Девятый круг - Фернандо Льобера

Математическая интуиция, по Гёделю, выражает способность непосредственно обнаруживать свойства математических сущностей и формулировать их в виде аксиом и служит, таким образом, источником математического знания. Он рассматривает интуицию как наиболее достоверное средство познания, по объективности не уступающее восприятию органами чувств. Фактически в основе гёделевской математической интуиции лежит так называемый принцип рефлексии, или форма теоретической деятельности человека, как его определяют сами логики. Он позволяет осуществить перенос интуиции из одной области в область совершенно отличную, что приводит к открытию абсолютно новых моделей, которые невозможно формально обосновать с помощью существующей системы аксиом. Но нужно соблюдать осторожность, поскольку иногда новые модели строятся на суждениях, принадлежащих бесконечному множеству, что может привести к парадоксам типа парадокса Рассела. Умело применяя теоремы Гёделя, мы можем избежать жесткой структуры формальной логики, чтобы прийти к новым математическим аксиомам.

— Иногда, мой друг Иван, даже я тебя не понимаю, — вставил Орасио.

— В итоге главный урок, который мы можем извлечь из работы Курта Гёделя, заключается в том, что дедуктивный процесс нельзя формализировать, иными словами, должно быть место для интуиции. Применение творческого подхода для решения задачи является залогом прогресса в любой сфере.

Иван положил на стол зажигалку и устремил взгляд на Себаштиану.

— В этой связи мне было бы любопытно посмотреть, как стал бы управлять банком океанограф, как развернул бы рекламную кампанию вулканолог или… как будет раскрывать преступление антрополог.

Себаштиану фыркнул. Из внутреннего кармана пиджака он вытащил белый конверт, приготовленный утром.

— С небольшой помощью, полагаю. Я осмелился принести несколько документов, слегка необычных: «предсмертные» записки самоубийц, которые преступник оставляет рядом с каждым трупом. Излишне говорить, что на самом деле это никакие не предсмертные записки самоубийц, а, скорее, свидетельства о смерти. Свои сочинения убийца подбрасывает для того, чтобы обличить грехи жертвы, испытать нас и оправдаться перед собственной совестью. Я хотел бы узнать ваше мнение.

Себаштиану протянул конверт Орасио, предупредив, что отдает фотокопии оригиналов. Его дядя открыл конверт осторожно, словно это был ящик Пандоры, и достал пять листов, сложенных втрое. Он старательно расправил фотографический картон и внимательно прочитал записки. Дочитав до конца, он посмотрел на Себаштиану.

— Действительно настораживает. Мы должны тщательно их изучить. Через несколько дней мы сообщим результат.

На этом в разговоре была поставлена точка, и Себаштиану с Давидом покинули резиденцию на улице Баркильо.

— Итак, Омар, нам все понятно?

Кабинет Гонсалеса как начальника особой следственной бригады был огромен, и главное место в нем занимал офисный стол кремового цвета, устланный несчетным количеством бумаг. Кроны деревьев достигали окна на третьем этаже. Через окно виднелось ясное небо, словно приготовившееся дать генеральное сражение армии черных туч, сгущавшихся на горизонте. По стенам, обшитым светло-серыми панелями, полицейский развесил дипломы (правда, их было немного), фотографии неизвестной особы и карты, усеянные кнопками. Современный и функциональный кабинет — бесцветный и безликий.

При всем желании Гонсалесу нельзя было отказать в исключительной работоспособности. Иногда кое-кто осмеливался намекнуть, обычно шепотом, что редкий трудовой энтузиазм служит ширмой, скрывающей очевидную профессиональную непригодность. Однако факт остается фактом: в поздний час Гонсалес все еще сидел за письменным столом.

— Канешна.

Омар (в действительности его звали Франсиско Франко Абдулла) был сыном марокканских иммигрантов и действующим осведомителем полиции. Родители дали ему испанское имя (по чистой случайности им удалось выправить документы в период диктатуры) в надежде, что это поможет ему прижиться в Испании в начале шестидесятых, но никто не называл его Франсиско Франко. Ему самому не нравилось составное имя, но еще меньше нравился арабский псевдоним, присвоенный осведомителю Гонсалесом. В обычной жизни он был Абдулла: темнокожий мужчина сорока с лишним лет ярко выраженного аравийского типа, тощий, с бритым затылком и облысевшим лбом, маленький и неопрятный, явно пренебрегавший личной гигиеной. Противнее всего Гонсалесу казались его гнилые зубы, но он был верным (Гонсалес запас достаточно документов и для того, чтобы заручиться его верностью, и для того, чтобы надолго упрятать в тюрьму), опасным и очень скользким типом. Идеальная кандидатура для той работы, которую ему поручили.

