Одержимый - Питер Джеймс

– Доброе утро, мистер Лаббингс, – сухо ответил Томас.

– Ну как, мир добр к вам в это прекрасное утро? – Очередной шквал алкогольного перегара. Лаббингс выпустил руку Томаса, с трудом вылез из-за стола и пригласил его сесть на круглый обшарпанный кожаный табурет.

Томас не счел нужным ответить на вопрос. Вместо этого он сказал:

– У вас для меня посылка.

Зазвонил телефон. Лаббингс втиснулся обратно за стол и дважды щелкнул по клавиатуре. На экране возникла надпись. Прочитав ее, Лаббингс поднял трубку и сказал:

– «Импорт-экспорт лимитед». Доброе утро.

Томас молчал и смотрел.

– Нет, боюсь, его нет в офисе. Может быть, вы оставите сообщение? – Прижав трубку плечом к уху, он напечатал сообщение с поразившей Томаса скоростью.

Лаббингс повесил трубку, и телефон тут же зазвонил снова. Толстяк извиняющимся жестом поднял палец, снова щелкнул по клавиатуре и, читая с экрана, сказал:

– «Спортивные автомобили Челтнема». Доброе утро.

Томас остановил взгляд на рядах полок. Во многих из них были письма и посылки. На полу возле стола стоял серый мешок «Королевской почты», из него на ковер высыпалось множество конвертов. Рядом выстроились несколько стопок корреспонденции. Похоже, Лаббингс сортировал почту по различным компаниям, которые арендовали у него адрес и телефон.

– «Форд-гранада-скорпио», пробег не больше пятидесяти тысяч миль? – переспросил Лаббингс. – Боюсь, что никого из наших продавцов сейчас нет на месте. Я могу записать ваш номер, и вам перезвонят через несколько минут. – Лаббингс с ужасающей скоростью напечатал номер, преувеличенно вежливо поблагодарил звонящего и обратил внимание на Томаса. – Обычно в такую рань звонков меньше. Так, посылка… да, действительно. Прибыла вчера. Вы ведь звонили, доктор Джоэль? Могу я предложить вам чаю? Кофе?

– Просто отдайте посылку.

– У меня есть новая брошюра. Дополнительные услуги, которые вас могут заинтересовать. Ее можно просмотреть за минуту.

Он сунул Томасу грязно-серый листок, подошел к полкам и секунду в раздумье смотрел на них.

– Ах да!

Он нырнул за свой стол и вытащил большую квадратную коробку с надписью «Хрупкое» на боку. Она была адресована доктору Теренсу Джоэлю, почтовый ящик номер 2876, Челтнем, Глостершир GL78 RS.

– Теперь мы можем обрабатывать вашу электронную корреспонденцию, доктор Джоэль. И голосовую почту. По-моему, мы раньше не предлагали услугу голосовой почты, верно?

– А по-моему, предлагали, – сказал Томас. – Но я должен идти. Меня ждут.

– Конечно! Рад был встретиться с вами, доктор Джоэль. Если вам понадобится провести конференцию, вы также можете обратиться к нам. Если желаете, я покажу наш зал для конференций.

– В другой раз.

– Конечно. Естественно. Заглядывайте в любое время – мы всегда вам рады. В конце концов, это ведь ваш офис! – Лаббингс издал отрывистый глупый смешок.

Томас вернулся в машину. Коробка была тяжелее, чем он ожидал. Ему ужасно хотелось открыть ее. Но на улице нельзя. Он положил коробку в багажник, закрыл его и проверил надежность замка. Потом сел в машину, опять вышел из нее и еще раз удостоверился, что багажник закрыт.

Прежде чем двинуться, он снова проверил багажник.

48

– Вас что-то гнетет сегодня, доктор Теннент, – сказал старик. – Я вижу, что вам трудно сосредоточиться.

Майкл сидел в удобном кресле в своем кабинете в Шин-Парк-Хоспитал. Напротив него на диване, с негнущейся спиной, сидел бывший надсмотрщик концентрационного лагеря. Сходство с мумией стало больше, чем две недели назад.

Майкл и без Германа Дортмунда знал это. Сегодня ему совсем не хотелось видеть этого пациента в своем кабинете. Он вообще не хотел никого видеть. И меньше всего это омерзительное существо.

Он хотел, чтобы консультация поскорей закончилась и Дортмунд ушел. Он взглянул на часы. Девять тридцать. Еще пятнадцать минут – и у него будет передышка. Он сможет позвонить в офис Аманды, чтобы узнать, нет ли каких известий. А если их нет, он уже знал, что будет делать. У него щипало глаза от усталости, но из-за высокого уровня адреналина он функционировал на все сто процентов.

– Давайте поговорим о вас, – не желая отвлекаться, сказал Майкл.

