Шесть баллов по Рихтеру - Екатерина Алексеевна Каретникова

то ли мама с папой придумали. Чтобы под дождем на даче не шлялась, ноги в лужах не мочила, и вообще – чем больше сидишь дома, тем спокойнее семье.

Это у него, у Феликса, очень долго не было семьи. Вернее, была, но ненастоящая. В настоящей семье тебя любят. И хотят с тобой разговаривать. И водят тебя в кино, кататься на лыжах и еще куда-нибудь. Да вот – хоть на рыбалку. И если ты болеешь, тебя жалеют и за тобой ухаживают, а не злятся и не ругают последними словами, что паршивец и рохля, сам во всем виноват. Надо было носки теплые надевать, а не бегать в октябре с голыми щиколотками.

Феликс, кстати, и не бегал. Почти никогда. А простужаться все равно простужался. Обычно у него сперва начинало болеть горло, не очень сильно, но гнусно. Еда становилась противной, и от вкусного в горле щипало и жгло, а от молока, например, или каши – ничего. Приходилось есть кашу с молоком, а Феликс еле терпел и то, и другое.

К вечеру поднималась температура и ломило кости. А может, и не кости, а мышцы. Феликс точно не знал. Но шевелиться было больно, да и сил особо не было.

Потом появлялся насморк. Феликс знал, что бывают капли, которые можно закапать в нос и хоть ночью спокойно спать. Но ему не разрешали пользоваться этими каплями. Говорили: они вредные – сужают сосуды. И Феликсу приходилось дышать ртом, потому что нос был забит безнадежно – не продохнуть. Пока он дышал ртом, в горле скребло и першило, а потом начинался кашель.

Обычно вся болезнь длилась неделю, но иногда что-то шло не так, и она затягивалась.

Долго болеть было невыносимо. К компьютеру Феликса не пускали, как бы в наказание и заодно потому, что во время болезни нельзя напрягать глаза. Ага. А лежать и смотреть в потолок, подвывая от тоски, можно.

Чтобы совсем не загнуться от невыносимого безделья и одиночества, Феликс начал брать книги в шкафу. Шкаф от него не закрывали. Наверное, не думали, что он будет читать. Он бы и не стал. Но что ему оставалось-то?

И он начал выбирать книжки на полках. Сначала – детективы. Их нашлось не так уж много, но на первые болезни Феликсу хватило. А потом он простудил ухо, и этим обеспечил себе больничный на полтора месяца.

В первые дни и особенно ночи ухо болело адски. Таблетки не помогали, и компресс не помогал. Или, может, без них было бы еще хуже? Но плохо было и так.

Потом болеть стало меньше, ухо было просто будто заложено ватой, и она поскрипывала иногда, как снег на морозе: скрип-скрип. Противно до ужаса, но не смертельно. И главное, Феликс уже мог спать по ночам. И читать днем тоже мог.

Он дожидался, когда закроется входная дверь, и никто-никто не помешает ему выбирать книжку в шкафу. Выбирать – тоже удовольствие, если уметь. Феликс давно научился.

Он рассматривал корешки, повернув голову так, чтобы удобнее было читать названия. Фамилии авторов он тоже читал, но сперва это казалось совсем бесполезной информацией. Потом Феликс понял, что если автор вот с этой фамилией написал интересную книжку, то, возможно, и вторая его книжка будет интересной, и третья. Чаще всего, кстати, так и было. Феликс даже запомнил некоторые фамилии и прочитал все-все книги этих писателей. А потом пришлось читать других, потому что детективы закончились.

Среди других книг тоже было из чего выбрать. Хочешь – исторические романы, хочешь – про войну, хочешь – фантастику или фэнтези про драконов. Единственное, чего не было в шкафу – это книг про современную жизнь. Но это было и не удивительно. Книги покупали намного раньше, чем эта современная жизнь началась. Задолго до рождения Феликса.

Он иногда пытался представить себе времена, когда его не было на свете. Вот этот шкаф был и кровать была. И даже трещина на потолке, наверное, так же змеилась от одной стены до другой. А его, Феликса, не было. И никого не водили из этой комнаты в детский сад на пятидневку и в школу, ни на кого не ругались, что снова простудился или не сделал чего-то важного. Не полил цветы. Или оставил одежду на стуле.

Наверное, хорошее было время. Спокойное.

Феликс чувствовал себя лишним постоянно. А тогда, выходит, никого лишнего в доме не было. И семья без него, без Феликса, была, наверное, дружная и правильная. А с его появлением все пошло наперекосяк.

А потом приехал отец. Он жил в другом городе. Просто в другом городе, не за полярным кругом и не на другой планете. Но он считал, что у Феликса все хорошо и что Феликс знать его не хочет. Потому что из-за него не стало мамы Феликса.

На самом деле, это все было неправдой. Жуткой, чудовищной, неизвестно зачем придуманной. Феликс не просто обрадовался отцу. Он как будто раньше жил в черно-белом мире, а с появлением отца мир постепенно приобрел цвет. Не сразу, конечно, и не слишком яркий, но все-таки. Феликс был уже большой, он понимал, что сразу ничего не бывает. Ничего хорошего, по крайней мере.

Уехать с отцом, когда тот предложил, он согласился сразу. Хоть его и пугали: будешь сидеть впроголодь на сухом пайке. А потому что отец с утра до ночи на работе и готовить ему некогда. Но на это Феликсу было наплевать. Он и сам мог сварить пельмени или макароны с сосисками – подумаешь, проблема. Пугали и посерьезнее – вот приведет вторую маму, тогда узнаешь. Но во вторую маму Феликс почему-то сразу не поверил. Если бы отец хотел ее привести в свой дом, давно бы привел. Кто ему мешал? Даже Феликса рядом не было. А раз тогда не захотел никого приводить, вряд ли и сейчас надумает.

В общем, Феликс уехал с отцом, и правильно сделал. Семья у них получилась маленькая, но правильная. Отец, Феликс и кошка Уська.

Уську подобрали на улице в первый же день, как приехали. Она сидела у подъезда, щурила желтые глаза и будто улыбалась. Они, конечно, тогда не знали еще, что это кошка Уська. Они увидели просто большого котенка с желто-черной длинной шерстью и кистями на ушах, как бывает у сибирских котов. Одинокого котенка. Потерянного.

Сперва они взяли его домой и написали объявление. Повесили на двери своего подъезда и соседних, отец разместил фотографию кошки где-то в интернете. Но никто не