Золото Советского Союза: назад в 1975 (СИ) - Майоров Сергей

Меня несут, Янчик орудует какими-то пыточными щипцами. Боль адская. Ору, хоть от этого ещё больнее. Боцман тоже орёт, на кого, не вижу. Мимо бегают люди, что-то таскают. Батя, бледный до синевы. Живой? Хотел дотянуться, пощупать. Стошнило от одного движения руки. Темнота.

Потом всё время было больно, и вокруг почему-то олени. Меня качало, и от этого кружилась голова. Приходилось цепляться пальцами за оленью шерсть, потому что казалось, что я куда-то качусь и падаю. И так целую бесконечность, пока не появился новый звук. Вертолёт. Лицо Налымова напротив. Красные воспалённые глаза. А батя? Почему я его не вижу? Он умер?

— Лежи ты! — еле слышно в общем гуле проорал мне Налымов.

Наконец зелёные стены, потолок, от света слезятся глаза. Больница, что ли?

Пожилая нянечка подтыкает мне одеяло.

— Батя? — спрашиваю у неё на выдохе.

Вдыхать больно, очень больно, почти невозможно. Хочется набрать полную грудь воздуха, а приходится маленькими глотками, и каждый — как ножом режут. Наверное, я умираю.

— Ох, беда, бредит и бредит, — говорит она кому-то. — Спи, сынок. Поправляйся. Мама к тебе скоро приедет.

Мама? Она же умерла? Батя тоже умер. И я умер. Правда, бред? Мы все умерли, но почему-то живы. Батя, с батей что, неизвестно, хоть бы сказал кто. И я никак не мог перестать о нём думать, пока не догадался повернуть голову. Оказалось, он совсем рядом, на соседней кровати. Спит или без сознания, но живой. Живой! Я его спас!

Глава 18

— Кто тут у нас? — вошёл к нам громкий бас.

— Шведов, Александр Леонидович, пятьдесят восьмого года рождения. Огнестрельное ранение грудной клетки…

— Ну-ка, ну-ка. Это кто же тебе, Александр Леонидович, операцию в полевых условиях провёл?

— Мальчик, — стиснув зубы, прошипел я. Блин, гражданин хирург, а можно не тыкать так в меня пальцами, больно же!

— Мальчик? — удивился светило. Даже перестал щупать мои рёбра в стратегических местах. — Что значит, мальчик? Какой мальчик?

— Янчик. Щипцами.

— Парень бредит? — спросил светило поверх моей головы у присутствующих.

— Не исключено, — ответил я за всех. Как же муторно-то.

— И как же вы в перестрелку попали, молодой человек?

— Эта информация не подлежит разглашению, — раздался голос с соседней кровати. Батя. — До окончания следствия, во всяком случае.

Я благодарно улыбнулся в его сторону и попытался поудобнее повернуться. Как ни ляг, всё равно где-нибудь да болит.

— Это кто?

— Товарищ Шарипов, сотрудник милиции. Они вместе поступили.

— А, ну прошу извинить, товарищ Шарипов. Тайна следствия, понимаю. Как самочувствие, температурка?

А батя молодцом, его светило ощупало всего, но он даже не пикнул.

Выходя, комиссия распорядилась пока не пропускать товарищей из органов, если таковые будут рваться нас проведать. Завтра — по результатам утреннего обхода.Наконец, наш мучитель со своей свитой удалился, и мы остались с отцом вдвоём.

— О чём поговорим? О будущем или о прошлом?

— Как хочешь, я сейчас не очень разговорчивый.

— Плохо? Ну тогда я поговорю, а ты послушай. Что же ты, Саша, натворил? Не отвечай, это был риторический вопрос. Оба на больничной койке оказались, этого ты хотел?

— Уж получше, чем в гробу. Я рад что так случилось, и снова так поступил бы. Ты теперь под присмотром у меня, и по любому в тайге после двадцатого не окажешься. А пока мы выпишемся, так и август настанет.

— Это верно. Только грош цена твоим предсказаниям, получается. Двадцатое только завтра, а убить меня хотели вчера. Да ещё тебя за компанию прихватить.

— Эффект бабочки.

— Чего?

— Как бы это в двух словах. Я вмешался в прошлое и тем самым изменил события будущего.

— Ты зачем в звериное логово полез? И что это за клоунада вчера была? Нет-нет, молчи. Но имей в виду, как станет лучше, я тебе эти вопросы снова задам. И не только я, но и другие товарищи из соответствующих инстанций. Ты такой осиный рой растревожил, что постарайся уж подольше оставаться на больничной койке. И с меня ещё спросят, как это вы, товарищ Шарипов, такую фигуру, как Боцман, упустили?

