Помнят польские паны. Прелюдия - Александр Викторович Горохов

карьеристу, всегда держащему нос по ветру, по его поведению можно было сделать вывод, что это всё серьёзно.

Ближе к вечеру пришли первые известия о назначениях в «Военно-гражданском кабинете», который англичане и французы незамедлительно стали называть испанским словом «хунта», как ранее презрительно звали власти латиноамериканских государств, возникших в результате переворотов, организованных военными. Из знакомых мне имён прозвучали фамилии Вальдемара Пабста и Вальтера фон Лютвица. И хотя им достались не самые завидные должности (Пабст, например, стал помощником министра промышленности), это говорило о том, что переворот готовился не без их участия и участия их людей.

С огромным удовлетворением я услышал заявлением главы нового режима фон Браухича о первоочередных мерах новой власти. Во-первых, (и это самое главное) отказ от унизительных условий Версальского мира. А именно — ограничений численности рейхсвера, ограничений в обладании бронетехникой, боевой авиацией и военным флотом. Мотивировалось это необходимостью защиты территориальной целостности Фатерланда «от угроз с Востока». Во-вторых, возрождение национальной экономики путём привлечения капиталов из «невраждебных» государств. Например, Австрии, Швеции, Италии, Испании, Японии, Финляндии. В-третьих, немедленное начало переговоров с Францией о мирном возврате оккупированных ею германских территорий.

Последнее мне, конечно, очень не понравилось, но я прекрасно понимаю: войны с Францией нам сейчас не вынести, и пока следует договариваться, тянуть время, накачивать военные мускулы. А вот полный запрет на деятельность левых партий и временный запрет на деятельность профсоюзов поддерживаю! Довольно с нас попустительства этим болтунам, только вносящим раскол в общество, которое в нынешних условиях должно сплотиться, как никогда! Только жёсткая власть спасёт Германию. Пусть даже её политическая линия не вполне совпадает с моими идеалами, поскольку то, о чём ещё говорил Браухич, больше напоминает либерально-буржуазную повестку, но это слова настоящего патриота своей страны.

30

Юзеф Бек, 21 июля 1939 года

Военный переворот в Берлине спутал все наши карты. Мне не нужно разъяснять, чем он чреват для Речи Посполитой, только-только умиротворившей немцев на недавно присоединённых территориях: ни они, ни жители ещё остающегося независимым огрызка некогда могущественной Германии, никогда не простят нам, полякам, того, что мы превратили их в граждан второго сорта, наряду с евреями, украинцами и белорусами. И теперь, когда к власти пришли германские милитаристы, нам следует ожидать вспышки вооружённых выступлений на всех оккупированных территориях от Восточной Пруссии до Судетской области в Чехословакии. И это — в тот момент, когда мы уже приготовили войска для ввода в Латвию и Эстонию. Теперь их основную часть нужно перебрасывать к западной, или, как её называют поляки, «новой» границе.

Наш триумвират, президент Игнаций Мосцицкий, маршал Эдвард Рыдз-Смиглы и я, министр иностранных дел, сошлись на этом без существенных разногласий. Военное положение решили не объявлять, но привести армию и флот в состояние повышенной боеготовности и усилить охрану военных и военно-морских баз в Гдыне, Гданьске, Крулевце, как теперь официально называется бывший Кёнигсберг, и военно-морской стоянке в Клайпеде. Решено также прервать военно-морские учения, проходящие на пространстве от Либавы до Ирбенского пролива с целью, когда будет принято решение, немедленно занять с моря Либаву, где базируется латвийский флот, и войти в Рижский залив.

Сил для создания такой угрозы теперь у Польши хватает, не то, что было в первые годы существования страны.

Да, в те далёкие уже 1920-е мы имели всего около 140 километров выхода к Балтийскому морю, значительную часть которых составляла длинная, но узкая Хельская коса, не имеющая ни верфей, ни портовых сооружений. А наш флот под командованием капитана Богумила Новотны насчитывал всего несколько речных посудин из состава бывшей германской Вислинской флотилии. Такого мы, поляки, стерпеть не могли, и была принята Большая Кораблестроительная программа, предусматривающая строительство крупного флота: 2 линейных корабля, 6 крейсеров, 28 эсминцев, 42 подводных лодки, 3 подводных минных заградителя, 28 тральщиков, 54 торпедных катера, 14 вспомогательных единиц, более 80 речных единиц и более 70 самолетов.

Но уже в 1924 году её пришлось скорректировать из-за недостатка средств: предполагалось ограничиться постройкой в течение десяти лет двух крейсеров, шести эсминцев, двенадцати миноносцев и двенадцати подводных лодок. Для этого в 1923 году был заложен город кораблестроителей Гдыня неподалёку от Гданьска, находящегося под управлением мандата Лиги Наций, а фактически — Германии. И уже через год численность населения Гдыни выросло с 10 тысяч до 100 тысяч.

Часть кораблей пришлось купить у соседей — у той же Германии, которой запрещалось иметь военно-морской флот, у Финляндии, у Британии, у Франции. В 1927 году приобрели у бельгийцев французский бронепалубный крейсер «Д’Антркасто», переименовав его в «Балтик». И пусть часть этих кораблей были не новыми, но в умелых польских руках превратились в грозное оружие.

Великая депрессия внесла свои коррективы, и достичь намеченных целей удалось только через полтора года после определённых этой программой сроков, во времена «Польского экономического чуда». Крейсера «Дракон» и «Конрад», правда пришлось строить не самим, а тоже покупать у англичан, охотно распродававших флотские «излишки», но они были куда новее «Балтика», превращённого в учебный корабль.

Для чего нам такой мощный флот? Отнюдь не для соперничества с нашими главными врагами, Германией и Советской Россией. К сожалению, большевикам досталось слишком мощное наследство Российской империи, чтобы с ними можно было тягаться хотя бы на Балтике. Мы считали и считаем, что с Польшей поступили неправильно, не предоставив ей бывших германских колоний. В 1935 году я обнародовал «Колониальные тезисы Польши». С этого времени в стране стала регулярно проводиться «Неделя моря» под девизом «Нам нужны сильный флот и колонии». А спустя год — «Дни колоний» с массовыми демонстрациями и торжественными богослужениями в костелах. Учреждённая правительством «Морская и колониальная лига» призывала: «Пусть никто не останется равнодушным, пусть голос каждого превратится в сильный крик: Требуем свободного доступа к ресурсам! Требуем колоний для Польши!». Наши колониальные притязания распространяются на Того, Камерун, Мадагаскар, Либерию, земли в Бразилии и Аргентине. Мы считаем, что Ангола и Мозамбик, принадлежащие ныне Португалии, должны быть переданы Польше. Мы предлагали разместить польских поселенцев во французских колониях в Африке и британской Родезия. Пытались заявить свои претензии на Тринидад и Тобаго, Гамбию и даже на участок в Антарктиде. Разве это — не достойный повод для создания Великим Польским Народом мощного флота?

К сожалению, объединение с Литвой не принесло нам существенного прироста численности военно-морского флота, поскольку эта страна обладала лишь