Полдень сегодняшней ночи - Дмитрий Володихин

…Отвел их наверх, конура у него там. По типу офис, только нищак. И все по стенам – значочечки, карточки, портретики, как на культуре где, ну а мебель – чистый нищак. Хозяин:

– Не опасайтесь моего спутника. Это наш офицер из элитного подразделения с особой секретной миссией…

«Шоферить типа», – рассудил Песья Глотка.

– …к тому же совершенно глухой.

– Пусть посидит у потаенного окна. Там как раз идет церемония. Знаете ли, толковых людей нет совершенно. Великий мастер неплох, но он болен гриппом. У Мастера Золотого грота третий день налоговая полиция. Держатель Востока и Ключа запил. Мне, казначею, церемонию вести неудобно, не тот чин. Пришлось поставить Обрядоначальника. А он картавый и к тому же склерозник со стажем, вечно все забывает, так что без должной торжественности…

«Потаенное окно» это дыра такая, оттудова ее не видать, понятно. Только отсюдова тоже – вполглаза. Слышно – да, слышно хорошо.

Лейтенант глянул в окошечко. Темная комната. Посередине – мужик такой всклокоченный, в балахоне рвань-рванью, чисто бомж. Свечки горят повсюду… подсвечники чудные… с загибонами, антиквариат, реально. Напротив другой мужик, рожи не видать, ничего не видать в темноте, так только, стоит стояком… а, вот руку видно, в руке заточка. Ну, не простая заточка, а с прибамбасами. Финка не финка… на шпагу типа из кинокартин похоже, только короткая, сильно короче. И тонкая. Чисто для бабы игрушка: шкуру как следует не проткнешь, а телесные повреждения средней тяжести за борзоту оторвать можно. Без понтов. По стенам тоже типа стояки стоят, человек десять, никого не видно ни рожна. О, о, бомжара залопотал… Смотри, складно лепит.

– (начало пропустил)…присягаю и клянусь перед вездесущим верховным существом, Богом нашим, высокопросвещенному собранию и всем его чести достойнейшим начальникам истинно и без принуждения с добрыми предразмышлениями в страхе перед владыкой, Богом нашим, постоянно себя упражнять, любви ближнего никогда с намерением не возмущать, высокую молчаливость ненарушимо сохранять, в неразрывной верности к братскому Ордену состоять, начальникам великое послушание оказывать, перед высокопросвещенным собранием ни о какой до него относящейся тайне не умалчивать, тщиться с ревностью выполнять все начальниками и Бога нашего посланниками сказанное, жить сообразно святым словам верховного существа, Бога нашего, его премудрости вечной и правилам сего Ордена. С тем истинно Бог наш и святые слова его мне да помогут…

«Не слаб пацан байду гнать. Умник, едреныть. Без бумажки лепит, типа мозги извилистые…» – лениво размышлял Песья Глотка, оторвавшись от наблюдения.

Тем временем Хозяин и местный авторитет вели свою беседу.

– …мою служебную записку. Поддержите, у Вас ведь влияние… Говорят, Вы вхожи… к Самому…

Полковник не подтвердил и не опроверг предположений собеседника.

– Я уверен, – продолжал тот, – бессмысленно тратить бесценные кадры на эту архаику. Они сейчас – пустой аттракцион, весь потенциал вышел, на решение серьезных задач уже неспособны. Послушайте, послушайте! Ведь по сути дела их функциональная необходимость истощилась до предела. Основное, из того, на что их программировали, уже достигнуто. Вот когда здесь все только начиналось три века назад…

Зеленый Колокольчик прервал его, заговорив на языке, совершенно незнакомом лейтенанту.

– Значит, не совсем глухой… этот ваш – ухмыльнулся администратор.

