Неправильный диверсант Забабашкин (СИ) - Арх Максим

— Будущие поколения таким, как вы, уважаемый господин Крис, должны будут памятник поставить. И не смейте возражать! Кому как не людям, бережно хранящим нашу историю и культуру, эти самые памятники нужно ставить⁈

— Ну что вы, — стеснительно кряхтел тот. Однако было видно, что мои слова ему пришлись по душе.

Вот так за разговором мы подошли к нужным мне манекенам. Все они, судя по надписям, принадлежали различным родам войск и армиям разных стран, однако выглядели они очень похоже друг на друга, словно сшиты были по одному лекалу. Конечно, можно было сказать, что в те времена, мол, такая мода была, вот все армии мира и шили похожую форму, но сходство между экземплярами было просто поразительным. Отличались они между собой в основном какими-то незначительными мелочами и цветовой гаммой. Например, у тех же кирасир были металлические кирасы — нагрудники, а у гусар характерные куртки с красивыми эполетами. Это да, так они различались по родам войск. Но вот, к примеру, того же французского кирасира от прусского, польского или, скажем, русского кирасира отличить было весьма проблематично.

Нет, если, конечно, хорошенько присмотреться, то различия всё же присутствовали. Но в основном отличались формы только цветами. Сложно было себе даже представить, что происходило на поле боя, когда в пылу сражения солдаты армий каким-то образом пытались отличить свои войска от войск противника.

Впрочем, углубляться в это я не собирался.

«Как-то отличали, и ладно. Сейчас мне главное решить, каким образом я сумею забрать экспонат, что прямо сейчас находился передо мной».

А смотрел я на манекен, на котором висел солдатский мундир, штаны, сапоги и удивительно высокая шапка. Под манекеном была табличка с надписью на немецком: «Форма русского пехотинца измайловского полка».

И, нужно сказать, данная форма мне сразу понравилась. Мало того, что она была как новая, так ещё и, судя по всему, размер был подходящий.

Конечно, цвета были очень яркие и вполне могли демаскировать мою будущую снайперскую позицию, но я надеялся, что сумею сделать необходимые доработки, и боевая форма уже не будет так блистать.

«Я ведь не на парад собираюсь, а на войну!»

Определившись с тем, что мне нужно, стараясь особо не показывать своего вспыхнувшего интереса, нехотя, с ленцой в голосе поинтересовался у смотрителя:

— Это оригинальный мундир, или новодел, сшитый в ателье?

Слово «реплика» я, разумеется, употреблять не стал, ибо вряд ли оно в этом времени было известно.

— Копия, господин Линдеманн. Вы совершенно точно обратили на это внимание. В ателье и заказывали.

— Что ж, отлично, — кивнул я и, повернувшись к работнику исторического заведения, проникновенно заговорил. — Господин Крис, у меня к вам очень важное дело. И вы мне, как немец немцу, должны в нём непременно помочь!

— Я вас слушаю! Чем смогу! — понимая, что дело серьёзное, с готовностью закивал тот. — Что вам угодно?

— Вы помните, что я вам говорил о том, что вскоре уезжаю на русский фронт?

— Да! Конечно!

— Так вот. Направляюсь я туда, как вы понимаете, не один. Со мной едет и моя рота, и полк, в котором и служу. Как вы понимаете, едем мы туда не просто так, а воевать с русскими варварами. Думаю, вы слышали, что они сильны в бою?

Тот закивал.

— Конечно.

— Так вот, думаю, вы заметили, что я молод? Вижу, что заметили. И хочу вам сказать, что вся наша рота тоже набрана из молодых немцев. Понимаете, к чему я веду?

— Э-э, не совсем, — удивлённо покачал головой тот.

— Я веду к тому, что мы, основная часть солдат, новобранцы и справиться с русскими нам будет очень сложно. Теперь понимаете?

— Э-э, да.

— И что скажете?

— Э-э, о чём? — не понял тот, вероятно, запутавшись.

— А разве я вам не объяснил? — спросил я и, аккуратно стукнув себя ладонью по лбу, продолжил спектакль: — Простите, после ранения память немного шалит. — Тот сочувственно покивал головой, и вернулся к теме, сразу же ошарашив старика своим желанием. — Хочу купить эту форму.

