Шикша - А. Фонд

вниз с жалостью (я, когда пила, то присела на корточки):

— Ну, вот что мне ответить тебе, Зойка? Я также знаю, как и ты. То есть не знаю нихрена. Но ты же хочешь, чтобы я тебя успокоил? Ладно, могу сказать, что всё хорошо и она отдыхает где-то под деревом.

— Я серьёзно!

— И я серьёзно. Но если ты хочешь моё мнение, то скажу так: Аннушка оказалась не так проста, как я думал. И это её исчезновение, как-то оно с нашей Аннушкой не вяжется…

— Что ты имеешь в виду?

— Если Нинка мелкая, то ей щелбана дай, и она скопытится. Бери на плечо и тащи, куда хочешь. То есть в то, что её похитили, я ещё как-то поверю. А вот на Аннушку — нет. Она кулаком быка положит.

— А если на нее ружье навели и заставили?

— Это же Аннушка! — хмыкнул Митька и завинтил крышку на фляге. — она бы так их навела, что я им не завидую! Нет, она ушла сама. И сделала это добровольно. Вопрос только: зачем?

— А как ты думаешь, кто эти «они»? — почему-то шепотом спросила я и оглянулась по сторонам.

— Ну в привидения и оживших мертвецов нам с тобой диалектический материализм верить не велит, — поморщился Митька и принялся засовывать флягу в карман рюкзака, — так что остаются только люди.

— Я понимаю, что люди! — запальчиво воскликнула я, — но что за люди? Как думаешь?

— Да кто же их знает? — пожал плечами Митька. — Кто угодно может быть. Но логичными есть только две версии — беглые зэки или местные аборигены.

— А зачем местным-то? — удивилась я, вспомнив благородного старого охотника, что спас меня.

— Да кто ж их дремучие мозги поймёт? — сказал Митька, — народ дикий, и мысли у них сумбурные. Может, в жертву решили принести. У них же там божки злобные.

Я вздрогнула.

— Да ладно, не пугайся ты, — сказал Митька, — это я предположил так. На самом деле там кто угодно может быть.

— А как думаешь, что с Уткиным могло случиться? Почему его не нашли?

— Ну это же Уткин, — пожал плечами Митька и велел, — так, Зойка, ты долго ещё тут сидеть собираешься? Или пойдём?

— Пойдём, — подхватилась я, и мы зашагали дальше.

Примерно часа через два лес опять сменился на берёзы и ольховник. Промеж них встречались облезлые лиственницы и худосочные ёлки. Мох здесь был ярко-зелёный, пушистый.

— Держись сзади! — отрывисто велел Митька, — уже подходим к пятьдесят восьмому.

Я пристроилась поближе и закрутила головой по сторонам, да так, что споткнулась об камень и чуть не навернулась. Хорошо, что Митька за шиворот поймал и придержал.

— Под ноги смотри, горе! — рыкнул он и я крутить головой перестала. А то действительно шею ещё сверну. Вон есть Митька, пускай сам смотрит.

Пятьдесят восьмой участок представлял собой довольно-таки большую территорию, кое-где густо поросшую березами и с выходами скальных пород слева. Неподалёку был ручей, так что с водой проблем не было. Так как участок этот был ключевым для исследований и здесь ежегодно проводили всякие изыскания, то прямо перед нами стоял небольшой стационарный балок, состоящий из одной комнаты и небольшой пристройки, где держали оборудование (от дождя и непогоды) и образцы с породами.

Участок этот был заброшен, так как программа исследований по какой-то причине была лет на восемь свёрнута, и это просто сейчас Бармалей захотел возобновить работы. Поэтому и отправил сюда группу специалистов в разведку. Из-за того, что балок долгое время не использовался, он пришел в негодность. Очевидно, когда я была здесь с погибшими коллегами, мы пытались как-то облагородить его. На ступеньке, которая вела к двери были свежеструганные доски, рядом с балком, под деревом, крепко сбиты несколько лавочек, стол и сделан небольшой навес.

Трупы забрали ещё тогда, вещи их, очевидно, тоже. Мы с Митькой прошлись по периметру участка, но ничего особо непонятного не было. В балке я нашла женскую кофту. Самую простую, синюю, трикотажную. Судя по размеру, это могла быть моя кофта. Забирать я её не стала, пусть лежит. Вдруг не моя.

Следов пребывания Аннушки или кого бы то ни было мы не заметили.

— Я предлагаю переночевать в балке, — сказал Митька и вошел внутрь.

— Мить, вдруг это опасно! — воскликнула я, — у нас же есть палатка. Может, лучше её поставить где-то подальше, в стороне? Ну, подстраховаться чтобы…

— И что это нам даст? — спросил Митька и вышел из балка уже без рюкзака. — Ты не помнишь, здесь ведро у них где-то было? Схожу воды принесу. Хотя, что я спрашиваю, ты же не помнишь.