Хозяин заулыбался в ответ. Песья Глотка так близко стоял к полковнику в течение нескольких суток, так внимательно заглядывал ему в глаза – куда там настоящему псу, который все гадает по очам хозяйским: пнут или покормят, – что значение этой легонькой улыбочки полковника разгадал моментально. Не видать местному авторитету ни поддержки, ни влияния Хозяина. Ишь, умником себя показывает, потр-роха волчьи! Умных развелось, тоже…

– Вас берегут. Особенно после того, как рухнула сеть… – с жизнеутверждающей многозначительностью заговорил Зеленый Колокольчик, – А теперь к делу. У меня намечается контактное взаимодействие со швалью Бойкова. Нужен расходный материал. Сегодня. Скольких вы можете дать? Транспорт – ваш.

– Да тут и взять-то некого… Я же говорю: затхлое болото.

Полковник ничего не ответил. Только брови его поползли кверху, выражая крайнее удивление.

– Э-э… да! Конечно. Пожалуй, четверых. На джипе.

– Ну вот и чудесно. Хоть что-то.

– Восстанавливаете сеть?

– Возможно. Группу к восемнадцати-ноль – на Калужское шоссе, туда, где поворот на Мамыри.

– Э-э… да! Разумеется. А что скажете по поводу моей просьбы? Удастся ли придать э-э административного ускорения моей записке? Во благо истинно чистой силы! От вас, просвещеннейшего существа…

– Довольно! – перебил его Зеленый Колокольчик. – Мое чувствительное сердце задето вашей трагедией. Умнейший офицер прозябает в глуши… Я не могу остаться равнодушным, поверьте.

Тощий проводил их к выходу. Все рассыпался в благодарностях. Сели в машину.

– Ну, лейтенант, как оцените коллегу? – осведомился Пятидесятый.

– Брешет до хрена, – только и сказал Песья Глотка.

– Ты прав, славный боец. Все больше слова, слова… – тут голос полковника приобрел до крайности ласковое звучание с оттенками бескорыстия, широты душевной и даже какой-то безмятежности:

– Сгною. Триста лет сидит на этом месте и еще триста лет просидит. И хорошо ведь начинал, действительно. Потом зачем-то поумнел и стал ни на что не годен… просто горе от ума! А поставить тебя над ним, а? Что будет? Может, зашевелится. Знатная будет шутка: он в лейтенантах сто одиннадцать лет ходит, а ты – без году неделя. Запляшет, запляшет, лобок химерин! Давай на Хорошевку.

…проще пареной репы. Им не требовался офис, не требовался уж тем более собственный дом. Никакой лишней инфраструктуры, никакой особенной системы безопасности. Сила Тодай-мэнцзу крылась в связях. «Молодые капитаны» российского капитала, посещавшие семинары, при необходимости могли бы выстроить вокруг себя стену из тяжелых танков и спецназа. Все «финансовые потоки», разумеется, наличными, из кармана в карман. Тихо, скромно, незаметно, но надежно – вот правильный стиль школы, вот наилучший путь.

Внешне вся активность Тодай-мэнцзу держалась на шести-восьми стержневых персонах при полусотне активных участников, постоянно посещавших семинары и приводивших новичков. Новички, бывало, быстро уходили, но иногда приживались и сами становились «постоянными». Если присмотреться к стержневым, то и у них имелась своя иерархия. Роль коренников играли трое. В первую очередь, сам архат, Учитель, дошедший до таких ступеней углубления в нелегком деле тонкой энергетики, что уже не нуждался в имени. Маленький, сухонький старичок, он почти ничего не делал. Раз в год архату приходилось являть какое-нибудь чудо, иными словами, «выплеск тонкой энергии с астрального плана». Адепты шепотком передавали друг другу умопомрачительные истории, всякий раз начинавшиеся одинаково: вот заканчивается семинар, на последний вечер является архат и жестом показывает, мол, погасите свет и, мол, заткнитесь… Продолжения у истории бывали разные. Однажды дедушка в полной темноте засветился. Не хуже болотной гнилушки. В другой раз послышалось пение птиц – а стоял декабрь, и дело происходило в нищем подмосковном санатории, там разве оголодавшие вороны могли наняться покаркать за рубли… Больше всего семинарские активисты, из числа допущенных к лицезрению дедушки, поразились, когда вокруг заслуженного архата на минуту возникла лесная полянка – с корягами там всякими, цветами и живописным пеньком-опятоносцем.