Изгнание (СИ) - Ланиус Андрей

Иллюзия пребывания в прошлом была настолько реальной, что Ладен не воспротивилась, когда на спину ей легла горячая ладонь и заскользила, поглаживая, как в детстве. Все‑таки мать есть мать, и Ладен повернулась к ней, чтобы заглянуть в глаза, а увидела перед собой мужчину со сладострастной тоской на перекошенном лице.

«Что он… так смотрит?»

«Инстинкт пробуждается. Контроль идет через сознание, а инстинкты, сама понимаешь, первичны, трудно подавляемы, вот и корежит его при виде красивой женщины, ‑ объяснила мать с пренебрежением. ‑ Да забудь про него. Он раб, носитель. Какая разница, кто носит наше «я». Все меняется. Вот и ты была маленькой девочкой, стела женщиной, будешь старушкой. А потом будешь менять тела. Поэтому нельзя привязываться к форме, я это хорошо поняла там… Вот только не знаю, как тебя просветить».

«И не надо…»

«Необходимо, моя девочка. Ты кселензянка, и я должна тебя сделать вечной жительницей Кселены. Пойми, за форму цепляются рабы, обреченные жить одну жизнь. Им дорого каждое мгновение, мила любая родинка на лице любимой. А мы не должны ценить все эти пустяки, не должны эти родинки замечать, как ты не должна сейчас видеть этого раба, чтобы со всей ясностью воспринимать только мое «я».

Горячая ладонь опять коснулась тела Ладен, и мать‑Баук зашептала с нежным томлением: «Милая моя доченька, единственная моя на всем свете. Если бы ты знала, как тосковала я там, как хотела запустить руку в твои золотые волосы, прижать тебя, кровиночку мою…»

«Но это… форма».

«В этом и вся трудность: понимаешь одно, а делаешь другое».

«Так и я люблю Биза, хотя понимаю все, что ты говоришь».

Скользившая по телу рука проявила некоторую вольность, заставив Ладен поджаться.

«Пусть… Я же специально взяла мужчину. Он твой. Бери его». Смысл слов стал понятен Ладен, когда распаленный раб придавил ее своей. тяжестью в мягкую постель так, что не выскользнуть, и с бесцеремонностью самца наступал, сметая торопливую заграду ее рук. «Что он делает!.. Уйди. Я люблю Биза». «С ним кончено». «Возненавижу тебя!»

«Но это инстинкт. Теперь он неуправляем».

«Ты врешь! Все врешь!» ‑ извивалась Ладен, насколько позволяли силы. Под руку попал проводок транслятора видеоснов, она потянула его, пропуская через пальцы, и нащупала пластмассовый коробок присоски с торчащим из него штырем. Этим штырем Ладен ударила насильника по голове, била еще и еще, пока не услышала хруст проломленного панциря Баука.

«Неужели… Баук?» ‑ мелькнула испуганная мысль.

И тут же ей ответил кто‑то со злорадным торжеством: «Разбила! Убила свою мать!»

«Следили!» ‑ поджалась Ладен, боясь шевельнуться под неподвижным телом раба, словно под прикрытием.

«А ты думала ‑ испугались?»

Это уже сказал кто‑то другой. Голоса стали множиться. Посыпались советы немедленно вызвать фаронов, выговаривались угрозы казнить ее, бросить живьем в утилизатор. Ладен выбралась из‑под застонавшей туши раба и заметалась по комнате, обдумывая, что ей делать, куда бежать. Взять сына и…

«Так тебе и отдадут его».

«Мужчины, закройте ей выход».

«Надо связать ее».

«Парализовать. У кого есть парализатор?»

Ладен кинулась к дверям, побежала по лестнице вниз на межэтажную прогулочную площадку, где в навесных садах проводили день дети и размещались флайеры. Каждый ее шаг отмечался хором множившихся комментаторов:

«За сыном бежит».

«Уведите детей!»

Когда Ладен выбежала на прогулочную площадку, то увидела, что в оранжерее, где обычно играли дети, никого уже не было, а перед дверьми стояли шеренгой и воинствующе поглядывали ‑ только подойди, растерзаем! ‑ вооружившиеся тяжелыми предметами соседи.

«Отдайте…» ‑ протянула к ним руки Ладен.

«Вот она! Хватайте!» ‑ донеслось справа.

Группы стариков и мальчишек выскакивали из дверей, и один из них целился в Ладен из парализатора. На лицах только одно ‑ азарт погони. Схватить и казнить. А за что?

