Тени и призраки - Ричард Матесон

Икнул, недовольно нахмурился. «Не обращайте внимания, солдат». Подбородок его упал на грудь. Минуту спустя он положил обе руки на стол и опустил на них усталую голову.

— Следует капельку вздремнуть, — пробормотал он. — Примите письмо, мисс Блоджетт, и позвольте заметить, что я никогда не видал вас неодетой.

Поерзав на стуле, Дэвид нетерпеливо вздохнул. «Как-то мне не по себе. Нервничаю, что ли, — подумал он. — Как будто чего-то хочется, только не знаю чего».

— Ты хочешь меня, вот и все.

Он изумленно уставился прямо перед собой.

— Лучше оглянись.

Он оглянулся. Дверь была распахнута. В полутьме обеденной ниши виднелся силуэт Марианны. Она смотрела ему в глаза, и Дэвид почувствовал, как сводит его желудок.

Перед ним стояла совершенно обнаженная женщина.

Он не сводил с нее глаз, не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой. Она глубоко вздохнула, отчего тяжелые груди подались вперед, темные соски чуть напряглись.

— Я пришла попрощаться, — усмехнулась она.

Он отрицательно качнул головой.

— Почему ты отказываешься? Что в этом плохого? Твоя жена спит, я только что проверила. И очень крепко. У нас достаточно времени для отличного прощания.

Он невольно отшатнулся от нее.

— Я уезжаю.

— Знаю. Потому и пришла.

Беспомощный, он скользнул взглядом по ее телу.

— Вот так, теперь рассмотри меня получше. — Он вздрогнул, когда она подвела ладони под груди и приподняла их. — Они твои. Всего один раз. Только один раз. — Полуоткрытый рот обнажил полоску зубов. Веки чуть опустились. — Ты ведь хочешь меня. Сам знаешь, что хочешь. Всего один раз. Что в этом плохого?

Она медленно и плавно изогнулась.

«Нет, я не буду этого делать», — протестовал его напуганный разум. Но перед властным зовом плоти в эти минуты он был подобен беспомощному ребенку. Он пытался стряхнуть чары, но не мог даже шелохнуться. Лишь через несколько долгих мгновений сумел, преодолев головокружение, подняться на ноги и шагнуть к ней.

— Ты ведь хочешь меня, разве нет?

«Всего один раз. Что в этом плохого? — повторял он ее слова. — Утром я уеду. Только один раз. Только один».

— Разве нет? Дэвид, скажи.

— Да. Хочу.

«Всего один раз».

Он подошел к ней вплотную. Марианна чуть подалась назад, и он шагнул за ней. Теперь они оба стояли в гостиной, рядом с ним на полу лежала ее одежда. Голос разума смолк. Теперь все его существо отвечало лишь на зов плоти — жадной, голодной, трепещущей.

— Вот так. Иди за мной. Стань зверем. Кто мы, если не звери? Что может быть лучше, чем стать зверем и наслаждаться этим? — Она опустилась на колени, затем, склонив голову, оперлась на ладони вытянутых рук. — Стань зверем. Делай как они. Возьми меня!

Побежденный наваждением, он шагнул к ней. Густой мускусный запах обволакивал его, как туман. В голове все помутилось, комната закружилась, в глазах потемнело. Он видел перед собой только ее — зовущую самку. Зверь, прекрасный зверь. Он сорвал с себя одежду, как ненужную мертвую шелуху.

— Я не хочу ждать. — Ее хриплые слова прозвучали приказом, и он опустился на колени. — Не медли.

И тут реальность исчезла в ослепительном, бешеном приступе желания. Плоть его покорялась, ее снедало сильное, алчное существо — зверь. Оно пожирало сейчас его тело и, насколько он мог судить осколком уцелевшего сознания, пожирало его душу.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Пробуждение было ничуть не похоже на обычное, когда он будто пытался всплывать на поверхность, преодолевать глубины сна, стремился и стремился наверх, пока наконец не удавалось разбить плотный покров дремоты и оказаться поверх него. Сегодня все было по-другому. Долгие часы, как ему казалось, он оставался погруженным в странное, незнакомое, мрачное состояние, нечто среднее между сном и явью. Ощущал мир наверху, но никак не мог дотянуться до него. Каждый раз, стоило только напрячься и приподнять тяжелое, ставшее неповоротливым эго, как что-то непреодолимое тянуло его обратно вниз. Ни смерть, ни жизнь, ни сон, ни явь — он висел в безмолвной, необитаемой пустоте.

Наконец послышались звуки — где-то далеко от него бились волны, а в окно стучали капли дождя, подстегиваемые ветром. Дэвид с трудом приподнял тяжелые веки. По потолку скользили тени, расплывчатые, как струи воска. Он слегка повернул голову, но она бессильно упала набок. Бросил взгляд на окно, располагавшееся против стоявшего по правой стене книжного шкафа. По стеклу струились потоки воды. Их путаная сетка вызывала головокружение.

Он попытался приподняться на кровати, но обнаружил, что не в силах. Не мог сделать ни одного движения. Мысли медленно, как густой сироп, текли по периферии мозга. Хотел взглянуть на часы, но они явно были прикреплены к тяжелой чугунной балке, которой казалась его рука. Дэвид отвел взгляд от окна и бессмысленно уставился на ряд книжных корешков. Тело его продолжало спать, хотя разум медленно пробуждался.

Ранним утром (сейчас все еще утро?) он уже просыпался и обнаружил, что лежит на ковре, совершенно голый, свернувшись калачиком. Холод заставил его встать и одеться, одежда была разбросана по всей комнате. Едва справившись с этим, он тут же бессильно упал на ближайший стул и едва смог отдышаться. Лишь жгучая жажда заставила снова собрать все силы, проковылять на кухню, где он залпом выпил пять стаканов воды из-под крана, обливая подбородок и перед рубашки. После этого он медленно, цепляясь за стены, прошел в гостиную, рухнул на диван и потерял сознание. А может быть, просто заснул?

Сколько же сейчас может быть времени? Напрягая все силы, Дэвид стал приподнимать правую руку, пока циферблат не оказался перед его глазами. Потом пришлось потрудиться, чтобы сфокусировать взгляд на расплывающихся цифрах: девять часов шестнадцать минут. Рука тяжело упала, веки сомкнулись. Мозг начал погружаться в прежнее оцепенение, мысли медленно таяли. Огромным усилием он заставил себя раскрыть глаза. Нельзя спать.

Когда-то, в ходе физической подготовки в армии, у него состоялся первый поединок с другим солдатом из его части. Этот тип несколько раз ударил его прямо в живот, и на следующее утро у Дэвида было точно такое же ощущение, которое он испытывал сейчас, — все до единой мышцы ныли, казались обнаженными и словно пылали. Такая же жажда мучила горло, оно было будто высушено. Дэвид задал себе вопрос: может ли он сейчас подняться и выпить глоток воды? Каждый мускул, казалось, был налит свинцом. Нельзя было различить, где кончается его тело и начинается диван, на котором он лежал, все казалось сплошной неповоротливой массой. Но было и вполне конкретное ощущение — ноющая боль в задней части левой ноги. Только предельно сосредоточившись, он догадался, что это седалищный нерв подвергся атаке, называемой «зубной болью не во рту». Он однажды уже испытывал это в течение шестнадцати месяцев в 1967–1968 годах, после сильного смещения межпозвоночного диска в области крестца.