Сокол и Ласточка - Борис Акунин

Отец Астольф рассказывал об оспе, холере и чуме. С этими болезнями бороться невозможно. Всё что остаётся — поглубже закапывать мертвецов, сжигать всю их одежду вкупе с простынями и молить Бога о милосердии.

Двадцать седьмой день плавания.

Сегодня было много интересного, так что писать буду долго, хоть уже и очень поздно.

В кают-компании после обеда состоялся интересный разговор. Как обычно, рассказчиком был Логан. Его истории иногда бывают пусты или скабрёзны, но всегда занимательны. Нынче он был в особенном ударе.

Д. стоял вахту, так что слушателей было только трое: я, Проныра и Клещ. Артиллерист с сыновьями, категорически отказавшиеся от париков, уже вторую неделю столуются в матросском кубрике.

Беседа началась со спора между мичманом и писцом о самой большой добыче, когда-либо добытой корсаром. Поминали Френсиса Дрейка, галеоны с золотом и пузатые португальские караки, перехваченные на пути из Ост-Индии с бесценным грузом пряностей.

Ирландец дымил трубкой, с интересом слушая. Потом сказал: «Золото, пряности — всё это пустяки по сравнению с кушем, который Джереми Пратт взял в Сан-Диего».

Все посмотрели на Логана, а он грустно улыбнулся и покачал головой: «Вы об этом даже не слышали. А между тем, это самая великая корсарская экспедиция с тех пор, как зародилось наше ремесло. Капитан Пратт, упокой Боже его грешную душу, был великий человек. Таких больше нет. Хотите, я расскажу вам о Невезучем Корсаре?»

Мы, конечно, хотели.

Вот рассказанная история, как я её запомнила.

Капитан Джереми Пратт был английским приватиром (это то же, что корсар), самым опытным и отважным во всех испанских морях. По словам Логана, который близко знал Пратта, ум и находчивость этого человека были удивительны. Он наверняка затмил бы самого Моргана, если б не столь же удивительная невезучесть, преследовавшая капитана во всех его предприятиях. Многие матросы из суеверия даже отказывались служить под его началом. И всё же Пратт пользовался у морского люда огромным авторитетом — из-за умения побеждать вопреки пакостям Фортуны.

Если злой рок нарочно ему не гадил, Пратт всегда добивался поставленной цели.

Если удача предоставляла хоть крошечный шанс — творил чудеса.

Если же всё оборачивалось против него — не сдавался и выкручивался, как мог.

В этой связи Логан высказал одну мысль, показавшуюся мне интересной. «Есть три типа деятельных людей. Самые незамысловатые из них просто не упустят выгоды, коли она сама прикатилась им под ноги. Другие, разрядом повыше, всё время зыркают по сторонам — нет ли где какой добычи, и, чуть завидев подходящую цель, набрасываются на неё. Но ценней всего люди особенного сорта, которые не ждут удачи и не высматривают её, а сами создают выигрышную ситуацию — из пустоты, из ничего».

Именно к этой природе относился Невезучий Корсар.

История его неладов с судьбой восходит к раннему детству. Двенадцати лет от роду он упал с яблони и переломал ноги, отчего они перестали расти. Другой на его месте смирился бы с долей калеки, но не таков был Джереми. Слабость нижних конечностей он восполнил силой плеч и рук. Гарри рассказал, что с виду Пратт походил на краба: огромное массивное туловище с лапами-клешнями, на коротких кривых ножках. По вантам он поднимался с ловкостью обезьяны, подтягиваясь одними кистями. При абордаже первым перелетал на вражескую палубу, вцепившись в канат зубами. Ну а бегать среди моря особенно незачем и некуда, так что длинные ноги капитану были ни к чему.

«Про подвиги и злоключения Пратта можно рассказывать долго, — продолжил Гарри, — но я завёл речь про поход на Сан-Диего, так что не буду отклоняться».

Сан-Диего — порт на южноамериканском материке, откуда в Испанию дважды в год отправляется большой караван с золотом и серебром. Руду доставляют в этот перевалочный пункт с рудников Перу и Юкатана, переплавляют в бруски, штампуют, грузят на галеоны.

Едва пошли слухи о том, что Англия вот-вот вступит с Испанией в войну, Пратт собрал на Барбадосе совет из авторитетных приватиров и предложил дерзкий план: не дожидаясь объявления войны, собрать эскадру и взять курс на Сан-Диего, откуда как раз должен был выйти очередной караван. Пока мир, испанцы не станут принимать особенных мер предосторожности. А после того как в Европе загрохочут пушки, кто станет разбираться, когда был нанесён первый удар — чуть раньше официального разрыва отношений или чуть позже? Опять же, из метрополии до Вест-Индии вести доходят не быстро.

