Гордость и предубеждение и зомби - Джейн Остин

Полковник приподнял одну штанину, и Элизабет открылось ужасное зрелище — от самого колена у полковника вместо ноги не было ничего, кроме свинца и крепкой древесины. Элизабет замечала, что он приволакивает ногу при ходьбе, но была склонна приписывать это легкому ранению или дурному воспитанию. Чтобы молчание не затянулось и полковник не вообразил, будто Элизабет ужаснуло увиденное, она проговорила:

— Полагаю, ваш кузен привез вас с собой лишь для того, чтобы иметь возможность кем-то распоряжаться. Странно, что он еще не женился, чтобы такой человек всегда был у него под рукой. Но вероятно, сейчас на эту роль сгодится и его сестра, ведь он ее единственный опекун и может делать с ней все, что захочет. Я, разумеется, говорю лишь о поступках самого приличного характера и ни в коей мере не предполагаю никаких безнравственных отношений.

— В любой безнравственности, — сказал полковник Фицуильям, — мы с ним были бы виновны оба, поскольку мисс Дарси находится под нашей совместной опекой.

— Вот как? И как вы относитесь к этой обязанности? Много ли хлопот с вашей подопечной?

Сказав это, она заметила, как пристально посмотрел на нее полковник, и то, как поспешно он спросил, почему она полагает, что мисс Дарси может доставить им хлопоты, убедило Элизабет, что ее вопрос попал в цель.

Она сразу же ответила:

— Не бойтесь, я не слышала о ней ни единого дурного слова и уверена, что она самое кроткое существо на свете. Ее безмерно обожают две мои знакомые дамы, мисс Бингли и миссис Херст. Кажется, вы упоминали, что тоже знакомы с ними.

— Немного. Их брат весьма любезный джентльмен и большой друг мистера Дарси.

— О да, — сухо сказала Элизабет. — Мистер Дарси необычайно добр к мистеру Бингли и беспрестанно заботится о нем.

— Заботится? Впрочем, думаю, Дарси и впрямь приходит ему на выручку, особенно когда того требуют обстоятельства. На пути сюда он обмолвился о чем-то подобном, и у меня создалось впечатление, что Бингли и впрямь ему многим обязан. Впрочем, я могу и ошибаться, так как не уверен, что речь шла о мистере Бингли. Это лишь мое предположение.

— О чем вы говорите?

— О некоторых событиях, которые Дарси вряд ли пожелает предать огласке, ведь если все дойдет до семьи дамы, то выйдет весьма неловко.

— Сэр, я постигла древние таинства Востока и унесу их секрет в могилу. Конечно же мне можно доверить пустячные тайны мистера Дарси.

— Но помните, у меня нет особых оснований полагать, что речь шла о Бингли. Дарси лишь поздравил себя с тем, что ему удалось спасти друга от крайне неразумного брака, но без упоминания каких-либо имен или подробностей. Я подумал, что он говорит о Бингли, лишь потому, что таким юношам, как он, свойственно попадать в подобные переделки. К тому же они с Дарен прошлым летом были практически неразлучны.

— Мистер Дарси как-то объяснил свое вмешательство?

— Насколько я понял, дама вызывала серьезные возражения.

— И к каким же уловкам он прибегнул, чтобы разлучить их?

— Об этом он не сказал, — с улыбкой ответил Фицуильям. — Он лишь поведал мне то, что я теперь говорю вам.

Элизабет замолчала, чувствуя, как с каждым шагом в ней крепнет яростное желание отомстить. Взглянув на нее несколько раз, Фицуильям спросил, отчего она так задумчива.

— Я размышляю о том, что вы мне рассказали, — ответила она. — Поведение вашего кузена меня покоробило. Разве он вправе был судить?

— Вы полагаете, что его вмешательство было бесцеремонным?

— Я не пойму, по какому праву мистер Дарси стал решать за своего друга, насколько правильно тот влюблен. И отчего он стал устраивать его счастье, руководствуясь лишь своим мнением? Однако, — продолжила она, несколько придя в себя, — раз уж нам неизвестны подробности, мы тоже не вправе судить его. Возможно, речь и не шла о серьезной привязанности.

— Что ж, могло быть и так, — сказал Фицуильям, — хоть это предположение и значительно преуменьшает заслуги моего кузена.

Замечание полковника было шутливым, однако, по мнению Элизабет, столь точно характеризовало мистера Дарси, что она не решилась ответить и, резко переменив тему, до самого пасторского дома говорила лишь о разных пустяках. Как только их гость ушел, она заперлась у себя в комнате и смогла наконец без помех обдумать все услышанное. Не стоило и надеяться, что речь шла о каких-то незнакомых ей людях. В мире не могло существовать второго человека, на которого мистер Дарси имел бы столь безграничное влияние. Элизабет никогда не сомневалась, что он некоторым образом причастен к разлуке Бингли и Джейн, однако основной замысел и его осуществление она всегда отводила мисс Бингли.

Теперь же оказывалось, если только мистера Дарси не обманывало его собственное тщеславие, что именно из-за него, из-за его гордости и каприза, пострадала и продолжает страдать Джейн. На какое-то время он лишил надежды на счастье самого доброго и великодушного человека на всем свете, и поэтому Элизабет твердо решила, что до ее отъезда из Кента еще бьющееся сердце мистера Дарси будет лежать у нее на ладони.

«Дама вызывала серьезные возражения», — вспомнились ей слова полковника Фицуильяма. Серьезность этих возражений наверняка заключалась в том, что один дядя дамы был деревенским стряпчим, второй — лондонским торговцем, а сама она в пылу семейной ссоры могла раскроить череп Бингли, который значительно уступал ей в силе и сноровке.

— Какие могут быть возражения против Джейн! — воскликнула Элизабет. — Ведь она сама прелесть и доброта! Она удивительно умна, а ее манеры и владение оружием безупречны. Моего отца также не в чем упрекнуть, ведь, несмотря на все свои чудачества, он обладает достоинствами, которых не постыдился бы и сам мистер Дарси, и пользуется уважением, которого тот никогда не достигнет.

При мысли о матери уверенность Элизабет, однако, немного пошатнулась. Но она твердо решила, что недостатки миссис Беннет вряд ли сыграли для Дарси решающую роль, поскольку его гордость была бы больше задета, если бы его друг породнился с людьми низкого звания, чем небольшого ума. Поэтому Элизабет окончательно убедила себя в том, что мистер Дарси отчасти руководствовался худшим видом гордости, а отчасти — желанием приберечь мистера Бингли для своей сестры.

Волнение, вызванное этими мыслями, привело к головной боли, которая лишь усилилась к вечеру и вкупе с нежеланием убивать Дарси в присутствии его тетушки (она ведь могла этому воспрепятствовать) стала причиной отказа Элизабет идти вместе с родней пить чай в Розингс, куда они все были званы.

Глава 34