— Ты же ранен.

— Ерунда это. Навылет пуля прошла. Крови только потерял много. А вот тебе посерьёзнее досталось. Ты хоть помнишь, как в тебе этот мальчишка ковырялся, пулю извлекал?

— Смутно.

— Откуда он там взялся?

— Это Янчик, юный врач, который никогда не покидал отцова дома. Жалко, так и не сходил с ним на сосульки посмотреть.

— Саша, лето на дворе, какие сосульки? Ты бредишь опять?

— Нет. Расскажи лучше, как ты меня нашёл.

— Как, как, путём оперативного проведения розыскных мероприятий. Прибежала ко мне среди ночи твоя рыжая подружка, вся в слезах, говорит, Сашу избили и забрали. Я с сонных глаз не сразу и сообразил, какого Сашу, кто забрал? Но вижу же, беда у девочки. На стульчик усадил, водички дал. Сашу моего, говорит, Шведова. Вот тут я и проснулся. Ну, думаю, если обойдётся, ремнём отхожу. Беру Бельчика, бежим в старую кочегарку. Пусто. А Зина уверенно утверждает, тут дело было. Воет — его камнем по голове стукнули, он упал, я думала, убили. Но нет, сам шёл потом, когда к реке повели. До берега нас Бельчик уверенно довёл, а дальше непонятно. Лодку она видела сильно издалека, побоялась ближе подойти. И описала как нечто непонятное, какую-то фантастическую машину. Ты слушаешь, нет? Или спишь уже?

— Слушаю. До воды это понятно, а дальше-то как?

— А дальше пометались мы туда-сюда по берегу. На счастье, встретили мальчишек, которые рыбу лучили с острогой. Вот они нам и подтвердили, что около часа-полутора назад проезжала лодка. Вверх по течению. И лодка была с тентом. А с тентом у нас одна лодка на всю Дальнюю Тайгу — лесничеству принадлежит. Лесника дома нет, на кордоне где-то. И лодки нет, стало быть на ней и уехал, так жена сказала. А на лодочной опровергли. Лодка ещё вечером у причала стояла, а когда мы пришли, это часов в шесть утра было, лодка уже пропала. Сторож плечами пожимает, вижу, юлит. Я его поприжал, так и рассказал, что лодку взял покататься племянник лесника, Мишка, по кличке Шрам. Дескать, с дядей всё договорено. Ну что нам оставалось, вертолёт в лесавиа выпросили, прочесали реку. Обнаружили с пяток лодок в разных местах, но обычных казанок. По горячим следам опросили рыбаков. Крым приметное плавсредство, один видел на воде лодку с тентом, а второй не видел, но по звуку уверенно определил, что шла не казанка, а Крым. Каково, а? Вот слух у человека. А трое остальных ничего не видели и не слышали. Значит, лодка раньше причалила, не доехав до них.

— Или врут.

— Или так, да. Один и врал, как оказалось потом. Зина твоя подсказала, мол, видела его с Мишкой Шрамом, друзья они. Ну а дальше дело техники. Допросили его, сознался, что Крым видел и даже примерно знает, где его искать, потому что Мишка часто в дядино отсутствие его берёт и катается по своим делам. Это было к вечеру второго дня. Уже и мать твоя прибегала, да меня не застала. Налымова срочно вызвал с Патома, и Пётр Иванович собрался с нами ехать. Мамки твоей один из женихов, слышь. В ночь выехали, лодку в зарослях тальника нашли. Бельчик тебя учуял, Пётр твою портянку принёс, по ней и определил. А дальше по колее до самых вражеских ворот. Там тоже Бельчик показал, что ты внутри. Пока мы совещались, как эту цитадель брать, вы сами наружу вышли. Вот такая история.

— Ну ты Шерлок, батя. И это всё за сутки?

— Когда по горячим следам идёшь, раскрываемость в разы лучше. Мне конечно не терпится тебя послушать, как оно было на самом деле, и почему ты меня пытался убедить, что всё это ошибка и ты сам пришёл. Но ты спи-спи, приходи в себя.

Я и спал. Что ещё в больнице делать?

Прогромыхала металлической тележкой медсестра, объявила укольчики, открывая металлический стерилизатор. Мне три штуки, бате два. Что за дискриминация? Да ещё стеклянными шприцами! Надеюсь, их хорошо прокипятили. Мало мне больной головы и груди, теперь и задница отнималась. Ещё хуже уколов была перевязка. Это когда с тебя отдирают присохший от крови бинт, особо не беспокоясь, как себя должен чувствовать пациент.