Ночи Истории - Рафаэль Сабатини

— Не нужно попусту переживать, — сдержанно сказала Жанна. — Кардинал Роган очень богат. Вы должны надеяться на него. Он заплатит.

— Заплатит ли?

Надежда и сомнение слились в этом вопросе.

— Что ему остается? — сказала она. — Разве можно предположить, что он позволит разразиться такому скандалу вокруг его имени и имени королевы.

Бассенж увидел наконец просвет. Где здесь добро и зло, кто виноват, — эти вопросы были для него второстепенными. Главное то, что ювелиры смогут получить те миллион четыреста тысяч ливров, за которые было продано ожерелье. Поэтому Бассенж с такой охотой уверовал в слова мадам де ля Мотт.

К несчастью для всех, вовлеченных в это дело, в том числе и для ювелиров, Бомер не был настроен на компромиссы. Напуганный сообщением Бассенжа, он решил действовать незамедлительно. И не поддался уговорам проявить осторожность, начав с посещения кардинала. Он помчался в Версаль, намереваясь увидеть королеву. Но королеве, как мы знаем, он надоел уже донельзя. И он должен был удовлетвориться изложением своих просьб вперемешку с требованиями мадам де Кампсн.

— Вас надули, Бомер, — сказала сразу же первая фрейлина королевы. — Ее величество никогда не получала ожерелья.

Но убедить в этом Бомера ей не удалось. Доведенный до ярости, он вернулся к Бассенжу.

Бассенж, хоть и был сильно встревожен, однако сохранил спокойствие. Кардинал, настаивал он, был их поручителем. Невозможно сомневаться, что он будет стараться, чего бы ему это ни стоило, выполнить свои обязательства, дабы избежать скандала.

Так оно, конечно, и было бы, если бы не этот поспешный визит Бомера в Версаль.

Вскоре ювелир был вызван в Версаль по поводу изготовления пряжек.

Королева приняла ювелира наедине, и сразу же стало ясно, что пряжки были предлогом для разговора. Она потребовала, чтобы он объяснил смысл того, что сказал мадам де Кампен.

Бомер не мог избавиться от ощущения, что с ним, по-видимому, шутят. Разве он не написал и не передал лично королеве письмо, в котором благодарил ее за покупку ожерелья, и разве это письмо не осталось без ответа, в котором подразумевалось, что ожерелье находится в ее руках? Безумно раздраженный, он говорил не так, как подобает разговаривать с королевой.

— Смысл, мадам? Смысл заключается в том, что я требую оплаты моего ожерелья, терпение моих кредиторов иссякло. Если вы не прикажете заплатить, я разорен!

Взгляд Марии-Антуанетты, обращенный на него, был холоден, высокомерен и гневен.

— Вы осмеливаетесь предполагать, что ваше ожерелье у меня?

Бомер был бледен как снег, руки его дрожали.

— Ваше величество отрицает это?

— Вы позволяете себе неслыханную дерзость! — воскликнула она. — Вы должны отвечать на вопросы, а не задавать их. Ответьте же мне!

Но отчаявшегося человека не так-то легко запугать.

— Нет, мадам, я утверждаю это! Графиня Валуа, которая…

— Какая графиня Валуа?

Страшная догадка, словно меч, поразила Бомера при этом неожиданном вопросе, заданном в такой категоричной форме. Несколько мгновений он молча изумленно смотрел на негодующую королеву, потом овладел собой и постарался во всех подробностях рассказать об обстоятельствах, при которых он расстался с ожерельем: он описал визит мадам де ля Мотт, посредничество кардинала де Рогана, принесшего подписанный ее величеством документ с одобрением условий покупки; вручение ожерелья его преосвященству для передачи королеве.

Мария-Антуанетта слушала его рассказ со все возрастающим волнением. Ее обычно бледные щеки сейчас пылали от гнева.

— Подготовьте и пришлите мне записку обо всем, что вы мне сейчас рассказали, — велела она. — А теперь можете идти.

Эта встреча происходила 9 августа. 15 августа в Версале был устроен торжественный прием, на который прибыло много знати. В десять часов должны были служить мессу в королевской часовне, которую, по заведенному обычаю, отправлял главный альмонер Франции кардинал Роган.

Однако на этот раз в десять часов в кабинете короля была проведена встреча, на которой присутствовали кроме короля и королевы барон де Бретель и хранитель печати Миромесниль. Они, как сами полагали, встретились, чтобы решить, как вести дело о бриллиантовом ожерелье. На самом деле эти марионетки в руках судьбы способствовали решению участи французской монархии.

