Ночи Истории - Рафаэль Сабатини

Роган дал требуемое обещание, но, считая, что к Бомерам оно не относится, показал им записку и подпись королевы, когда на другой день они приехали к нему с ожерельем.

К вечеру, когда уже смеркалось, карета с зашторенными окнами подъехала ко входу в дом мадам де ля Мотт на площади Дофина в Версале. Из нее вышел и поднялся по лестнице Роган со шкатулкой в руках.

Мадам ждала его в обшитой белыми панелями, тускло освещенной комнате с отгороженным стеклянными дверьми альковом.

— Вы принесли ожерелье?

— Оно здесь, — ответил он, постукивая по шкатулке затянутой в перчатку ладонью.

— Ее величество ждет его сегодня вечером. Ее посланец должен вот-вот быть здесь. Королева будет довольна вашим преосвященством.

— Это все, чего я могу желать, — ответил он сдержанно и сел в ответ на ее приглашение, держа драгоценную шкатулку на коленях.

Несколько минут ожидания они провели за пустячной беседой. Наконец на лестнице послышались шаги.

— Скорее! В альков! — воскликнула Жанна. — Посланец королевы не должен вас видеть.

Роган послушно скрылся в алькове, сквозь стеклянные двери которого он мог видеть происходящее.

Служанка графини открыла дверь и доложила:

— Гонец от королевы.

Высокий стройный юноша в черном, сопровождавший королеву в «ночь сокровищ» в роще Венеры, быстро вошел в комнату, учтиво поклонился мадам де ля Мотт и подал ей записку.

Она сломала печать и попросила посланца на минуту удалиться. Когда он вышел, она обернулась к кардиналу, стоявшему у входа в альков.

— Это Декло, слуга ее величества, — сказала она, протянув ему записку, в которой предписывалось передать ожерелье курьеру.

Посланец был снова приглашен в комнату, чтобы получить шкатулку из рук мадам де ля Мотт. Через пять минут кардинал уже сидел в карете, возвращаясь в приподнятом настроении в Париж и размышляя о благодарности и доверии, которые испытывает к нему королева.

Спустя два дня, встретив в Версале Бомера, кардинал посоветовал ему выразить королеве благодарность за покупку ожерелья.

Бомер тщетно пытался это сделать. Подходящий случай не представлялся. Напрасно пытался он также узнать, надевала ли королева ожерелье. Но его это, как видно, не особенно беспокоило. К тому же мадам де ля Мотт вполне правдоподобно объяснила Ляпорту сдержанность королевы, сказав, что ее величество не хочет надевать ожерелье до тот, пока полностью за него не расплатится.

Такое же объяснение она дала кардиналу, когда он после трехмесячного пребывания в Страсбурге вернулся в июле в Париж. Жанна не упустила возможности сказать ему, что есть еще одна причина, по которой королева не может считать ожерелье своей собственностью, — непомерно высокая цена.

— По-видимому, она вынуждена будет вернуть его, если Бомер не пойдет на уступки, — сказала она.

Если его преосвященство и был несколько встревожен услышанным, то почти сразу же погасил в себе возникшее беспокойство. Он согласился переговорить об этом с ювелирами и 10 июля, за три недели до срока первого платежа, навестил их, чтобы сообщить пожелание королевы.

Бомер почти не пытался скрыть раздражение, появившееся на его проницательном смуглом лице. Если бы его клиентом была не королева, а ее посредником не кардинал, то он, без сомнения, выразил бы свое недовольство более явно.

— Цена, о которой мы договаривались, уже была намного ниже стоимости ожерелья, — проворчал он. — Я бы никогда не согласился на такую сумму, если бы не то трудное положение, в какое мы попали, уже заплатив за камни. Мы одолжили на это деньги и обязаны платить проценты. Дальше снижать цену невозможно.

Красивый кардинал был учтив, любезен, проявлял понимание, но оставался непреклонным. Если не будет найден выход, ожерелье придется вернуть.

Бомер был напуган. Отмена сделки привела бы его к полному краху. С большой неохотой, сознавая, что у него нет другого выхода, он уменьшил цену на двести тысяч ливров и даже согласился написать королеве следующее письмо, изящество слога которого заставляет предположить, что оно составлено под диктовку кардинала:

«Мадам, мы с надеждой осмеливаемся думать, что наша готовность достичь соглашения, диктуемая нашим уважением и верностью, является доказательством нашей преданности Вашему величеству. И мы испытываем великое удовлетворение при мысли о том, что самые прекрасные бриллианты на свете будут служить украшением величайшей и лучшей из королев».

