Происшествие с Андресом Лапетеусом - Пауль Куусберг

Но теперь все смешалось.

Сидя за своим столом и перебирая бумаги, представленные ему для принятия решения, согласования, выяснения его точки зрения или для информации, Андрес Лапетеус попытался угадать, что произойдет дальше. Что будет с руководящими кадрами области? В том числе и с ним.

Настроение испортилось.

Звоня в редакцию, чтобы сообщить Хаавику о своем решении отказаться от написания статьи, Лапетеус не знал, как представиться. Он привык начинать телефонные разговоры словами: говорит Лапетеус, из облисполкома. Но на этот раз что-то в нем не позволило сказать так. Он просто попросил Хаавика к телефону и коротко сказал, что в связи с ликвидацией областей статьи не будет.

Дома выяснилось, что Реэт уже знала обо всем.

— Сходи к Юрвену, — посоветовала она.

— Зачем?

— Так ведь знакомства покрупнее у тебя нет, — куснула Реэт. — Меня ты не слушал. Не сумел использовать такого дома, как наш, для налаживания связей.

Она была права. Лапетеус не умел ни завязывать, ни использовать знакомства. Он все труднее сходился с людьми, не доверял тем, кто пытался ближе познакомиться с ним, словно окружил себя какой-то стеной. Но Реэт подразумевала не только это. Лапетеус понял, что она не забыла их первой ссоры. И он помнил ее. И не мог не помнить, потому что Реэт обманула его. С тех пор Лапетеус затаил на жену зло. И вообще они невероятно быстро охладели друг к другу. Вскоре начались ссоры. И сейчас их разговор окончился взаимными упреками.

В постели Реэт заговорила снова, уже теплее и нежнее:

— Что ты собираешься предпринять?

Лапетеус занял выжидательную позицию. Он неопределенно пробурчал, что без работы его не оставят.

— Ты способен на большое, — убеждала Реэт. — Ты сильный. У нас все жалеют, что ты ушел от нас. Ты не должен удовлетворяться малым. Я не сомневаюсь, что в Центральном Комитете или где-то еще помнят о тебе. Но нельзя только надеяться на других.

На тумбочке тикал будильник. От Реэт пахло ландышевым мылом. На дворе лениво лаял волкодав, которого они приобрели. Лапетеус не перебивал жену.

— И вас, партийных, насильно никуда не ставят. Я знаю. Ты порой слишком… дисциплинирован. Конечно, у таких людей, как вы, интересы партии и государства должны быть на первом плане, но надо учитывать и свои склонности и способности. Тебе подошла бы полностью самостоятельная работа. У нас ты ворочал за нескольких человек, на тебе держалось все министерство, но орден дали министру. Я уверена, что и теперешний хозяин сумеет приписать твои заслуги себе.

Реэт говорила мягким, доверчивым тоном.

В голове у Лапетеуса рождались всякие мысли. Слишком рано ликвидируют области. Слишком рано. Министру на грудь нацепили орден Трудового Красного Знамени, а ему сунули почетную грамоту… Порой Реэт может быть невыразимо нежной… За себя следует, конечно, постоять. Если председатель и завтра ничего не скажет о том, как намечено использовать руководящие кадры области, придется пойти в Центральный Комитет. Да и с Юрвеном можно поговорить… Реэт — практичный человек… Нельзя позволить, чтобы назначили куда-нибудь вопреки собственному желанию. Во время демобилизации было другое дело. Тогда его профиль еще не сформировался… Что такое самостоятельная работа? Полностью самостоятельной работы не существует…

Реэт шепнула:

— Мой железный муж.

— Мне кажется, что ликвидация областей не случайна, — заговорил Лапетеус. — Всю власть сосредоточивают в руках старых, закаленных членов политбюро. Централизация может еще усилиться. Поэтому-то, видимо, у нас и ликвидируют области. Сейчас вся власть должна быть собрана в один кулак.

Реэт восхищенно посмотрела на него и повторила:

— Мой железный муж.

Лапетеус гладил плечи жены и в полушутку, в полу-серьез спросил:

— Кем бы ты хотела меня видеть?

— Большим, большим, большим человеком.

И Реэт наполовину шутила, наполовину говорила всерьез. Лапетеус подумал, что она видит или хочет видеть в нем совсем другого человека, не того, кто он есть в действительности.

На следующий день Лапетеус побывал у Юрвена, а через день — в Центральном Комитете.

Его назначили директором промкомбината.

Лапетеус считал, что с ним поступили несправедливо.

