О природе человека - Эдвард Уилсон

Как правило, индивиды маневрируют с тем, чтобы оптимизировать собственные интересы по сравнению со всеми остальными.

Хотя расовые и этнические интересы могут временно превалировать, в долгосрочной перспективе важнее всего социоэкономические классы.

Сила и границы этнической идентичности человека определяются общими интересами его социоэкономического класса, и они служат в первую очередь интересам самого человека, затем его класса и, наконец, его этнической группы. В политологии существует конвергентный принцип, известный как закон Директора{171}. Он гласит, что доходы в обществе распределяются в интересах класса, который контролирует правительство. В Соединенных Штатах это, конечно же, средний класс. Можно также отметить, что все институты, от корпораций до церквей, развиваются таким образом, чтобы служить интересам тех, кто их контролирует. Человеческий альтруизм (если вернуться к биологическому определению) является «мягким». Чтобы найти «жесткие» элементы, нужно пристально присмотреться к человеку, его детям и самым ближайшим его родственникам.

Однако примечательно, что весь человеческий альтруизм формируется под воздействием мощных эмоциональных факторов такого рода, который интуитивно должен был бы способствовать его проявлению в самых «жестких» формах. Моральная агрессия — самый яркий пример подкрепления взаимной выгоды. Обманщик, перебежчик, вероотступник и предатель везде вызывают всеобщую ненависть. Честь и верность подкрепляются самыми жесткими правилами и установлениями. Похоже, что усвоенные правила, основанные на врожденном, первичном подкреплении, ведут человека к принятию в рамках собственной группы именно этих, а не других ценностей. Правила эти — симметричный ответ на канализированное развитие территориальности и ксенофобии, которые являются столь же эмоциональной реакцией, направленной на членов других групп.

Я пойду еще дальше и предположу, что глубинная структура альтруистического поведения, основанного на усвоенных правилах и эмоциональных гарантиях, является жесткой и универсальной. Эта структура определяет ряд предсказуемых групповых реакций, которые были описаны в более технических трудах, таких как работы Бернарда Берелсона, Роберта А. Ливайна, Натана Глейзера и других социологов{172}. Одно из таких обобщений заключается в следующем: чем беднее ингруппа, тем активнее она использует групповой нарциссизм как форму компенсации. Другое: чем крупнее группа, тем слабее нарциссическое удовлетворение, получаемое человеком от идентификации с ней, тем слабее групповые узы и тем выше вероятность того, что люди будут идентифицировать себя с мелкими подгруппами, существующими внутри нее. И вот еще одно: если подгруппы какого-то рода уже существуют, то регион, который кажется вполне гомогенным, но является частью большой страны, вряд ли останется таким, если получит независимость. Большинство жителей подобных регионов отвечают на сужение политических границ сужением фокуса своей групповой идентификации.

Подводя итог, можно сказать, что «мягкий» альтруизм характеризуется сильной эмоциональной и изменчивой преданностью. Люди сохраняют приверженность своему кодексу чести, но постоянно меняют свое представление о том, к кому этот кодекс относится. Гениальность человеческой социальности заключается в той легкости, с какой союзы создаются, разрушаются и воссоздаются вновь. Причем человек всегда сохраняет сильную эмоциональную приверженность правилам, которые считаются абсолютными. Сегодня, как и всегда со времен ледникового периода, сохраняется важное различие между ингруппой и аут-группой, однако расположение разделяющей черты постоянно сдвигается туда и обратно. Живучесть этого основополагающего феномена идет на пользу профессиональному спорту. В течение часа-двух зритель может покинуть свой мир и погрузиться в первобытную физическую борьбу между суррогатами племен. Спортсмены приезжают отовсюду, их покупают и продают практически каждый год. Города покупают целые команды и продают их. Но это совершенно неважно. Болельщик идентифицирует себя с агрессивной ингруппой, восхищается командным духом, смелостью и жертвенностью и делит с командой восторг победы.

По тем же правилам играют народы. За последние 30 лет геополитические союзы изменились. Когда-то конфронтация существовала между странами оси и союзниками. Затем — между коммунистами и свободным миром. После этого началось противостояние крупных экономических блоков. Организация Объединенных Наций — это и форум для самой идеалистической риторики человечества, и калейдоскоп быстро меняющихся союзов, создаваемых во имя эгоистических интересов.