«Еще спрашивает!»

«Хватайте ее!»

Ладен метнулась в другой конец площадки, к стоянке флайеров, но и туда путь ей был уже перекрыт. Ее окружали, и выступающие впереди толпы парни шли, приподняв руки и пригибаясь, как на военных занятиях. Ладен попятилась к парапету их межэтажной навесной площадки. Шаг, еще… Ветер затрепал ее волосы, заплескал полами расстегнутого халатика. Загнанно озирая сужающийся полукруг, Ладен нащупала рукой парапет из зернистых каменных блоков и запрыгнула на него. Краем глаза охватила высоту и содрогнулась.

«Испугалась!» ‑ проговорил кто‑то в напряженно замершей толпе и хихикнул.

Ладен распрямилась, теперь уже не боясь ветра, посмотрела на толпу, на свой дом ‑ тот десяток этажей под козырьком вышерасположенной такой же прогулочной площадки их небоскреба; увидела в окнах мелькающие лица и окуляры домашних видеозаписывающих приборов. Ее рассматривали. И ждали. Смерти?

«Сойди».

«Тебя исправят, дура».

«В утилизаторе, ‑ сострил кто‑то. ‑ Вот уже фароны летят».

Ладен оглянулась и увидела приближающийся новенький флайер. «Вот и все, ‑ сказала она, представив себе Гулика и Биза. ‑ Прощайте».

Она повела головой, дав ветру последний раз взлохматить ее золотые волосы, и прыгнула вниз головой, как с трамплина в клубе пловчих.

«Ла‑ ден!» ‑разорвал притихшее ментальное поле истошный голос Биза.

Толпа никак не отреагировала на этот крик из гражданского флайера; кселензы были оскорблены, уловив в сознании Ладен не ужас от падения, а брошенные им ненависть и презрение.

4. Между прошлым и будущим

Габар спал, а Кари бессменно бдила, оберегая его, как птица оберегает свое будущее потомство. Кутаясь в пушистую накидку, оставшуюся в наследство от Давы, Кари забиралась с ногами в кресло так, чтобы видеть экран «Разумника», и надолго уходила в ментальные блуждания над Габаром. В какие‑то моменты докладывала:

‑ Откапывают боковой выход.

Ригцин принимал информацию от «Разумника» и передавал Кари:

· Там надежно. Не управятся и за декаду.

· Подвозят технику. Опрокинуть?

· Здесь не трать сил., атакуем сами через воздуховод. Иди дальше.

Кари кивала и погружалась в сфокусированную расслабленность, чтобы,

пользуясь могуществом экл‑Т‑трона, на расстоянии видеть, слышать и действовать. А забот у нее не убавлялось: фароны с каждым днем становились неистовее. Как насекомые, они ползли по остекленевшим после взрыва ядерной бомбы склонам гор, копошились в черных остовах сгоревших построек, заглядывали в каждую щель, отыскивая хоть какой‑нибудь проход в Габар. И находили их, разгребали завалы, но все оказывалось безрезультатным. Какая‑то неведомая для них сила разрушала найденное и сделанное, порождая страх. Но был строгий приказ, и фароны выполняли его. Захватив входы в рудники и найденные воздуховоды, они стягивали горнопроходческую технику и упорно лезли в недра гор. По замыслу Дабера, прилетевшего самолично руководить уничтожением Габара, такой изматывающий силы обороняющихся напор должен был отвлечь их внимание от тайно подготавливаемой диверсии: из дальних лощин с севера специальные отряды двигались под толщей снега к древним и давно забытым копям, чтобы через них приблизиться к жилой зоне Габара и взорвать ее.

Каждый новый день для Кари был утомительнее вчерашнего. Все чаще ей приходилось исчезать из диспетчерской, чтобы разобраться в кознях фаронов на месте и произвести необходимые действия. И этот день она завершила энергетически опустошенной до дрожи в теле. Прекратив ментальный осмотр, она оглядела мужчин, часами сидевших вокруг, чтобы мгновенно исполнить ее указание, и проговорила наконец:

‑ Все! Есть хочу. Скорее…

Сильные руки Минтарла повернули и поставили кресло с Кари к столу, а дежурные диспетчеры, обслуживающие «Разумник», принялись подставлять ей судки и чашечки, откупоривать флаконы с соками. Трясущимися руками Кари приняла двуручную кружку с соком скаракосты и припала к ней.