Пригнись, я танцую - Саммер Холланд

Зак – сложный случай. Интересно, сколько продолжаются их издевательства друг над другом? Очевидно, что ему не нравится ходить в церковь, он зол на Бога, и субботние исповеди этому не помогут.

Тома замечают. Зак бросает руку матери и резко разворачивается к окнам кафе. Приходится и ему кивнуть, хотя больше всего хотелось посидеть в тишине и одиночестве. Мысленно подготовиться.

– Привет. – Зак распахивает дверь кафе и хромает в его сторону. – Думал, ты у нас залетный.

– Вполне возможно, – кивает Том. – Привет.

– Бекки? – поворачивается тот к девушке. – Так, я тут не разорвусь. Как тебя… Том, да? Поднимай свой Манчестер, сядем вместе.

– Зачем? – оглядывается Том в сторону Бекки. Та едва заметно морщится.

– Зак, ты голоден? – подает она голос, который оказывается тонким и слабым. – Просто сядь и поешь.

– Не парься. – Тот проходит и тяжело опускается на стул перед ней. – Том из наших.

– Кто такие ваши?

– Пересаживайся давай.

Зак напускает на себя столько таинственности, что Тому действительно становится любопытно.

– Мисс?.. – уточняет он, обращаясь к Бекки.

– Я не против, – безразлично отвечает она.

Том поднимается со своим стаканом сока и подходит к их столу. Зак двигается, освобождая ему место.

– Кто это – ваши? – повторяет вопрос Том.

– Больные, – пожимает плечами Зак. – У меня диабет. У тебя рак. Здоровые люди по субботам в церковь не ходят. Особенно в нашем возрасте.

– Это не так, – поджимает губы Бекки. – Иногда я вижу и других людей. Правда, в основном все действительно приходят в воскресенье.

– А вы почему нет? – поворачивается к ней Том.

– Не люблю, когда людей много, – говорит она. – Они… смотрят на меня.

Только теперь Том замечает, что ее кожа расцвечена пятнами. На шее, на лице – одни белые, как шрамы, другие темно-синие или фиолетовые. Да, есть на что пялиться.

– Том Гибсон, – решает представиться он. – Крупноклеточный рак легких.

– Ребекка, но все зовут меня Беккой, – кивает она. – Склеродермия.

Зак отвлекается, чтобы заказать себе такой же сэндвич, как у Тома, и стакан воды.

– Мы с Бекки знакомы с детства, – добавляет он. – Но тогда из нас двоих только я бегал со шприцами.

– Ты все еще один в этом, – слабо улыбается она. – Я больше по больницам лежу.

– Прости, может, нельзя об этом спрашивать, – вмешивается Том, – но что такое склеродермия?

– Аутоиммунное заболевание, – объясняет Бекка. – Мой организм атакует сам себя, соединительная ткань становится плотнее. Пятна из-за этого.

– Понял. – На самом деле Том ничего не понял.

Нужно будет позже спросить у Кэтрин, что это такое, она же должна знать после стольких лет обучения. Может, сумеет объяснить нормально.

– Кстати, как ты в последнее время? – спрашивает Зак у Бекки. – Хуже не стало?

– Есть больно. – Она с тоской смотрит на свою тарелку с кашей. – А так – все неплохо.

– Это не лечится? – набирается наглости Том.

– Нет, – качает головой она. – Только задерживается. Пока живу, а потом какой-то из органов откажет. Не знаю, какой первым.

– Интрига, – улыбается Зак. – У меня ее нет. Одна нога ушла, ждем, когда соберется вторая.

– Это уже точно? – удивляется Том.

– Нет, шансы на самом деле не очень большие, – отвечает тот. – Но я везучий сукин сын, и Господь меня, как видишь, обожает.

– Перестань, – тихо просит Бекка.

– Прости, – тут же отзывается Зак.

Наверное, они втроем выглядят странно. Субботняя паства англиканской церкви в Нью-Йорке состоит из десятка пожилых людей и троих молодых, которые, скорее всего, умрут даже раньше. Зак с аппетитом накидывается на сэндвич, пока Бекка так же тоскливо ковыряет кашу в своей тарелке. Том все еще не чувствует голода, но медленно жует безвкусную курицу, помня о том, что ловить бледного сегодня не входит в его планы. Тем более что после исповеди ему нужно в офис, а вечером – забрать Кэтрин с работы.

– Отец Ричардс выполз на солнышко, – замечает Зак, – как ящерка.

Том поднимает голову: в окно действительно видно того самого священника, который сейчас стоит в воротах и наблюдает за ними. Теперь понятно, почему Зак его так назвал: угловатая голова и тщедушное телосложение отца Ричардса делает того похожим на рептилию.

– Он смотрит на нас, – говорит Бекка, которая тоже обернулась.

– Еще бы, – добавляет Зак, – он так хотел, чтобы паства поддерживала друг друга вместо него. Сейчас стоит и кончает от счастья.

– Зак! – обрывает его Бекка.

– Прости, – привычно повторяет тот.

На часах почти одиннадцать. Пора двигаться: можно заходить на исповедь, а потом гнать в офис. Гэри просил приехать к полудню, так что на мессу Том собирается попасть уже в следующую субботу.

Он быстро дожевывает сэндвич, оставляет на столе деньги и поднимается.

– Пора, – коротко бросает он и кивает сразу обоим, и Заку, и Бекке.

Они не так уж плохи, эти двое. В другой жизни могли бы даже не встретиться ни разу, а в этой… Есть в их недолгой беседе что-то успокаивающее. Как будто он не один в своем аду, есть и другие. Те, кто ждет неотвратимой участи, но все еще борется, не складывая руки. Зак ходит со шприцом и колется по часам. Бекка с трудом, но пытается есть.

Том тоже борется со своей судьбой. Если подумать, ему проще: таблетка раз в день, проблевался, если не повезло чуть больше – еще и просрался. Не худший исход.

– Рад видеть вас снова, – кивает ему священник, но останавливает взгляд на лице Тома: – Сын мой… у вас кровь из носа.

Что?! Том поднимает руку и проводит пальцами над верхней губой. И правда что-то влажное. Приходится достать платок, вытереть лицо и сделать вид, будто так и нужно.

– Спасибо, отец, – улыбается он. – Я к вам на исповедь. Можно?

Что ж, кровь из носа, значит. Добро пожаловать на вечеринку.

* * *

Кэтрин дожидается его на парковке больницы. Том проклинает себя за то, что задержался с братьями: ей пришлось сидеть на работе лишний час. Правда, теперь у них впереди есть целый совместный вечер, и никто им не помешает. И завтра тоже выходной…

Можно куда-нибудь уехать. Том думает об этом всю неделю, но никак не выберет подходящее место.

– Как дела? – Кэтрин не дожидается, пока он откроет ей дверь. – Придумали что-нибудь?

– Кажется, нащупали решение, – отвечает Том и тянется за поцелуем. – Как у тебя настроение?

– Я сделала все, – обводит она руками круг в воздухе, – вообще все. В понедельник зайду в отделение, а у меня ни одной зависшей задачи.

– Горжусь, – говорит он.

Ее настроение заразительно: теперь ему тоже кажется, что он отлично поработал и может быть доволен собой. Хотя у Кэтрин есть полное право