Случилось так, что Бомер должен был лично вручить королеве несколько бриллиантов, которые подарил ей король по случаю крещения своего племянника. Он воспользовался этим обстоятельством, чтобы передать королеве это письмо. Но прежде чем она открыла его, в комнату случайно зашел один из придворных, и ювелир удалился, письмо так и не было прочитано в его присутствии.

Позже, в присутствии мадам де Кампен, которая запомнила этот эпизод, королева развернула записку, недоуменно прочитала се, а затем, возможно, вспомнив недавнюю угрозу Бомера покончить с собой, сказала:

— Слушайте, что этот безумец Бомер пишет мне. — Она прочла письмо вслух. — Вы отгадывали загадки в «Меркуре» сегодня утром. Может быть, вы разгадаете мне эту?

И, презрительно пожав плечами, она поднесла листок к пламени одной из восковых свечей, стоявших на столике для опечатывания писем.

— Этот человек живет, чтобы досаждать мне, — продолжала она. — Он всегда был немного не в себе, но при чем тут я? Умоляю вас, когда увидите его, убедите этого назойливого ремесленника, что меня мало волнуют бриллианты.

На этом разговор был закончен.

Дни шли за днями, и за неделю до срока уплаты трехсот пятидесяти тысяч ливров мадам де ля Мотт по поручению королевы снова посетила кардинала.

— Ее величество, — заявила мадам, — затрудняется в уплате первого взноса. Ей не хочется беспокоить вас письмом. Но я подумала, что вы могли бы выказать ей свою преданность и в то же время успокоить ее. Не могли бы вы ссудить ей эту сумму?

Если бы кардинал не сам диктовал Бомеру письмо, которое тот вручил королеве, он непременно заподозрил бы неладное. Но поскольку все обстоятельства были, как он считал, ему известны, он начал обдумывать предложение мадам де ля Мотт. Хотя Роган был очень богат, расточительность, свойственная ему, весьма ударяла по его состоянию.

Кроме того, положение усугублялось тем, что его племянник, принц Гаймени, оказался банкротом, причем его долги составили почти три миллиона ливров. Для кардинала было естественным — да и фамильная честь требовала — принять его бремя на свои плечи.

Ссудить такую большую сумму немедленно он никак не мог. Не мог он и занять денег: слишком мало времени было для этого.

Его озабоченность по этому поводу возросла еще больше после получения письма от ее величества, которое мадам де ля Мотт принесла ему 30 июля. Королева писала, что первый взнос не может быть сделан до 1 октября, к тому же к этой дате, несомненно, будет уплачена только половина пересмотренной суммы, — семьсот тысяч ливров. Вместе с письмом мадам де ля Мотт передала кардиналу тридцать тысяч ливров, которые представляли собой проценты от суммы выплаты, ими королева надеялась успокоить ювелиров.

Но это было не так-то легко. Бомер, терпение которого лопнуло, категорически отказался согласиться на отсрочку платежа, а также от получения тридцати тысяч ливров, разве лишь в счет уплаты взноса.

Кардинал был весьма взволнован. Нужно было что-то срочно предпринимать, иначе его тайные отношения с королевой могут стать явными, а это означает скандал. Он пригласил к себе мадам де ля Мотт, рассказал ей о новых обстоятельствах, связанных с ожерельем, и просил подумать, что она может сделать, чтобы как-то все уладить. То, что она сделала, могло бы немало удивить его. Понимая, что наступил кризис и требуются смелые шаги, она послала за Бассенжсм, более уступчивым партнером. Тот пришел на рю Нев Сен-Жиль и заявил, что он обманут.

— Обманут? — повторила она, поймав его на слове. — Обманут, вы сказали? — Она резко рассмеялась. — Скажите лучше, надут, мой друг. Вот что случилось с вами. Вы стали жертвой мошенничества.

Бассенж побледнел. Его выпуклые глаза на бледном лице, казалось, еще больше округлились.

— Что вы сказали, мадам? — спросил он хрипло.

— Подпись королевы на письме кардинала — подделка.

— Подделка?! Подпись королевы? О, мой Бог! Откуда вы это знаете, мадам?

— Я видела ее, — ответила она.

— Но…

Ноги уже не держали его, он опустился на стул, стоявший рядом. Забыв об этикете, машинально, почти в забытьи, он вытирал капли пота, выступившие у него на бровях, затем снял парик и вытер голову.

— Не нужно попусту переживать, — сдержанно сказала Жанна. — Кардинал Роган очень богат. Вы должны надеяться на него. Он заплатит.