Пандемоний - Дэрил Грегори

— Сосредоточился? — с явной обидой переспросил мой собеседник и громко вздохнул в трубку. Я представил себе, как он в эту минуту буквально сложился вдвое и прижимает к щеке сотовый телефон. — Да я сейчас сосредоточен больше, чем когда-либо в моей жизни.

Я отошел от телефона, покачивая головой, и обернулся, услышав чьи-то шаги. В переднюю дверь вошла мать Мариэтта О'Коннел.

Она была в серебристой нейлоновой куртке с вышивкой, застегнутой на молнию до подбородка. Бросив взгляд в нашу сторону, Мариэтта прошла в левую комнату, где стояла конторка.

Я услышал, как она остановилась.

— Давай с тобой договоримся, — быстро заговорил я в трубку. — Не звони моей матери. Не звони брату и невестке. И ни при каких обстоятельствах не приближайся к их дому. Если они еще раз увидят тебя, то позвонят в полицию. Ты меня понял?

Мариэтта О'Коннел обернулась. У нее было хмурое выражение лица, глаза недовольно прищурены.

— Дэл, я просто пытаюсь… — продолжал жарко дышать в трубку Бертрам.

Я со стуком опустил трубку на рычаг — новомодные сотовые телефоны такой возможности не дают — и увидел, что О'Коннел направляется к нам.

— Какого черта вы здесь делаете? — резко спросила она.

Лью продолжал сидеть за столом и даже не пошевелился. Трус.

— Нам обязательно нужно поговорить, — произнес я и в следующую секунду оказался на полу.

Лью успел только охнуть.

— Может, кто-нибудь даст мне салфетку? — поинтересовался я спустя несколько секунд.

Из кухни вышла Луиза с кофейником в руке и застыла на месте.

Мариэтта О'Коннел резко отвернулась, потряхивая рукой. Она, должно быть, оцарапала костяшки пальцев о мои зубы.

Лью вытащил стопку салфеток из хромированной подставки и бросил мне на колени. Я осторожно прижал салфетку к разбитой нижней губе. Вставать я не торопился.

— Что вы с ней сделали? — потребовала ответа Луиза.

Мариэтта О'Коннел снова развернулась и посмотрела на нас.

— Кто вы такой? — спросила она у моего брата.

Лью поднял руки в примирительном жесте.

— Я водитель.

— Тогда вы знаете дорогу обратно, — отозвалась О'Коннел.

Не сводя взгляда с Лью, она выразительно посмотрела на меня и в пророческом жесте подняла руку, мол, да постигнет тебя гнев Божий. Я насмотрелся таких жестов в сумасшедшем доме, однако у Мариэтты он получился вполне естественно.

— Я же сказала еще в Чикаго, — напомнила она, — я не могу вам помочь. Вы в детстве были травмированы демоном? Тогда найдите себе терапевта. Вы не имеете права приезжать в мой город и тревожить и оскорблять меня и моих друзей. Возвращайтесь домой, мистер Пирс.

Я осторожно отнял салфетку ото рта и принялся изучать ярко-красное пятно. Разбитая губа по-прежнему саднила. Я смотрел на О'Коннел до тех пор, пока она не опустила руку.

— Похоже, в отношении вас Тоби ошибся.

— Кто? — спросила потрясенная Луиза.

— Как там его, Шугарат, кажется? Гигантских размеров парень, который плавает по озеру.

— Тоби с вами разговаривал? — не поверила Луиза.

— Тоби не любит разговаривать с людьми, — добавила Мариэтта О'Коннел.

— Тем не менее со мной он поболтал. Славный парень. Жаль, что он не подсказал мне, как найти к вам подход. — Чувствуя, как из губы сочится теплая струйка крови, я плотнее прижал к ней салфетку. — По его словам, вы непременно поможете мне. Мол, если кто и поможет, то только вы.

— Я больше этим не занимаюсь, — заявила О'Коннел.

Луиза выжидающе поглядывала то на меня, то на Мариэтту.

Мы подождали «тойоту» матери Мариэтты на шоссе. Серые пятна грунтовки покрывали ее некогда голубой пикап как сыпь некоего жуткого тропического заболевания. В нескольких милях севернее мотеля О'Коннел свернула на разбитый проселок. Ощущение такое, будто эта грунтовая дорога побывала под обстрелом артиллерии. В отдельных местах выбоины были глубже, чем позволяла проехать подвеска «ауди». Лью приходилось отчаянно маневрировать, чтобы не угодить в очередную колдобину.

Мариэтта О'Коннел мгновенно оставила нас позади, и когда мы в следующий раз увидели ее пикап, тот стоял на каком-то грязноватом пустыре. С одной его стороны виднелся крутой обрыв, внизу раскинулся городок Гармония-Лейк. На другой стороне пустыря высилось нагромождение приземистых обветшавших сооружений. Возможно, это даже был целый комплекс строений. В центре находилось нечто вроде старого трейлера, который со временем оброс несколькими новыми комнатками, парой крылечек, верандой, двумя сараями без фасадной стенки и многочисленными навесами из дранки, фанеры и ржавого листового металла. Крытые проходы — зеленая пластиковая крыша и корявый пол из кривой вагонки — соединяли трейлер со сложенной из плексигласа теплицей и двумя гаражами. Дверь одного гаража была открыта, на полу лежала старая лодка-понтон, заваленная до самого потолка всевозможным железным хламом.

Мы с Лью осторожно прошли по грязной тропинке и приблизились к крыльцу. Дверь для нас оставили открытой. Рядом с дверным косяком висела коряга-кальмар, такая же, как и в мотеле. Стена под ней была покрыта какими-то пятнами. Веранда сверкала от рыбьей чешуи, как будто хозяйка дома вывалила на нее весь дневной улов. Во взгляде Лью я прочитал ужас.

Я постучал по дверному косяку, чтобы привлечь внимание, и увидел, что О'Коннел расхаживает по комнате.

— Снимайте обувь и проходите! — крикнула она.

— Что это за деревянные скульптуры, народное творчество? — поинтересовался я. — В мотеле я их тоже видел.

Мариэтта не ответила. Передняя комната была вытянутой, с низким потолком. Деревянные стены металлическими уголками крепились к боку трейлера. Вдоль них тянулись почти до самого потолка полки с книгами. Свободное от книг пространство занимали две массивные звуковые колонки. Точно такие у меня были, когда я учился в школе. Здесь же стоял миниатюрный дешевенький электроорган — их обычно покупают для десятилетних детишек, которые только начинают учиться музыке. Я заметил также помещенную в рамку фотографию папы римского. Самый большой просвет между книжными полками занимала кирпичная платформа, на которой стояла чугунная печка. Книги хранились подальше от печки и большой трубы, выведенной наружу через потолок. Впечатление было такое, будто в любое мгновение это убогое жилище может загореться к чертовой бабушке.

Вокруг печки были расставлены четыре старых, но уютных на вид кресла, обтянутых коричнево-оранжевой тканью. На полу ковер, купленный, пожалуй, году в 1974-м. Лью принюхался и, уловив запах пыли, потер кончик носа. Мебельные клещи, а их здесь наверняка целая армия, наверное, уже в предвкушении щелкали челюстями.