Черно-белый танец - Анна и Сергей Литвиновы

– Ну, Капитонова Ирина Егоровна – женщина не слишком самостоятельная. Находилась она под сильным влиянием родителей – главным образом Егора Ильича. Возможно, Арсений Челышев надеялся, что если данное влияние устранить… Вместе с родителями устранить… – усмехнулся Воскобойников. – Тогда мать Анастасии, Ирина Егоровна, даст согласие на то, чтоб Настя вышла за него… К тому же у Челышева имелся второй серьезный мотив – деньги. Юнец вместе с внучкой Капитоновых весьма нуждались. Она привыкла к роскоши, любила жить на широкую ногу. А тут… По шестьдесят рублей стипендия, да еще около ста «рэ» Челышев получал в редакции, работал на полставки. А за одну только комнату – они платили пятьдесят. К тому же посещали кафе и рестораны, принимали гостей, употребляли спиртные напитки… А Капитоновы – старшие своей внучке никакой материальной помощи не оказывали. Надеялись, что без их поддержки Анастасия быстро этого Челышева бросит и домой вернется.

– Так-так… – вздохнул полковник. – Значит, ты считаешь, что убийца – Челышев… А ты уверен, кстати, что в данном преступлении нет политики? Все-таки в такой день стариков убили. Капитонов как раз с внеочередного Пленума вернулся. Да и сам он не простой человек. Зампред Госстроя. Кандидат в члены ЦК… Ты других, помимо Челышева, подозреваемых рассматривал?

Воскобойников хорошо понял, кого конкретно имеет в виду полковник. Все-таки очень, очень тщательно начальник, оказывается, ознакомился с делом.

– Появлялся тут в Москве старинный приятель Капитонова, – ответил он. – Зовут его Иван Саввич Боровко. Они начиная с тысяча девятьсот сорок восьмого года с убитым Капитоновым вместе работали. В пятьдесят первом году этот Боровко был арестован, осужден по статье «пятьдесят восемь-десять» на двадцать пять лет. Затем, при Хрущеве, в пятьдесят шестом году освобожден, впоследствии реабилитирован… Сейчас Боровко проживает в городе Загорске. Пенсионер. Что важно – состоит на учете в ПНД. Диагноз – вялотекущая шизофрения. Бред величия, мания преследования. Сезонные обострения. Во время обострения – реформаторские идеи. Пишет письма в адрес ЦК КПСС, Совета Министров СССР, даже генерального секретаря ООН. Были отмечены его контакты с московской «хельсинской группой»… Неоднократно принудительно госпитализировался.

– Встречались ли Боровко с Капитоновым в последнее время? – быстро спросил полковник.

– Боровко пару раз бывал у Капитоновых дома. Капитонов принимал его хорошо, радушно. Тридцать лет назад они как-никак были друзьями. Они выпивали, много разговаривали… Однако однажды Капитонов выгнал Боровко из дома и велел больше не появляться.

– Почему?

– Боровко обвинил Капитонова в том, что тот в пятьдесят первом году написал на него заявление в органы. Бросил, так сказать, ему в лицо обвинение, что именно Капитонов тогда явился инициатором его ареста и лишения свободы.

– А как было на самом деле? – быстро спросил полковник.

– Дело Боровко закрыто, – вздохнул следователь. – Оно находится в архиве.

– Писал Капитонов тогда, – настойчиво переспросил полковник, – в пятьдесят первом году, на Боровко заявление?

Оба, и полковник, и следователь, старательно избегали слова «донос», пользовались эвфемизмом «заявление».

– Я думаю, сейчас это никакого значения не имеет, – твердо ответил следователь.

Последние слова могли означать на языке, принятом в этих стенах, только одно: да, действительно, Капитонов (или, может, его супруга) в то, сталинское время написали на Боровко донос. Донос, из-за которого тот получил адский по суровости приговор, провел пять лет в ГУЛАГе, остался жив и вышел на свободу только благодаря чуду: наступившей хрущевской оттепели.

– Значит, – задумчиво сказал хозяин кабинета, – у Боровко все-таки имелся мотив для убийства… Месть. Месть за свои прошлые тяготы и лишения.

– Да, товарищ полковник. Мотив у него имелся… – неохотно согласился Воскобойников.

– Вы его допрашивали?

– Так точно. Он ни в чем не признается. Но, должен заметить, алиби на время убийства у него отсутствует.

– Вот как?

– Да. Однако если Капитонова Егора Ильича убил Боровко, причем с мотивом – отомстить за старые грехи, зачем тогда ему понадобилось убивать его жену? Зачем – грабить квартиру Капитоновых? И потом: Боровко никак не связан с Арсением Челышевым. Они даже не знакомы. И в этом случае невозможно объяснить тот факт, что драгоценности, похищенные у Капитоновых, появились у Челышева на съемной квартире… К тому же в день убийства никто, в том числе два моих весьма наблюдательных свидетеля, не видел Боровко в районе Большой Бронной… Словом, я полагаю, что улик против этого сумасшедшего недостаточно.

– Может, маловато вы с ним поработали? – прищурился полковник.

– А зачем нам с ним много работать? – напрямую рубанул следователь. Он сразу же испугался собственной прямоты, понял, что сказал лишнее, однако храбро продолжил: – Представьте, товарищ полковник: вывели мы этого Боровко на суд, обвинили по уголовной статье… Об этом бы сразу пронюхали диссиденты. Сообщили бы инокорреспондентам, а потом бы нас «вражьи голоса» каждый день полоскали. Правозащитника, мол, судят за убийство по уголовной статье!… Так что я на всякий случай дал команду, чтобы этого Боровко госпитализировали – и все. Поколют его аминазинчиком с галоперидольчиком – хуже ему не будет. А суд над психом-диссидентом нам сейчас совсем не нужен.

– Значит, голосов вражьих боитесь… – недобро усмехнулся полковник. Воскобойников понял, что допустил промашку, и начальник не простит ему вольного, полузаговорщицкого тона, которым он высказывался о Боровко. И того, что он в открытую сказал о подлинных причинах: почему он не стал вплотную разрабатывать версию «загорского психа».

«Да ладно, пусть цепляется, – подумалось ему. – Пусть головомойку устраивает. Лишь бы дал команду дело закрыть. Лишь бы на доследование не отправил!…»

– Не надо бояться вражьих голосов, – отчетливо проговорил полковник. – И дессидентов всяких тоже. Пока что не они, а мы здесь хозяева, в нашей стране! – произнес он внушительно. И добавил: – Вам ясно?

– Так точно, – опустив голову, пробормотал Воскобойников.

– Ладно. – Полковник постучал карандашиком по столу и спросил, оставаясь официальным: – Какие вы еще версии отрабатывали?

«Проглотил! – с ликованием подумал следователь. – Версию о непричастности Боровко – проглотил. Не станет, значит, настаивать, чтобы мы дальше над этим чокнутым работали! Значит, он совсем не собирается дело об убийстве Капитоновых раздувать в политическое. Похоже, полковник все взвесил и понял, что ему этого не надо. А мне не нужно тем более… Есть, есть у меня уже убийца. Это – Челышев. И других нам не треба… Ну, и слава богу».