Сизые зрачки зла - Татьяна Романова

– Это кто же такую наглость имеет ее сиятельству угрожать?! – взревел капитан.

– Этого я и сам пока не знаю, – признался Горбунов. – Но кто-то ведь не поленился самых отпетых городских бездельников подкупить, чтобы к вашим телегам покупателей не пускали.

– Это правда, Петр Петрович? – спросила побледневшая Вера.

– Да, к сожалению, это так. Я хотел сначала с господином Горбуновым встретиться, а потом разобраться с этими негодяями.

– Но кому это нужно? Я никому не мешаю, я просто хочу продать свое! Что в этом плохого? Я вообще, кроме нашей, не видела на ярмарке подвод с солью – Вера старалась сохранить невозмутимую мину, но удар оказался таким неожиданным и сильным, что это плохо получалось, и голос ее дрожал.

– Так бывает, ваше сиятельство, это – коммерция, – философски заметил Горбунов, и Вера вновь услышала в его голосе нотки отчуждения. Только что возникший между ними мостик разрушился, а вместе с ним начали таять и ее надежды на успех дела.

Это была отчаянная минута, и, как всегда в решающие моменты своей жизни, Вера почувствовала, что внутри нее проступает несгибаемый стержень. Она гордо вскинула голову и холодно, с явно слышимыми высокомерными нотами заметила:

– Коммерция – это когда сильные и умные люди могут договориться к обоюдной выгоде, а когда кто-то из партнеров не может увидеть истинный размах дела, тогда это называется иначе – мелкие делишки. Господин Щеглов сообщил мне, что вы один стоите больше, чем все перекупщики этого города, только поэтому я и захотела встретиться с вами лично. Жаль, что чужие разговоры и провинциальные хитрости конкурентов так влияют на ваше мнение. Наверное, мне стоит поискать партнеров в Москве или в столице.

Она поднялась и выразительно посмотрела на исправника. Тот с готовностью выступил вперед и предложил ей руку, а Марфа шагнула к двери, собираясь распахнуть ее.

– Подождите минутку, ваше сиятельство, – попросил Горбунов и заступил гостям дорогу. Он всмотрелся в лица всех троих и, как будто решившись, предложил:

– Я могу покупать у вас всю соль, хоть по тридцать возов в неделю, только вы уж сбросьте восемь копеечек с пуда. Вы ведь сами сказали, что оборотом возьмем, а я за эту вашу любезность сам с местными проходимцами разберусь. Да и не будет ни у кого из наших соперников в них больше нужды – я ведь товар в Москву гонять буду, здесь продавать не стану.

– В Москву? – заинтересовалась Вера. – А вы сами поедете с обозом?

– В первый раз, конечно, сам, а как договорюсь со старыми приятелями о поставках, так смогу и приказчиков посылать.

– Мне нужно передать деньги матери, а она сейчас живет в Москве. Вы не сможете мне помочь в этом деле?

– Да, пожалуйста, давайте адрес, и я отвезу все, что хотите.

Вера быстро прикинула, что если согласиться на условия откупщика, то за эту партию соли она получит чуть больше тысячи рублей. Столько же, сколько и в этот раз, она сможет отправлять новому партнеру каждую неделю. Получалось совсем неплохо. Скрывая радость, она предложила:

– Денис Маркелович, я передам вам товар и через неделю пришлю столько же, а вы, пожалуйста, отвезите эти деньги моей матери, адрес я сейчас напишу.

Она подошла к конторке у окна и написала адрес московского дома графини Чернышевой, протянула записку Горбунову и попросила:

– Возможно, вы даже сможете поверить мне на слово и передать матушке деньги за месячную поставку авансом. Я была бы вам очень благодарна.

– Разумеется, ваше сиятельство, – не моргнув глазом, согласился откупщик. – Я подожду еще неделю и потом поеду с обозом, а деньги передам за четыре партии.

Вера так обрадовалась, что ей захотелось броситься Горбунову на шею, но дело, о котором они только что договорились, требовало солидности и основательности. Она важно кивнула, и хотя улыбку и сияние глаз спрятать так и не смогла, серьезно пожала новому партнеру руку и спросила о том, куда перегонять подводы с солью. Марфа вызвалась поехать на постоялый двор, где возницы ждали их распоряжений, а Щеглов тут же предложил сопровождать ее.

– Давайте я сначала ваше сиятельство в гостиницу отведу, а оттуда уж мы с Марфой Васильевной поедем на постоялый двор, – предложил он.

– Я могу распорядиться насчет экипажей, – вмешался Горбунов, – ее сиятельство в коляске отвезут в гостиницу, а вы можете взять двуколку.

