Школьная осень - Сергей Борисович Рюмин

— А Елене? — возразила Жазиль, имея ввиду нашу физичку Середину.

— У неё свой класс есть, — отмахнулся я. — Если Елене дарить, то и всем надо — и Карабулаку, и Молекуле, и Наташке, «англичанке», «немке». Даже этой пионервожатой бывшей Русаковой. Где столько денег взять?

После недолгих обсуждений (перемена-то кончается!) приняли моё предложение купить подарки только Лаврухе и Степанычу. Выбор подарков возложили опять же на Верку. Верка опытная, она не подведет!

Я сразу отдал Верке 3 рубля — за себя, Мишку и Андрея под их торжественные обещания вернуть…

— Когда-нибудь, — сказал Мишка с хитрющим выражением лица и добавил. — Половину.

Выходя из класса, по дороге в кабинет физики он бросил:

— Вот, покурить не успел…

Последним уроком была алгебра. Списать домашку я успел у Ленки-Жазиль, которая, протягивая тетрадь, вдруг решила мне томно улыбнуться. Я тут же прикусил зубами нижнюю губу, задрал подбородок и изобразил призывный взгляд вроде того, какой бросала Светличная на Пуговкина в «Иване Васильевиче, менявшем профессию». Ленка смутилась. Соседка по парте Верка, заметив выражение моего лица, прыснула.

Только Димка Зеленчук мрачно посмотрел в мою сторону и покачал головой. Я развел руками, мол, не виноватый я, она сама мне улыбается.

Поэтому особо не заморачивался, бояться «пары» оснований не было. Наталья Михайловна весь урок бросала на меня задумчивые взгляды, а после звонка попросила:

— Ковалёв! Подожди.

Мы опять остались наедине.

— Ты мне ничего не скажешь? — спросила она, глядя куда-то в сторону. Я проглотил застрявший в горле комок, не зная, что ответить. Честно говоря, я про это просто забыл.

— Это что-то необычное? — Наталья Михайловна расценила моё молчание по-своему.

— Да нет, — отмахнулся я наконец. Учительница сама мне подсказала ответ.

— Не необычное. Это бессмыслица, Наталья Михайловна, — ответил я. — Либо вы неточно передали рисунок. Где-то в изображение закралась ошибка.

— А что это вообще, Антон? — продолжала допытываться она. — Что это такое?

Я развел руками:

— Пока всего лишь геометрические фигуры.

Наталья Михайловна оглянулась на дверь. В любую минуту в класс мог войти кто угодно.

— Я тебя поняла, — решительно сказала она. — Нам надо пообщаться в более подходящем месте, где никто не помешает. Так?

Я молчал, озадаченный такой постановкой вопроса.

— Ты скажи, так или нет?

— Так, — выдал я для того, чтобы она наконец отвязалась от меня. Ну, не готов я был к такому разговору!

— Хорошо, — кивнула Наталья Михайловна и улыбнулась. — Я всё поняла. До свиданья!

И она вдруг неожиданно протянула мне свою узкую белую ладошку. Я осторожно пожал её.

— До свидания, Наталья Михайловна!

Мишка и Андрюха ждали меня на выходе из школы.

— В столовую? Пирожков хочется…

— С повидлом… В масле… Горячих… Ммм…!

Андрэ картинно почесал тощий живот.

— Да пошли уже! — не выдержал Мишка. — А то устроили тут разгрузочный день!

Проходя мимо телефона-автомата, я тормознулся:

— Я быстро звякну. Подождите меня у столовки.

Набрал по памяти номер. Мне ответил мужской голос:

— Алло?

— Здравствуйте, Альбину можно? — попросил я.

— А кто её спрашивает? — продолжал допытываться парень. Альбина говорила, что сидит в одном кабинете с парнем, и у них телефон один на двоих.

— Брат! — мы условились, что я буду так называться, когда звоню.

— Сейчас.

— Привет! — наконец отозвалась Альбина. — Здравствуй, братик!

— Привет, привет, — сказал я. — Ну, что, поговорила? Когда?

— Как и договаривались, — ответила девушка. — В субботу в четыре часа. У тебя без изменений?

— Ага. Ну, всё тогда. Пока…

Я повесил трубку. Альбина предупредила, что сосед по кабинету весьма к ней неравнодушен, поэтому мы приняли решение общаться эзоповым языком, дабы не давать пищу пересудам и не нервировать парня лишний раз.

Второй мой телефонный звонок был на номер Дениса. Трубку поднял он.

— Привет! Это Антон.

— Здоро́во, здоро́во! — отозвался Устинов. — Что-нибудь случилось? Вроде недавно общались…

В его голосе я услышал нотки радости.

— Да как тебе сказать? — памятуя, в каком учреждении работает мой собеседник, я тоже говорил с ним намеками. — Ты мне телефончик одного товарища обещал дать.

— Взамен другого?

— Ага! — я обрадовался, что Устинов сразу понял, о чем речь.

— Так, так, — Устинов задумался, видимо, листал записную книжку, потом попросил.- А ты можешь мне перезвонить через пару минут на телефон 7−45–66?

— Хорошо, — я повесил трубку. Мишка и Андрей уже подошли к столовой, остановились, стали мне махать, мол, заканчивай. Я в ответ развел руками.

— Парень, ты будешь звонить или нет? — к телефону-автомату уже начала скапливаться очередь.

— Да, сейчас!

Я набрал новый номер.

— Алло?

— Записывай, — сказал Устинов. — 4−14–48. Зовут Геннадий. Скажешь ему, что от меня. Понял?

— Понял, спасибо!

— Только обращайся к нему не раньше, чем завтра, — пояснил Устинов. — Я с ним сегодня встречусь, поговорю, предупрежу насчет тебя.

— Хорошо!

— И перезвони потом, как с ним пообщаешься, ладно?

— Хорошо! — повторил я. — Пока!

Я повесил трубку и направился к столовой, в дверях которой скрылись мои друзья.

Я открыл входную дверь. На меня привычно пахнуло запахом еды. Живот призывно заурчал, требуя пищи. А вот увиденное внутри зала мне совсем не понравилось.

Мои друзья стояли в окружении столовских работников женщин-поварих. А трое небритых мужиков, то ли местных грузчиков-дворников, толи подсобных рабочих удерживали моих друзей. Двое в грязных телогрейках ухватили за руки Мишку, третий в клеенчатом фартуке заломил руки Андрею.

Поварихи грязно-белых халатах тыкали в моих друзей руками, ругались, орали во весь голос:

— Гады! Котлетные воришки!

— Вот кто, всё время у нас еду ворует!

— Тоже мне — комсомольцы! Воры!

— Милицию вызывайте!

— А мы свои за них выкладываем!

Андрюха опять попытался вырваться, но безуспешно. Мужик, бывший раза в полтора пошире его в плечах, сразу заломил ему руки вверх. Андрей со стоном упал на колени — чистыми отглаженными брюками на грязный кафельный пол. Мишка, глядя на него, рванулся тоже, но так же безуспешно. Один из мужиков, державших его, смачно сплюнув на потерявшие свой первоначальный цвет плитки, пробухтел, дыхнув густым перегаром:

— Да чё вызывать-то? Морду им набить и дело