Работая на посту директора, Лапетеус пытался продолжить публикацию статей. Они рождались так же, как раньше: он добывал фактический материал, а Хаавик писал. По-прежнему они появлялись только за его подписью, и по-прежнему они делили гонорар пополам. Но заказывали ему статьи все реже. Он понимал, что газета не может все время говорить о работе одного и того же комбината, и он начал организовывать обобщающие статьи. Так сказать, чисто экономического характера. Но у Хаавика они не получались так гладко, как раньше, и тот отвиливал от работы над ними. «Я публицист, а не экономист», — оправдывался Виктор. Лапетеус попытался сам, ко безуспешно. Статьи получались тяжеловесные, корявые, их написание отнимало много времени. Он вынужден был смириться с положением.

Самочувствие Лапетеуса несколько поднялось после избрания его депутатом горсовета. Льстило и то, что он, как руководитель передового предприятия, на различных активах и конференциях порой сидел в президиуме.

В активе он числился. Но какой-то сучок остался в сердце. С каждым годом он все сильнее чувствовал, что достиг своего потолка. «Потолок» было словечко Виктора, и Лапетеус удивился, услыхав его от Реэт.

— В министры ты и не годился бы, — упрекнула она его во время очередного столкновения. — У тебя низкий потолок. — Это так поразило Лапетеуса, что он умолк, и верх остался за женой.

Постепенно он свыкся со своим директорским местом. Комбинат выполнял план. На собраниях Лапетеус говорил об опыте своей фабрики и цехов по внедрению новой техники, по распространению опыта передовиков и снижению себестоимости. Он не превратился в кабинетного работника, часто бывал в цехах и отделах, оставался требовательным и последовательным. Если на повестку дня вставала какая-нибудь новая проблема, будь то хозрасчет, повышение качества продукции, расширение ассортимента или переход от устаревшей продукции к новой, современной, Лапетеус всегда старался идти в ногу со временем; когда ему удавалось что-нибудь провести в жизнь, он приглашал к себе Хаавика, и они составляли соответствующую, статью, появлявшуюся под рубрикой «Опыт командиров производства», «Размышления хозяйственника» или «Опыт передовиков — достояние всех».

Реэт была удовлетворена тем, что ее мужа избрали депутатом горсовета. Но радость все же была неполной. Она была бы счастливее, если бы он стал депутатом Верховного Совета республики. Так казалось Лапетеусу. Мнение, что Реэт видела в нем кого-то другого, превратилось в убеждение. Больше жена не называла его железным человеком. И не подбивала использовать их дом для завязывания знакомств. Сама она часто приглашала гостей и почти всегда в числе других доцента Мурука и профессора Саммасельга.

Хотя Лапетеус плохо переносил любое общество, он обычно садился за стол вместе со всеми. Напившись, он становился злым.

По инициативе Реэт они приобрели себе машину, сперва «Победу», потом «Волгу». «Волгу» ему удалось раздобыть из резервного фонда, и, когда он сообщил об этом Реэт, она после долгого перерыва снова была нежна с ним.

Все чаще Лапетеус чувствовал, что он одинок. Неожиданно для себя он обнаружил, что у него нет ни одного настоящего друга, с кем можно, было бы поговорить по душам. С женой он был скрытен, между ним и Виктором возникла какая-то преграда. Знакомых хватало, а вот близких людей не было.

«Капризы», — успокаивал себя в таких случаях Лапетеус. Он всегда умел отгонять неприятные мысли, так же поступил и теперь. Но это требовало от него все больших усилий.

На одном из собраний Лапетеус оказался рядом с Пыдрусом. Он немного опоздал и сел на первый же свободный стул. Больше незанятых мест, кажется, и не было. Даже балконы концертного зала были переполнены. Сперва Лапетеус не заметил, что справа от него сидел Пыдрус. Все его внимание было сосредоточено на президиуме. Как всегда, за длинным столом, покрытым зеленым сукном, виднелись известные всем лица. Лапетеуса терзал вопрос— выбрали его в президиум или нет? Он упрекал себя за опоздание. Теперь может получиться неловко: его избрали в президиум, а он торчит в зале, в предпоследнем ряду. Что об этом подумают?

Когда открывались съезды, конференции, активы, Андрес Лапетеус всегда немного волновался: выберут или нет? На районных конференциях он сидел в президиуме постоянно. На городских собраниях свою фамилию среди выдвигаемых в президиум он слышал реже, но все же достаточно часто. Случалось это и на мероприятиях республиканского масштаба. На двух последних даже подряд. Что было сегодня, этого Лапетеус не знал. И беспокоился. Ведь не годилось спрашивать у соседа: будь добр, скажи, выбрали меня в президиум или нет. Такое нельзя спросить даже у самого хорошего знакомого или друга, вроде Виктора, который сейчас поднялся и поспешил куда-то с блокнотом в руке. Хаавик всегда суетился: то и дело мелькает перед сценой, в перерывах снует по коридорам, хлопочет в комнатах отдыха президиума, толчется в буфете.