— Э-э, что? Купить? — от удивления тот задрал брови. — Зачем?

— Неужели не понятно?

— Э-э, нет.

— Хорошо, поясню более детально. Вы помните, что я только что вам рассказывал о поездке на фронт?

— Э-э, да.

— Так вот, перед тем, как туда ехать, мне и моим товарищам нужна тренировка. Теперь вы меня понимаете?

— Э-э, да. Но не совсем.

Пришлось напрячься и рассказать визави о роте новобранцев, которые, не нюхав пороха, едут буквально на убой.

— И так как мои подчинённые солдаты, в отличие от меня, ещё в бою никогда не были и не знают противника, то есть опасения, что могут дрогнуть. Однако если же им противник будет известен, то они его не будут бояться и сумеют победить.

— Да, но наши же войска безудержно наступают и завоёвывают жизненно необходимое пространство. Геббельс по радио ежедневно говорит, что через месяц, максимум два уже будет взята Москва, и война советами будет проиграна. Так это значит, что наши войска могут бить красных и не бояться их, — напомнил мне смотритель, повторив звучащую из всех утюгов Третьего рейха пропаганду.

— Это почти правда. Но вы говорите о профессиональной армии. А я говорю о сборище новобранцев, что в моём полку, — парировал я. — Они будут бояться, и испуг их вполне объясним — враг есть враг, будь он русским варваром или трусливым французом. Пуля национальности не имеет, когда… — Тут я болезненно скривился и прикоснулся ладонью к забинтованной шее. — Понимаете, господин Крис? Именно поэтому мне и дана команда начальства по возможности найти форму русских и приготовить её к тренировкам.

— К каким?

— Очень простым. Мы изготовим манекен, наденем на него этот мундир и поставим пугало в казарме. Таким образом, новобранцы привыкнут, что русский всегда рядом и готов напасть, и не будут его бояться.

— Интересная методика, — одобрительно покивал головой тот и предложил: — А, может быть, лучше сделать из манекена мишень? И пусть ваши солдаты в него стреляют?

— Очень интересное предложение, — похвалил я «капитана очевидность». — Я обязательно доложу о нём своему командованию, вот только уладим вопрос с финансированием — сами понимаете, сколько мишеней потребуется даже новобранцам, одной точно не обойдёмся! Благодарю вас, герр Крис, за помощь Вермахту. — И, когда тот заулыбался, я тут же вернулся к насущной теме. — Ну так что, за сколько продадите эту столь нужную нам экипировку?

Смотритель сразу же потупил свой взор, тяжело вздохнул, вероятно, припомнив, что работает он не в торговой лавке, и с явным сожалением промолвил:

— Не могу, господин обер-лейтенант. При всём желании — не могу! Это, это же музей! Здесь экспонаты, которые не продаются. На них смотреть нужно, любоваться.

Я продолжил настаивать, усилив напор.

— Другого выхода нет. Только вы нам можете помочь. Командир не будет строго судить, если я вернусь ни с чем, но я сам… Я сам-то прекрасно понимаю, что сейчас на мне ответственность за подготовку наших бойцов — цвета нации! А время не ждёт! Скоро построение и отбытие! Или, быть может, вы знаете, где взять настоящую форму нашего противника?

— Нет, — замотал головой тот. — Поблизости точно нет. Знаю, что в Берлине есть композиция, посвященная временам Первой Мировой войны. Но сейчас, вполне возможно, что она так же, как и мы, куда-нибудь переехала.

— Вот видите! Вы последняя надежда. Если вы не пойдёте нам на уступки, и мы не научимся не бояться варваров, то судьба моя и моих камрадов будет печальна.

Я говорил смотрителю музея эту белиберду и, понимая, как это всё глупо звучит, с каждой секундой приходил к мысли, что всё это напрасно, пора заканчивать этот цирк и приступать либо к воровству, либо к грабежу.

Да, нехорошо. Да, тоже вне закона. Но что я мог поделать? Не хочет гражданин помогать «отправляющейся на фронт роте». Что я могу с этим поделать? Как говорится, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!