Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V - Алексей Ракитин

смехотворный, учитывая, что бочки изначально никто не пересчитывал и их движение (покупку, продажу, передачу третьим лицам и т. п.) не отслеживал.

Кстати, сами же правоохранительные органы этим вопросом и не озаботились. Хотя должны были…

Другой интересный момент в речи Генпрокурора связан с тем, что тот признал показания Элизабет и Лиззи Портер «корректными». Это признание следует признать довольно неожиданным, поскольку рассказы матери и дочери о встрече с Абией Эллисом вечером 5 ноября явились для стороны обвинения — уж простите автора за метафору! — костью в горле. Главный обвинитель пошёл даже на то, что видоизменил первоначальную версию событий — ту самую, что озвучивалась в обвинительном заключении. Теперь, по мнению Трейна, убийство произошло в интервале «полчаса — час после 9 часов вечера» [т. е. в интервале 21:30–22:00].

Это была совершенно очевидная уступка защите, которой сторона обвинения не смогла ничего противопоставить.

В тот день Генеральный прокурор Трейн казался бледной копией самого себя. От прежнего напора, апломба и внушительности не осталось и следа — всё это рассеялось точно так же, как рассеялась без следа «убедительная» аргументация, с которой сторона обвинения начинала процесс. Теперь главный обвинитель ни единым словом не упомянул «прямые» улики в виде брызг крови на досках конюшни и следов крови на одежде подсудимого. Обошёлся он также без упоминаний таинственного исчезновения топора и отсутствующего у подсудимого alibi.

Всё то, что в начале судебного процесса преподносилось как нечто несомненное и несокрушимое, оказалось поставлено под сомнение и сокрушено. Сложно сказать, понимал ли в те минуты Чарльз Трейн, что дело его проиграно, и притом проиграно бесповоротно и скандально.

После того, как он закончил своё пространное выступление — абсолютно серое по форме подачи материала и путаное по содержанию — судья Уэллс обратился к подсудимому с лаконичным вопросом, готов ли тот произнести последнее слово. Левитт Элли вполне ожидаемо отказался, и его ответ можно понять — он уже выиграл судебный процесс благодаря своему молчанию, так ради чего в самом конце отказываться от победной тактики?

После этого последовало наставление судьи присяжным заседателям. В нём судья кратко напомнил ход процесса, показания основных свидетелей и перечислил улики.

После наставления, продлившегося немногим более получаса, жюри около 17:50 удалилось в совещательную комнату. Там присяжные пробыли сравнительно недолго — уже в 22 часа они возвратились в зал заседаний с готовым вердиктом.

Присяжные признали Левитта Элли невиновным в предъявленном ему обвинении в убийстве Абии Эллиса. Подсудимый тут же был освобождён из-под стражи. Ему даже не пришлось возвращаться в тюрьму — свои вещи он получил на руки ещё утром, перед отъездом в суд.

Что последовало далее?

Да, собственно, ничего особенного. Левитт вернулся в свой дом на Ханнеман-стрит и продолжил заниматься извозом. Случившееся не повредило его репутации, а напротив, лишь придало образу обычного ломового извозчика некий ореол романтизма и невинного страдальца. Через 3 года, а если точнее, то 22 июля 1876 года, Левитт скончался, немного не дожив до 60 лет.

В лаконичном газетном извещении от 26 июля 1876 года жители Бостона оповещались о смерти Левитта Элли, того самого, кто в ноябре 1872 года обвинялся в убийстве Абии Эллиса, но был оправдан судом. Согласно этому извещению смерть Элли последовала в минувшую субботу 22 июля 1876 года.

На этом, выражаясь пословицей из русского фольклора, и сказке конец.

Но есть несколько нюансов, без упоминания и обсуждения которых этот очерк останется очевидно незавершённым. Первый из этих нюансов связан с рассказом Айры Нэя (Ira Nay), одного из членов жюри присяжных, об обстоятельствах судебного процесса 1873 года. Спустя два десятка лет — в 1892 году — Нэй дал интервью газете «The Boston daily globe», в котором рассказал о ходе судебного процесса и собственном впечатлении от увиденного. Заслуживает упоминания его оценка поведения Генерального прокурора Чарльза Трейна, которого он сравнил в черепахой, барахтающейся в грязи. Между прочим, сравнение следует признать очень точным! Какая-то непрерывная возня, лапы шевелятся, шея вытягивается, грязь пузырится, а движения вперёд — ни малейшего… ибо опереться черепахе не на что, не приспособлена она к движению в грязи. При этом, по словам Нэя, главный обвинитель казался логичным и в целом производил впечатление человека, который вот-вот сейчас всё разъяснит. Однако на самом деле он так ничего разъяснить и не смог.

По словам Нэя, он был уверен в виновности Левитта Элли и, кстати, той же точки зрения придерживались некоторые другие члены жюри присяжных. К сожалению, Айра не назвал этих людей по именам и даже не сообщил журналисту, каково же было число присяжных, разделявших его точку зрения. Тем не менее, Нэй и его единомышленники проголосовали за оправдание Левитта Элли, ибо не могли не признать того, что сторона обвинения со своей задачей не справилась — вина подсудимого не была доказана, и отправлять его на виселицу было никак нельзя.

Человек, внимательно прочитавший настоящий очерк, в этом месте наверняка задастся оправданным вопросом: если не Левитт Элли убил Абию Эллиса, то кто? Кто разрубил тело ростовщика на части и разложил их по бочкам? Где это произошло? Как бочки с расчленённым телом попали в воды реки Чарльз?

Главная проблема этого примечательного процесса заключается, по мнению автора, в том, что обвинение не справилось с доказыванием вины, которая, на самом деле, представлялась изначально довольно очевидной. Более того, она представляется очевидной даже после оправдания подсудимого. Левитт Элли действительно сделал то, в чём его обвиняли, и в этом нас убеждает ряд веских соображений, которые так и не получили опровержения.

Пойдём по порядку:

1) Левитт Элли отказался от дачи показаний сразу после того, как полиция поставила под сомнение его рассказы о перемещениях 5 и 6 ноября 1872 года. Выбранной тактики Левитт придерживался вплоть до окончания суда, и по этой причине его версии событий мы так и не услышали. Нежелание говорить под присягой очень показательно, вообще-то, невиновным лицам молчать не надо — им, с точки зрения правоприменительной практики, как раз таки лучше не пользоваться правом не свидетельствовать по собственному делу. Подозреваемый отказывается от дачи показаний в том случае, когда знает, что выгодная для его защиты версия событий может быть опровергнута правоохранительными органами. Если Левитт и его защитники сочли, что ему лучше молчать, стало быть, его истинные перемещения по городу 5 и 6 ноября были таковы, что он имел полную возможность совершить приписанное ему убийство и избавиться от