Комсомолец (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Не вижу там ничего.

Пальцы правой руки легко вошли в отверстия кастета — того самого, что нашёлся в вещах Комсомольца. Вынули его из кармана. Сжались в кулак.

— Как это, не видите? — сказал я. — Вон же эта машина! За кустами!

— Где?

Я не ответил — размахнулся и что было сил ударил мужчину свинчаткой по затылку.

Звук от удара получился глухой, неприятный. Человек, обучавший меня этому удару в прошлом (или в будущем?), просил контролировать силу, не бить слишком сильно («Если не хочешь, Димон, получить покойничка»). Но тот совет годился для меня прежнего. А вот тело Александра Усика не нуждалось в ограничениях на силу: я переживал, что силы удара и вовсе не хватит — три дня отрабатывал этот приём с кастетом. Рихард Львович Жидков не вскрикнул от боли — стал молча заваливаться вбок. Я подхватил его бесчувственное тело, помог ему распластаться на полу.

— Прости, мужик, — пробормотал я. — Пусть ты и не похож на Каннибала... Но, чем уж совсем ничего не делать, я лучше всё же пошарю у тебя дома. На всякий случай. И если мои подозрения не подтвердится — обещаю: обязательно перед тобой извинюсь.

Глава 13

Я связал Рихарда Жидкова его же подтяжками: ничего более подходящего для обездвиживания пленного в сенях не заметил. Зато обнаружил там занятную вещицу — самый настоящий обрез из винтовки системы Мосина. В разновидностях мосинок я не разбирался, но похожую уже держал в руках — вот только та была в идеальном состоянии, со снайперским прицелом и блестящая от лака, а не потрёпанная жизнью, как эта.

Нашёл я обрез под той самой овчиной, что лежала на тумбочке у окна. Взял укороченную с обеих сторон винтовку в руки — далеко не новая, но без заметных повреждений и ржавчины. Отодвинул затвор, вытряхнул на тулуп пять патронов. Не учебных — самых что ни наесть боевых. Наследие почти четверть века назад закончившейся Великой Отечественной войны?

Повернулся к лежавшему на полу хозяину дома. У головы того появилась небольшая кровавая лужица. Всё же кастет содрал кожу. Но никаких жизненно важных вен или артерий не разорвал: иначе крови на полу было бы значительно больше. Жидков всё ещё был без сознания (знатно я приложился к его затылку). Я прищёлкнул языком, помахал обрезом, словно дубиной.

— Серьёзная штуковина, — сказал я. — Сомневаюсь, мужик, что у тебя есть на неё разрешение.

Посмотрел в окно.

Ворота и калитка — как на ладони.

— Хороший обзор. Никак, ты отсюда отстреливаться собирался? От грабителей или от милиции?

Положил обрез поверх тулупа.

Хотя руки так и чесались поиграться с оружием.

— Так ты к винтарю рванул, а не ментов высматривать, — сказал я. — Правильно понимаю?

Мужчина мне не ответил (его лицо при свете лампы казалось бледным, почти обескровленным).

Но я в чужом ответе и не нуждался: привык больше доверять своим глазам и ушам.

— Никак, испугался?

Я повертел в руке винтовочный патрон.

«Калибр семь шестьдесят два».

— Маньяк ты или нет — пока не пойму. Но рыльце у тебя точно в пушку.

Я усмехнулся.

Уронил патрон на овчину — рядом с четырьмя другими.

— И это замечательно, — сказал я. — Ведь получается, что я не доброго самаритянина приголубил железкой по черепушке.

Мой план заключался в том, чтобы отыскать в доме Рихарда Жидкова (или рядом с ним) человеческие останки, раз уж сами служители правопорядка упорно не желали их искать. И предъявить свои находки милиции в комплекте со связанным маньяком — разумеется, анонимно (светить перед милиционерами лицом я не намеревался). В задумке всё это выглядело замечательно. Пришёл, увидел, победил — классический сценарий для супергероя. Осталось лишь его осуществить.