Дортмунд был одет как обычно – как провинциальный английский джентльмен. На нем был костюм из твида, явно слишком теплый для этого солнечного летнего утра, рубашка в клетку, перехваченный скромной золотой булавкой галстук, свидетельствующий о членстве в Национальном тресте,[5] и коричневые замшевые ботинки.

Он смотрел на Майкла маленькими холодными глазами.

– В прошлый раз, когда я был здесь, – сказал Дортмунд своим гортанным высокомерным голосом, – я рассказал вам о своей способности предчувствовать несчастье. Я сказал вам, что вы потеряете любимую женщину. – В углах его змеиных губ застыли две капельки слюны. В его голосе сквозило самодовольство. Даже удовлетворение. – Это о ней вы сейчас беспокоитесь, доктор Теннент.

Майкл молча смотрел на него. Как и в прошлый раз, он не хотел оживлять извращенные фантазии старика, расспрашивая его о подробностях, но в то же время не мог просто отмахнуться от его замечания, поэтому спросил:

– Вы что-нибудь хотите добавить к сказанному?

Не шелохнувшись и не отведя взгляда, Дортмунд ответил:

– Нет.

Майкл подумал, что старик играет в игры.

– Почему вы считаете, будто я беспокоюсь о ком-то?

– Я думал, что плачу вам, чтобы вы помогали мне, доктор Теннент.

– Так и есть, но на нашей первой консультации вы говорили, что пришли ко мне в надежде искупить вину за то, что вы делали в Белсене. И это вы, а не я предложили новую тему. Итак?

– Это не имеет для меня большого значения. Это просто наблюдение, не больше.

Майкл разорвал зрительный контакт, взглянув в карту Дортмунда, – он давал старику возможность продолжить.

Пауза затягивалась. Майкл посмотрел на часы. Оставалось десять минут.

– Я прочел в «Таймс», что умерла Глория Ламарк, – наконец сказал Дортмунд. – Актриса. Она была вашей пациенткой – как-то я вместе с ней сидел в приемной. Я помню ее по фильму «Два нуля» с Майклом Редгрейвом.

Майкл вскинул глаза. Во взгляде старика был упрек – или это ему только показалось? Он не втянет его в обсуждение смерти Глории Ламарк.

– Я сказал ей, что мне понравилось, как она играла в этом фильме, – продолжил Дортмунд. – Она обрадовалась. Актрис легко обрадовать. Достаточно потешить их самолюбие. Впрочем, я думаю, вы это и без меня знаете, доктор Теннент.

– Вы видели «Список Шиндлера»? – спросил Майкл.

Дортмунд отвел глаза. Майкл понимал, что это удар ниже пояса. Этот старик и так находился на грани сумасшествия, его пожирала вина за те зверства, которые он чинил во время войны. Но Майклу было все равно. Если этот полумертвый нацист решил поиграть с ним, пусть не думает, что нашел себе безответного противника.

Дортмунд не сказал ни слова до самого конца приема. Затем он взялся за полированный набалдашник своей трости, поднялся с дивана, бросил Майклу сухое «до свидания» и ушел, будто перешагнув через собственную тень.

Майкл сердито захлопнул папку и поставил ее в шкаф. «Сброшу Дортмунда коллегам», – подумал он. Он держал его у себя только потому, что интересовался им, хотел разобраться, что творилось в голове Дортмунда тогда, много лет назад, во время Второй мировой войны.

Рождается ли человек специально для совершения зла? Или рождается способным совершать его? Или что-то происходит с ним, пока он еще ребенок? Или это происходит уже во взрослом возрасте?

И что вообще есть зло? Почему мы не осуждаем христиан, убивших во имя веры во время Крестовых походов несметное количество мусульман, и осуждаем нацистов, убивавших евреев, цыган и калек?

Нужно ли находиться в здравом уме, чтобы быть по-настоящему злым? А если так, то каким нужно быть – сильным или слабым?

Он поднял трубку и набрал номер офиса Аманды. Ответила Лулу. Она только что звонила Аманде на домашний и мобильный, ее сестре, матери и Брайану – по-прежнему безрезультатно.

Сердце Майкла кровоточило, но голос оставался спокоен. Он сказал:

– Лулу, я звоню в полицию.

49

Полицейское отделение Брайтона находится на склоне крутого холма. С виду это обыкновенное офисное сооружение, каких много в любом городе. Стекло и бетон, запятнанные грязью и изъеденные солью, которую приносит дующий с Канала ветер. Это не шедевр архитектуры, но и не бревно в глазу города, хотя размеры его впечатляют. В Англии это второй по загруженности полицейский участок.

Высеченный над входом герб придает зданию властное величие. В этой части города живут разные люди. Некоторым из них не нравится ходить вдоль длинной стеклянной стены, за которой ничего не увидишь. Многие вообще предпочитают не появляться на этой улице.