Скрип на лестнице - Эва Бьёрг Айисдоттир

Сигюрпаутль Г. Ханнессон, а работает он в адвокатской фирме в Рейкьявике. Нам необходимо связаться с ним и узнать, что она от него хотела.

– Наверное, на развод подавать собиралась? – спросил Сайвар и выгнул спину, надеясь, что от этого она у него перестанет болеть. У него все болело и затекло после того, как он весь вечер держал в объятьях Тельму, пока она наконец не заснула. Хотя поза была неудобной, он боялся пошевелиться, и когда проснулся среди ночи, обнаружил, что у него затекла рука и он потянул шею. После этого он устал и отвел ее в кровать, где она заснула, тесно прижавшись к нему. Во сне она продолжала всхлипывать, и ее рыдания не давали ему спать.

– Я тоже об этом думал, – ответил Хёрд. – Может быть, Эйрик узнал, что у нее есть отношения на стороне. Или просто, что она спрашивала про развод. Не обязательно там должен быть задействован другой мужчина.

– Когда мы с Сайваром разговаривали с Эйриком, он настаивал, что в их браке проблем не было, – сказал Эльма.

– Ну, конечно, он будет так говорить, – откликнулся Сайвар.

– А что сказала Гвюдрун, тетя Элисабет? Она знала что-нибудь кроме того, о чем пожелал сообщить супруг? – осведомился Хёрд.

– Гвюдрун вообще мало знала, – ответила Эльма и снова представила себе маленькую сморщенную старушку, полностью лишенную сочувствия и сострадания. – А еще, кажется, Гвюдрун была не особенно довольна тем, что ей пришлось взять Элисабет к себе. Она называла ее неблагодарной и заявляла, что ее племянница, как она выразилась, необщительная и ленивая. Они много лет не разговаривали друг с другом, так что она мало могла сказать, как та жила в последнее время.

– Альдис, подруга Элисабет, говорила, что Эйрик был от нее буквально без ума. Как она выразилась, любил Бету больше, чем она – его, – сказала Эльма. – Не знаю, что за этим стоит, но, по-моему, нам следовало бы проверить его получше.

– И все-таки у него алиби, если детям можно верить.

– Да, но достаточно ли оно прочное? За сколько он доедет до Акранеса? За пятнадцать минут, за двадцать? Может, мальчики уснули и ничего не заметили, – предположил Сайвар.

– Но есть ли что-нибудь, что указывает на то, что она собралась от него уходить? – спросил Хёрд. – У нас очень мало что есть в поддержку этой версии.

– Это конечно же сам факт, что она позвонила и сказалась больной, а Эйрику не сообщила, и дома не ночевала. А где ночевала, мы не знаем. К тому же у нее была встреча с юристом, – сказала Эльма. – На самом деле я думаю, что это может быть связано вообще с чем-то другим. Может, с ее детством или с кем-то, с кем она была знакома до своего переезда. По словам подруги, Элисабет говорила, что собирается смотреть дом своего детства, который выставили на продажу.

– На улице Кроукатун?

– Вот именно. Сейчас этот дом уже продан, но, по-моему, не мешало бы навестить новых хозяев и выяснить, приходил ли к ним кто-нибудь на выходных.

Хёрд кивнул:

– Тогда домом займешься ты, Эльма. Сайвар, проверь, какая у Эйрика машина, и попытайся выяснить, не опровергает ли что-нибудь его алиби. Может, его, например, какая-нибудь камера наблюдения засекла?

Эльма встала и посмотрела на Сайвара, который коротко улыбнулся ей. Ей казалось, что он старался не смотреть в ее сторону с того момента, как они вошли. Еще она заметила, что глаза у него были усталые. Вечером накануне он так внезапно ушел, и она надеялась, что не сделала ничего, что могло бы отпугнуть его.

Эльма подъехала к дому в западной части города. Газон перед домом был пустынным: ни забора, ни деревьев, лишь качели, тихо покачивавшиеся на ветру. Стена, выходившая на улицу, была обшита белыми досками, а окна были с тройным переплетом. С другой стороны открывался вид на залив Факсафлоуи, а в хорошую погоду должен был быть отлично виден ледник Снайфетльсйёкюль. Снаружи дом было необходимо привести в порядок: бетон местами выкрошился, а кое-где на стенах были потеки ржавчины.

Эльма взошла на бетонное крыльцо. Она подумала про себя, что Давид наверняка увидел бы в этом старом доме красоту. Она постучалась. Вскоре дверь открылась, и женщина в просторной голубой рубашке и рваных джинсах ласково улыбнулась посетительнице. Ее светлые волосы были забраны в хвостик, но несколько прядей ниспадало на лицо.

– Заходите же, – предложила женщина, когда Эльма объяснила, зачем пришла. Она представилась как Грьета, и Эльма прошла за ней в кухню, не прерывая разговора. Везде стояли коробки: и открытые, и нераспечатанные.

– Мы ведь только что переехали. Собираемся сделать ремонт и открыть такой хостел с Airbnb. Нас тут сейчас только двое, для нас такой дом слишком большой, но я давно мечтала открыть собственный хостел, вот наконец и решилась, – сказала Грьета, жестом приглашая ее садиться за маленький кухонный стол. – Я недавно развелась, – прибавила она, словно с целью пояснить что-то.

– Говорят, Акранес все больше набирает популярность у туристов, – сказала Эльма, беря чашку кофе, которой угостила ее Грьета.

– Есть такое, – ответила хозяйка. – А вот вы меня спрашивали, не приходил ли ко мне кто-нибудь, да?

– Да, в общем, мы сейчас расследуем одно дело, – сказала Эльма. – Может, мой вопрос покажется странным, но не приходила ли на выходных женщина, которая в юности жила в этом доме?

– Было дело, – Грьета усердно закивала. – Очень милая женщина. Не наглела, а вежливо попросила разрешения походить и посмотреть. Она собиралась приехать раньше, пока дом был еще выставлен на продажу, но по каким-то причинам не успела.

– Она пришла одна?

– Да, только она одна, и все. Сначала я ее из окна увидела. Надо признаться, это было очень странно, – рассмеялась Грьета. – Я вышла из душа и вижу из окна: она стоит позади дома, в этих зарослях у моря, и смотрит прямо перед собой. А когда я вышла и поздоровалась с ней, она смутилась и сказала: «Извините». Но когда она объяснила, что делает, я ее очень хорошо поняла. Люди порой сильно привязываются к дому детства. Вот я выросла в Хапнарфьёрде в голубом доме и порой делаю крюк, только чтобы поздороваться с ним.

– А что она говорила? – поспешила спросить Эльма, пока Грьета не пустилась в дальнейшие рассказы о доме своего детства. Разговоры ей явно были не в тягость.

– Ну, не особенно много. Сказала, что жила здесь с матерью, а еще сказала, что ей всегда хотелось снова взглянуть на дом. Она попросила ненадолго оставить ее одну в комнате, которая когда-то