– Пожалуй, так будет быстрее, – согласился капитан. – Тогда мы до вечера сможем управиться и уже завтра отбыть домой.

Вера согласилась, и откупщик отдал распоряжение закладывать экипажи. Первыми уехали Щеглов и Марфа, потом и Вера уселась в новехонькую, крытую вишневым лаком коляску, вполне уместную в богатом столичном доме.

– До встречи, Денис Маркелович, – попрощалась она. – Я рада нашему знакомству. Уверена, что мы оба выиграем от наших нынешних договоренностей.

– Не сомневаюсь, ваше сиятельство, – согласился откупщик. – Насчет матушки не волнуйтесь, все сделаю. Через месяц деньги будут у нее.

Горбунов дал сигнал трогать, и коляска выехала со двора. Глядя вслед молодой графине, откупщик решил, что, передавая деньги в Москву, он ничем не рискует. Эта красавица была гордой и скорее умерла бы, чем нарушила данное слово. Да и прибыль в этом деле Горбунов смог себе выторговать такую, что ради нее можно было пойти на любые уступки этой деловитой барышне.

«В добрый час, ваше сиятельство, – подумал он, – насчет коммерции это вы в точку попали. Размах дела я сразу оценил, а вот какие деньги я на вас заработаю, это уж вам знать необязательно».

В экипаже Веру совсем разморило. Так случалось всегда. Сначала стальной стержень воли помогал Вере выстоять и победить, а потом он бесследно исчезал, и на нее наваливались опустошенность и бесконечная усталость. Вот и сейчас хотелось лишь одного – добраться до своего номера и рухнуть на постель. Она еле-еле поднялась по лестнице и только достала ключ от двери, когда услышала за спиной знакомый голос:

– Добрый день, Вера Александровна!

Она повернулась и увидела Горчакова. Она так изумилась, что, даже не поздоровавшись, выпалила:

– Так вы же уехали…

Как глупо… Вера мгновенно покраснела. С упорством, достойным лучшего применения, она все время старалась выглядеть в глазах Горчакова гордой и невозмутимой, но получалось совсем наоборот: постоянно смущалась. Мелькнула мысль, что князь, наверняка, изрядно развлекается, глядя на ее пылающие щеки, но она ошибалась. Он не развлекался, он был тронут. Эта смущенная девушка оказалась куда милее величественной красавицы с холодноватыми фиалковыми глазами. А потом пришла трепетная, как к ребенку, нежность. Потрясенный, Горчаков так и стоял, глядя в лицо молодой графини. Молчание затягивалось, это уже становилось неприличным, и, опомнившись, он сказал первое, что пришло в голову:

– Мой экипаж сломался, и я был вынужден вернуться. Но теперь все уже починили, и если вы закончили свои дела в Смоленске – я буду счастлив сопровождать вас.

– Да, мы сделали все, что хотели, и собираемся на заре выехать домой. Тогда мы сможем без остановки на ночлег добраться до Солиты.

– Замечательно! Я поеду с вами.

Они стояли в коридоре у полуоткрытых дверей своих номеров. Мимо них пробежал нагруженный чайным подносом половой, и, поймав его любопытный взгляд, Платон понял, что нужно позволить Вере удалиться. Он только собрался попрощаться, как девушка, опередив его, предложила:

– Давайте закажем чай, а вы пока расскажете мне все, что известно о суде над нашими братьями. Я знаю, что у вас тоже арестован брат, даже слышала, как вас вынудили подать из-за него в отставку.

– Откуда вы знаете про полк? – поразился Платон. Он прошел за Верой в ее номер и, опасаясь, что их разговор смогут услышать, закрыл дверь.

– Загряжская сказала, а Наталья Кирилловна знает все. Простите, если я не должна была об этом говорить. Просто вас шантажировал тот же человек, что пытается заполучить и наше состояние.

Горчаков успокоил ее:

– Все в порядке, я сам сказал об этом Кочубею. Наверное, тот счел эту информацию важной и для вашей семьи тоже. Вы правы относительно того, что на меня охотится тот, кто называет себя вашим родственником. Я имею в виду Александра Ивановича Чернышева.

– Он, скорее, однофамилец, чем родственник. Мой отец много сделал для этого человека в начале его карьеры, вот мама и рассчитывала на него, а все вышло наоборот. Почему люди так неблагодарны?

– Сложный вопрос, – мягко заметил Платон, любуясь ее погрустневшим лицом. Опять из-за совершенной маски мраморной статуи выглянула маленькая нежная девочка. – Чтобы быть благодарным, нужно иметь мощь натуры и благородство. Большинство же людей слабы, они охотно принимают помощь и благодеяния, но тяготятся этим. Все хотят считать, что сами добились успеха, вот слабые люди и забывают, кому этим успехом обязаны.