В то же время разум постоянно изумляется перекрестной борьбе религий. Арабские экстремисты считают войну против Израиля джихадом во имя священных ценностей ислама. Христианские проповедники призывают к союзу с Богом и ангелами его против происков Сатаны во имя подготовки мира ко второму пришествию. Вспомните, как бывший некогда революционером Элдридж Кливер и типичный секретный агент Чарльз Колсон сумели подняться над своей системой ценностей, перейти на сторону Христа и вступить в древнюю битву религий. Содержание не значит ничего, форма — все.

Людям свойственно брать на себя духовные обязательства, которые считаются абсолютными — до того момента, когда их нарушают. Люди тратят массу сил на создание союзов, сохраняя при этом для себя все пути к отступлению. И поскольку альтруистический импульс очень силен, нам всем очень повезло, что он остается преимущественно «мягким». Если бы он был «жестким», то история могла бы превратиться в чудовищный рассказ о непотизме и расизме, а будущее представлялось бы весьма печальным. Люди буквально стремились бы к тому, чтобы приносить себя в жертву во имя своего рода. К счастью, в нас живет готовность к созданию общественного договора, по ограничениям своим свойственная млекопитающим. И одновременно нам свойственен постоянно обновляющийся, оптимистический цинизм, с помощью которого люди рациональные могут добиться впечатляющих успехов.

И мы возвращаемся в сферу гипертрофии, культурного усиления врожденных человеческих качеств. Малкольм Маггеридж однажды спросил меня: «А как же мать Тереза? Как биология объясняет существование среди нас святых людей?» Мать Тереза как миссионер принимает на себя заботу о беднейших жителях Калькутты. Она подбирает умирающих на улицах, спасает детей, выброшенных в мусорные баки, лечит раны и болезни тех, к кому не хотел прикасаться никто другой. Несмотря на международное признание и множество премий, мать Тереза живет в полной бедности и упорно, тяжко трудится. В книге «Что-то прекрасное для Бога» Маггеридж так пишет о своей встрече с ней в Калькутте:

«Каждый день мать Тереза встречается с Иисусом. Сначала на мессе, в которой она черпает уверенность и силу. Затем в каждой нуждающейся, страдающей душе, которой она несет облегчение. Это один и тот же Иисус — и у алтаря, и на улицах. Одно не может существовать без другого»{173}.

Может ли культура изменить человеческое поведение с тем, чтобы приблизиться к альтруистическому совершенству? Можно ли прикоснуться к какому-то волшебному талисману или воспользоваться скиннеровой технологией, чтобы создать расу святых? Ответ очень прост: нет. Давайте вспомним слова Иисуса, которые приводятся в Евангелии от Марка: «И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет»{174}. Здесь кроется главная суть религиозного альтруизма. Практически о том же, в том же тоне и с тем же почтением к внутригрупповому альтруизму говорят пророки всех крупных религий, не исключая и марксизма-ленинизма. Все провозглашают свое превосходство над другими. Мать Тереза — выдающийся человек, но не следует забывать, что она служила Христу, искренне веря в свое бессмертие во Христе. Ленин, который проповедовал не менее утопическое учение, называл христианство делом неописуемо подлым, отвратительной заразой на теле человечества. Многие христианские теологи столь же откровенно отвечали на этот сомнительный комплимент.

«Если б это было так просто! — писал Александр Солженицын в «Архипелаге ГУЛаг», — что где-то есть черные люди, злокозненно творящие черные дела, и надо только отличить их от остальных и уничтожить. Но линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека. И кто уничтожит кусок своего сердца?»{175}

Святость — это не столько гипертрофия человеческого альтруизма, сколько его окостенение. Такое состояние вполне вписывается в рамки биологических императивов, хотя, по идее, должно было бы их превзойти. Истинная гуманизация альтруизма, в смысле включения мудрости и глубоких знаний в общественный договор, может произойти только через глубокий научный анализ морали. Психолог Лоуренс Кольберг выявил шесть последовательных стадий этического мышления, через которые каждый человек проходит за время нормального ментального развития{176}. Ребенок переходит от бесспорной зависимости от внешних правил и внешнего контроля к все более сложному набору внутренних стандартов следующим образом: 1) простое подчинение правилам и авторитетам, чтобы избежать наказания; 2) принятие группового поведения с целью получения наград и обмена услугами; 3) ориентация «хорошего мальчика» — конформизм с целью избежать неприятия со стороны окружающих; 4) ориентация долга — конформизм с целью избежать неодобрения со стороны руководства, нарушения порядка и связанного с этим чувства вины; 5) формальная ориентация, признание ценности договоров, некая произвольность в формировании правил с целью достижения общего блага; 6) осознание или ориентация принципов, приверженность выбранным принципам, которые могут превосходить законы в тех случаях, когда законы приносят больше вреда, чем пользы.