Устраивать над Каннибалом самосуд я не собирался. Хотя изначально и подумывал над таким вариантом. Меня не смущала возможность «замарать руки»: сложно замарать что-либо, кроме топорища, убийством подобного монстра, употреблявшего в пищу тела собственноручно убитых мужчин и женщин (и детей!). Но я отложил этот способ совершения правосудия на крайний случай. Потому что допускал возможность ошибки (а вдруг?). Да и не хотел пачкать преступлением свою нынешнюю пока чистую репутацию.

Я точно помнил, что в зареченских газетах девяностых годов упоминалось: убийца-каннибал прятал кости своих жертв на грядке ещё с середины сороковых годов. Рассуждая логически, я предположил, что к тысяча девятьсот шестьдесят девятому году он закопал в огороде не меньше пяти человек. «Под окнами», — это утверждение врезалось мне в память. Со стороны улицы никаких грядок под окнами не заметил. А это значительно сужало фронт работы для земляных работ, что не могло не радовать.

Посмотрел на связанного по рукам и ногам хозяина дома, подозреваемого не только в незаконном хранении огнестрельного оружия. Понятия не имел, сколько ещё он проваляется без сознания. Поэтому решил подстраховаться на случай, если тот вдруг очнётся и станет изображать гусеницу. Вернулся в комнату с печью, взял со стола полотенце, которое раньше прикрывало печенье от посягательства мух. Свел кисти рук и щиколотки своего пленника максимально близко (за спиной) — соединил их верёвкой из свёрнутого в трубочку полотенца.

— Жди здесь, — сказал я. — Не скучай. Скоро вернусь.

Первым делом я собирался осмотреть сам дом, а так же взглянуть изнутри на примыкавшие почти вплотную к дому сараи. Не потому что предполагал найти там заготовленные впрок (копчёные или солёные) части человеческих тел: сомневался, что Каннибал мог оказаться настолько неосторожен (да и подобная мысль виделась мне дикой, невероятной, неправдоподобной). Но всё же надеялся обнаружить там хоть какие-то намёки на уже совершённые хозяином дома в прошлом преступления — странные вещи или следы (человеческие кости?).

Осмотр дома завершил быстро. Потратил на него не больше четверти часа. Комнаты оказались почти пустыми (минимум мебели и вещей): их жилец явно не страдал хомячеством. Я не наткнулся в шкафах ни на арсенал оружия, ни на неуместные в доме одинокого мужчины женские или детские вещи (хотя одежда самого Жидкова выглядела, как подростковая). Не встретились мне ни ювелирные украшения, ни золотые (стоматологические) коронки. Не заметил ничего, что указывало бы на Жидкова, как на «того самого» Каннибала.

— Честный советский человек не стал бы держать в сенях обрез, — сказал я сам себе.

Вернулся к связанному Жидкову — тот всё ещё пребывал без сознания. Обвязал ему голову шарфом (прихватил тот, когда рылся в вещах хозяина дома): не хватало ещё, чтобы Жидков, когда очнётся, принялся орать (на лай собаки соседи, быть может, и не обратят внимания, а вот человеческие вопли вряд ли проигнорируют). Рана у него на голове уже не кровоточила — умереть от потери крови ему в ближайший час не грозило. Я убедился, что мужчина нормально дышал (не задохнётся, пока я исследую его территорию).

Вышел из дома — поспешил сойти с крыльца и стал так, чтобы от дороги меня заслоняла стена сарая (будёновка будёновкой, но и об осторожности забывать не следовало). Посмотрел на собачью будку, из которой за мной следил лохматый пёс. Срываться на истеричный лай четвероногий страж не спешил: похоже, что он помнил спокойное отношение к моему визиту со стороны его хозяина. Но и оставлять гостя без присмотра пёс не собирался — сверлил меня внимательным взглядом.

«Если бы был лопатой, то где бы спрятался?» — подумал я.

Взгляд метнулся к приоткрытой двери ближайшего сарая. Кроме осмотра хозяйственных построек я намеревался разжиться орудием для копания в огороде. Потому что разгребать землю на грядках руками я не хотел — то удел совсем уж безумных археологов. Меня же сохранность найденного волновала меньше, нежели сам факт находок. Потому я предпочёл бы орудовать обычной совковой лопатой. А такая нужная в хозяйстве вещь, как совковая лопата, у Рихарда Жидкова точно была, раз за его домом находились сельхозугодия.