.

– Позор! – сказал он. – Передовая комсомолка и верит в чертей! То есть никакая не передовая, мы теперь видим, какая ты передовая, но теперь даже беспартийные девушки не верят в такие глупости. Глядя на тебя и другие девчата потянутся к знахарю, ты же помогаешь ему обманывать народ, как ты этого не понимаешь. Ты должна понять, что решительно ничего этим не достигнешь. Никаких чертей на свете, конечно, не существует, но если бы даже они и были, неужели ты воображаешь, что какой-нибудь чёрт способен изменить мои чувства? Я тебя спрашиваю в последний раз или черти, или комсомол, – выбирай, потому что мы дальше шутить не будем.

Но и это категорическое требование нисколько не повлияло на Марусю.

Комсомольское собрание. Рисунок Анны Леон

– Ты меня не пугай, – ответила она Васе с нескрываемой насмешкой. – Вот встречусь с дьяволом, тогда увидим, как ты сам прибежишь ко мне и начнёшь каяться.

Ну, тут уж всем стало ясно, что разговаривать с ней бесполезно.

– Ничего не поделаешь, – сказал Чоба. – Не подумайте, товарищи, что мной руководят какие – либо личные мотивы, но я думаю, что нам остаётся одно – исключить Коваленко из комсомола. Если ей всякие отсталые суеверия дороже комсомола, пусть она идёт к своим знахарям, хотя мы тоже несём за неё ответственность по причине плохо поставленной антирелигиозной пропаганды. Однако мы не должны слишком огорчаться этой потерей, потому что важно все-таки не количество, а качество, нам нужны комсомольцы, преданные до конца, а не такие, которые подают разлагающие примеры. Мы сократимся на одну единицу, но зато очистимся от балласта и качество нашей организации увеличится во много раз.

Он выпалил эту громовую фразу, не переводя дыхании, оглядел присутствующих и коротко спросил:

– Кто «за» – прошу поднять руки.

Его поняли правильно; «за» – то есть, за исключение, и все – не особенно охотно, правда, потому что Марусю любили и ценили, – все проголосовали «за». Маруся вела себя так, что голосовать иначе было нельзя.

Марусю единогласно исключили из комсомола и что же, вы думаете, сделала после этого Маруся?

Заплакала?

Раскаялась?

Пообещала исправиться?

Ничуть не бывало!

Встала и