— Тогда повтори.

— Обект эта Зебаштиану Зильвана. Зует ноз в наши дела, и луше бы ему зиграть в яшик.

— Объект — Сильвейра, — терпеливо повторил Гонсалес. — И если ты его хоть пальцем тронешь, я тебя на части порву. Ты меня понял? Ты должен только следить за ним, больше ничего. Сообщай мне обо всем, даже сколько раз он сходил помочиться, но так, чтобы он тебя не засек.

— Узе зделана.

— Он шустро соображает, — предупредил полицейский. Он сощурил глаза, выпустив дым сигареты «Дукадос», словно приклеившейся к нижней губе. Подобные ужимки, по его сугубо личному мнению, придавали ему мужественный вид, и он частенько выступал с этим номером. — Не теряй бдительности, смотри, не упусти его.

Гонсалес приложился к горлышку бутылки и сделал хороший глоток пива. Золотистый солодовый напиток сыграл с ним скверную шутку: когда он вновь поставил бутылку на стол, из нее полезла пена и залила лежавшие перед ним бумаги. Комиссар дернулся и попытался спасти документы.

— Мать твою! — вскричал он. — Чтоб меня разорвало!

ГЛАВА 3

Затем что здесь меж ям ползли огни,Так их каля, как в пламени горнилаЖелезо не калилось искони.

11 апреля, четверг

Когда Себаштиану спустился вниз, его дожидалось срочное сообщение от Давида. Записку передал Бенито, мывший пол в вестибюле. Портье пошарил в карманах рабочего комбинезона и вытащил сложенный пополам лист бумаги. Себаштиану развернул его и прочитал короткое послание. Давид просил профессора срочно зайти в компьютерный магазин.

Прошлой ночью Себаштиану не мог заснуть. Он до рассвта просидел в столовой, разложив на столе свои записи. У него состоялся довольно долгий телефонный разговор с Беатрис. Она намеревалась провести весь день в комиссариате. Планы у нее были обширные: еще раз изучить материалы дела, связаться с экспертами из лаборатории, чтобы поторопить их с анализами проб ДНК, а позднее, ближе к вечеру, поездить по Мадриду с напарником и побеседовать со штатными осведомителями. Она хотела снова прозондировать почву в городе.

По пути в компьютерный магазин Давида Португалец размышлял над версией, выдвинутой Беатрис, что речь идет о ролевой игре. К накопившимся документам Себаштиану приложил выдержку из газеты, которую секретарша, покопавшись в его архивах, продиктовала ему утром из Лондона по телефону.

Коллегия по уголовным делам Верховного суда оставила в силе приговор, вынесенный 25 июня 1998 года Хавьеру Росадо Кальво, организатору так называемой ролевой игры, осужденному на сорок два года и шесть месяцев тюремного заключения.

Было доказано, что на рассвете 30 апреля 1994 года на автобусной остановке в Мадриде Росадо совершил зверское убийство с отягчающими обстоятельствами. Жертва — Карлос Морено — была выбрана по жребию в соответствии с правилами игры «Нации», разработанной Росадо лично.

Верховный суд утвердил все формулировки постановления провинциального суда Мадрида от 12 февраля 1997 года, приговорившего также Феликса Мартинеса Ресендиса, сообщника и пособника Росадо, к двенадцати годам и девяти месяцам тюрьмы. Феликс отделался меньшим сроком, так как окружной суд учел в качестве смягчающего обстоятельства несовершеннолетний возраст обвиняемого (семнадцать лет). Второй осужденный не подавал апелляцию в Верховный суд.

Коллегия по уголовным делам рассмотрела по порядку и отклонила восемь пунктов апелляционной жалобы Росадо, в том числе просьбу смягчить приговор или освободить осужденного от наказания ввиду признания его душевнобольным.

Что известно о ролевых играх? Первым о них упомянул Г. Дж. Уэллс в 1915 году в книге «Маленькие войны»,[59] хотя широкую популярность они приобрели сразу после выхода в свет в 1954 году романа Толкина «Властелин колец». Компании игроков, вооружившись карандашами, бумагой, костями и прочими атрибутами подобного рода, пускались странствовать по воображаемым мирам в поисках фантастических приключений, представляя себя монстрами или отважными героями. Иногда фантазия вторгалась в реальный мир. Себаштиану знал, что всегда существовала главная фигура, режиссер игры, устанавливавший правила и направлявший действия игроков. Могли быть Каин режиссером игры, ролевой игры, поставленной по сценарию «Божественной комедии»? Неужели Каин — Монтанья?