Король — толстый, грузный и флегматичный — сидел в позолоченном кресле за инкрустированным золоченой бронзой столом. Его бычьи глаза выражали тревогу. Над крупным носом залегли две глубокие морщины. Рядом и чуть позади стояла королева, бледная и надменная, а лицом к ним стоял мсье де Бретель, громко читающий написанные Бомером показания.

После прочтения на миг воцарилась полная тишина. Раздался почти жалобный голос короля:

— Что же нам делать? Что нам делать?

Королева ответила резко и зло:

— Когда римский пурпур и титул принца всего лишь маски, скрывающие мошенника, остается только одно. Мошенник должен быть разоблачен и наказан.

— Но, — пробормотал король, — мы еще не выслушали кардинала.

— Не думаете ли вы, что ювелир осмелился бы лгать в таких обстоятельствах?

— Но примите во внимание, мадам, положение кардинала и положение его семьи, — вмешался благоразумный Миромесниль. — Примите во внимание сенсацию, скандал, который непременно возникнет, как только все станет широко известно.

Однако послушная дочь Марии-Терезы, испытывающая к Рогану ненависть и непреодолимое отвращение, не захотела прислушаться к этим разумным доводам.

— Что значат для нас скандалы? — заявила она.

Король взглянул на Бретеля.

— А вы, барон? Что вы думаете?

Де Бретель, смертельный враг Рогана, пожал плечами и постучал пальцем по документу.

— Перед лицом этого, сир, мне кажется, единственно правильным решением будет арест кардинала.

— Вы верите, что… — начал было король и умолк, не закончив фразы.

Но Бретель понял.

— Я знаю, что кардинал может быть стеснен в средствах, — сказал он. — Он всегда сорил деньгами направо и налево, а теперь еще эти долги его племянника, принца де Гаймени.

— И вы можете поверить, — воскликнул король, — что принц дома Роган, даже если он и нуждался в деньгах, мог… О нет, такое невозможно себе представить!

— Разве он не украл мое имя? — оборвала его королева. — Разве это не доказывает, что он обычный тупой мошенник?

— Но мы еще не выслушали его, — робко напомнил король.

— Возможно, его преосвященство сумеет что-то объяснить, — отважился ввернуть Миромесниль. — Будет весьма благоразумно дать ему такую возможность.

Король в знак согласия кивнул своей породистой головой в напудренном парике.

— Пойдите и разыщите его. Немедленно приведите его! — обратился он к Бретелю. Последний поклонился и вышел.

Вернувшись вскоре, он придержал дверь, давая пройти статному кардиналу, вряд ли сознающему, что ему предстоит, безмятежному и умиротворенному, облаченному в багряную шелковую сутану. Кардинал быстрым шагом подошел к королю. В первый раз с той романтической ночи в роще Венеры, после которой прошел уже целый год, очутился он лицом к лицу с королевой.

Внезапно, как гром среди ясного неба, прозвучал вопрос короля:

— Кузен, что это за история с покупкой бриллиантового ожерелья, которую, по вашим словам, вы сделали от имени королевы?

Король и кардинал смотрели друг другу в глаза, причем глаза короля были прищурены, а глаза кардинала округлены от неожиданности. Король подался вперед, опершись локтями на стол, кардинал же стоял, застыв на месте, напряженно и неподвижно.

Краска постепенно сошла с лица Рогана. Его глаза искали королеву и встретили ее презрительный взгляд, холодную усмешку. Наконец он слегка наклонил голову.

— Сир, — сказал он неуверенно, — я чувствую, что был обманут. Но сам я не обманывал никого.

— Тогда вам не о чем беспокоиться. Нужно только все объяснить.

Объяснить! Как раз этого он не мог сделать. Кроме того, какого рода объяснение требуется от него? Только королева могла решить это.

— Если вы действительно были обмануты, — сказала она насмешливо, пронзая его стальным взглядом, — то прежде всего вы обманули самого себя. Но даже и в этом случае невозможно поверить, чтобы самообман завел вас так далеко, что побудил выставить себя моим посредником! Вас, человека, который должен знать, что он — последний из наших подданных, кого бы я просила об услугах. Вас, с кем я не разу не разговаривала за последние восемь лет! — Слезы гнева показались на ее глазах, голос дрожал. — А теперь вы хотите заставить нас поверить в то, во что поверить невозможно.

Так одним ударом она разбила вдребезги надежды, питаемые им с той «ночи сокровищ» (поистине, сокровищ!) в роще Венеры. И вот рухнули его честолюбивые мечты, а сам он повержен в прах!