Некоторые капитаны отказались, не пожелав рисковать. Если война не начнётся, те, кто участвовал в нападении, окажутся вне закона. Но всё же составилась эскадра из четырёх сильных кораблей.

Пратту, как всегда, не повезло. Хоть плодотворная идея принадлежала ему, адмиралом выбрали старого Сандерса, уже отошедшего от дел и мирно выращивавшего сахарный тростник близ Порт-Рояля. А всё потому что Сандерс, в отличие от Джереми, слыл счастливчиком.

Дальше — хуже. Старый Сандерс, которому наскучила береговая жизнь, не только с охотой согласился, но ещё и пожелал поднять вымпел на «Бешеном» (так назывался корабль Пратта). Джереми перестал быть хозяином на собственном судне и в общем-то остался не у дел.

Вскоре после выхода в море эскадра попала в ураган, отбросивший её до самой Эспаньолы. Пока чинили порванные паруса и сломанные мачты, пока шли до Сан-Диего, время было упущено. Галеоны успели сняться с якоря и уйти. Нечего и говорить, что все в эскадре винили «чёрный глаз» Невезучего Корсара.

Обидней всего, что расчёт его оказался верен: из Европы пришло известие о войне и рейд на Сан-Диего был совершенно законен.

О том, что Испания и Англия теперь враги, корсары догадались, когда форты Сан-Диего открыли по кораблям с британским флагом залповый огонь без предупреждения.

Едва ли не первым же ядром на «Бешеном» с бизани сбило нижнюю рею, обломок которой упал на мостик и размозжил счастливчику Сандерсу голову. Второй залп был почти столь же злополучен, ибо переломил грот-мачту на пятидесятипушечном «Дербшире», самом мощном корабле эскадры, выведя его из боя.

В таких обстоятельствах, после гибели адмирала, следовало спустить его штандарт и уносить ноги, пока береговые батареи не перетопили все суда. Но Пратт поступил иначе. Он оставил вымпел Сандерса развеваться на флагштоке, поднял сигнал «делай, как я» и повёл корабли вперёд. Шесть раз они прошли линией параллельно укреплениям, выпустив по ним не одну сотню ядер и бомб. Батареи умолкли одна за другой — орудийная прислуга не выдерживала огня и разбегалась. Наконец, на крыше губернаторского дворца подняли белый флаг. Город сдался.

Когда победители высадились, они увидели, что Сан-Диего пуст. Жители скрылись в окрестных горах, забрав с собою всё сколько-нибудь ценное и даже угнав домашний скот. В домах было нечего взять кроме кухонной посуды да мебели. Ну а золотой караван, должно быть, уже встретился с мощным конвоем, высланным ему навстречу из Гаваны.

Капитаны набросились на Пратта с упрёками, виня его за бессмысленные потери. Казалось, экспедиция закончилась полным провалом.

И тогда Невезучий Корсар проявил истинное величие. Можно сказать, совершил грандиознейшее открытие в корсарском деле.

«Да, золото уплыло, и грабить в Сан-Диего нечего, — сказал он. — Но скажите мне, приятели, что во всяком городе стоит дороже всего?»

Они не знали.

«В большом и красивом каменном городе дороже всего стоят дома. Смотрите, тут есть великолепные храмы, дворцы, особняки, купеческие слады, мастерские. Всё это наше. Захотим — спалим или разрушим. Но мы не монстры. Мы готовы продать эту недвижимость местным жителям по разумной таксе».

И он отправил сбежавшему губернатору письмо с деловым предложением. Каждой из построек города была назначена цена. Если владелец привезёт выкуп, сохранность имущества гарантировалась. Дома тех, кто не заплатит в течение трёх дней, будут сожжены. Пратт давал своё капитанское слово, что никто из доставивших выкуп не будет задержан или ограблен. К письму прилагался подробный реестр-ценник, над составлением которого корабельные писцы просидели два дня и две ночи. Дороже всего был оценен превосходный губернаторский дворец (в сто тысяч пиастров) и кафедральный собор Святого Диего (в шестьдесят пять). Самые маленькие хибары в предместьях шли всего по сотне. Как наиболее дешёвые, они были предназначены к разрушению первыми.

На четвёртый день грянули взрывы. Чтобы избежать всеобщего пожара, корсары начали уничтожать дома в тесных небогатых кварталах при помощи пороха.

Нашлась какая-то небоязливая женщина, которая рискнула спуститься с гор и высыпала из узелка горсть монет. Её скромный домик был оставлен в целости и сохранности, а саму сеньору беспрепятственно отпустили обратно.