— Ми-и-ить, — жалобно сказала я, пропустив про ведро мимо ушей, — это же рискованно!

— Рискованно, Зоя, было припереться сюда. Вдвоём, — ответил Митька и залез в пристройку. Оттуда сразу же послышался грохот, стук, какое-то позвякивание и возмущённый матерок Митьки.

Через пару минут Митька вылез оттуда, один рукав его был в пыли, зато в руке он держал два ведра.

— Гляди-ка! Нашлись! — улыбнулся Митька, — правда грязные, породу в них таскали что ли? Но ничего, сейчас обмою и сойдёт. А ты пока глянь, может продукты какие остались.

Я кивнула и вошла внутрь.

Единственная комната представляла собой вытянутое помещение, в котором с двух сторон были трёхэтажные нары, между ними — небольшой столик (под окошком, зарешеченным, между прочим), на котором обнаружились семь тарелок, ложки в жестяной банке из-под томатной пасты и две металлических кружки, в противоположном от окна крае (рядом с дверью была небольшая печка-буржуйка, вся ржавая и засыпанная сероватым пеплом, рядом с нею, прислонённые к стене стояли чьи-то старые резиновые сапоги.

По стенам были вбиты большие гвозди, которые служили здесь вместо вешалок, натянутая верёвка над печкой (очевидно, на ней сушили мокрые вещи), два чурбачка (вместо стульев), и небольшая полка, на которой стояла стеклянная банка с закаменевшей солью, надорванный пакетик с лавровым листом и чёрным перцем и пустой стакан из-под сахара.

Ну и где здесь могли бы быть продукты?

Я пожала плечами.

Для очистки совести, я заглянула под нары, на третий этаж нар, за печку. Ничего не было. Хоть шаром покати. Наверное, когда забирали трупы, забрали и продукты, если они ещё оставались.

Но сейчас вернётся Митька и нужно что-то поесть, а у нас кроме подсохшего хлеба и одной банки тушенки ничего и нету. Этого Митьке хватит на один присест. А потом что?

Я вздохнула.

Была бы хоть какая-то крупа — можно бы супу сварить. А так-то даже и не знаю, что делать.

Митька вернулся и с порога спросил:

— Ну что там нашлось?

— Вообще ничего нету, — развела руками я.

— Да не может такого быть! — не поверил Митька. — ты везде смотрела?

— А где здесь особо смотреть? — хмыкнула я, — под нарами нету, сверху на них — нету, на полке нету, за печкой нету. Вот и всё.

— А на чердаке?

— На каком чердаке?

— Вот ты растяпа, Зойка! — со вздохом покачал головой Митька, — бестолковку свою подними и вверх глянь!

Я посмотрела и ахнула — в потолке был люк.

— Я сейчас! — воскликнула я и принялась подтягивать чурбачок, чтобы влезть на стол и оттуда уже открывать люк.

— Да всё уже, всё, ты свой шанс упустила, — беззлобно поддел меня Митька, — стой теперь внизу и не мельтеши.

Он быстро, на одних руках подтянулся между нарами и, поставил ноги на вторые полки. Крышка долго не хотела открываться — щеколда заржавела.

— Зой, подай топорик! — велел Митька, — к рюкзаку сбоку приторочен. Просто потяни его вверх.

Я вспыхнула: он мне как несмышлёнышу какому-то объясняет. Хотя с другой стороны так оно и есть.

Я сбегала за топориком и Митька двумя ударами сбил щеколду. Крышка люка поддалась и со стуком раскрылась.

— О-о-о! — радостно воскликнул Митька, — Живём, Зойка! Держи-ка!

Мне в руки спустилось: две жестяные банки тушенки, две банки сгущенки, пакет пшена, жестянка с консервированными абрикосами, и консервы «сардины в масле».

— Вот видишь. Зойка, — сказал Митька, спрыгивая на пол. — Целое богатство. Живём!

— Ага! — обрадованно сказала я, — если ты печку растопишь, я кашу сварю. И откуда ты знал, что здесь продукты есть?

— Так вы же при мне тогда сюда на рекогносцировку собирались, — пожал плечами Митька, — знаешь, как Аннушка меня загоняла, пока мы вас снарядили и выперли!

— Теперь надо найти кастрюлю, — задумчиво протянула я, — пойду поищу в пристройке.

Я вышла из балка, оставив банки пока на столе.

В пристройке я нашла изрядно закопчённый чайник. В принципе, если ничего не найду, можно и в нём. Но что-то мне не верится,