Люди против нелюди - Николай Михайлович Коняев

соборе Александро-Невской лавры увидели не только святые мощи благоверного князя, но и то, что сделало с ними предательство православия Петром Первым. Вспомним, что накануне шлиссельбургского пожара был принят Духовный регламент, согласно которому все управление Церковью по образцу протестантских государств сосредоточивалось в Духовном коллегиуме, а 17 мая 1722 года по настоянию Петра Первого Синод отменил тайну исповеди, обязав священников сообщать в Преображенский приказ о злоумышлениях, открытых на исповеди…

Случайно — случайно ли? — в день двухсотлетнего юбилея этого позорнейшего указа и было произведено публичное вскрытие мощей святого. Но если насчет юбилея петровской реформы могут быть сомнения, то одновременность первого штурма патриаршей резиденции и дня вскрытия мощей в Александро-Невской лавре случайным совпадением не назовешь. В чьем кабинете, Тучкова или Мессинга, родилась эта идея? Не важно. И тот, и другой были лишь исполнителями дьявольской воли…

И еще раз убеждаемся мы, что Бог поругаем не бывает. Воочию видим, как Промысел Божий разрушает бесовские козни, обращая сатанинский замысел в зримое свидетельство своей Силы и Славы…

Можно предполагать, на что рассчитывали Мессинг и Тучков. Чтобы увидеть, что же в результате произошло, достаточно просто открыть свои глаза…

Не митрополит Вениамин задумал произвести вскрытие мощей, но мощи святого князя были вскрыты, когда наступил час страшного испытания для Русской Православной Церкви. И святой князь Александр Невский, как всегда в годину испытаний, явился и сейчас, укрепляя священномученика Вениамина перед совершением предстоящего ему подвига.

Мягкий и уступчивый митрополит был избран Господом, чтобы первому выступить против захватчиков в рясах, измаранных в кабинетах ГПУ. Духовный меч Александра Невского лег в мягкую руку митрополита Вениамина. Что почувствовал в эту минуту владыка?

«Митрополит… — бегло заметил сотрудник «Петроградской правды», торопящийся написать газетный отчет, — как будто бы немного взволнован».

Поразительные изменения происходят в эти майские дни в митрополите Вениамине.

«1922 года, Мая 18-го дня. Я, следователь Петрогубревтрибунала Нестеров Ф. П., допросил митрополита Вениамина, который, будучи предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний, объяснил:

Он, митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин, Казанский Василий Павлович, 49 лет, из Олонецкой губернии, Карга-польского уезда, Андреевской волости, деревни Нименской. Образование высшее, холост, несудим…» Далее в протоколе допроса[62] в ту же строчку, через запятую, записано: «объявлений, воззваний не выпускалось никаких. Предъявленное мне обращение в петроградский Помгол было передано в комиссию в Смольном… Совет приходов представляет чисто самостоятельное учреждение. Распоряжение его не имеет для приходов обязательного значения… Мои распоряжения являются для верующих обязательными. Свое мнение Совет Советов (правление Общества православных приходов. — Н. К.) предъявляет на мое утверждение, после какового они являются уже обязательными для приходов».

Конечно, мягкость и уступчивость митрополита Вениамина, которые поминают почти все, знавшие владыку, не касались принципиальных вопросов. В православной вере митрополит Вениамин всегда был тверд. Теперь эта твердость проявляется и внешне. Решительно и твердо пресекает митрополит попытки Нестерова увязать инциденты, произошедшие при изъятии, — помянем здесь, что еще 16 мая все дела церковников были объединены в дело «О противодействии и злоупотреблениях при изъятии церковных ценностей»[63] — с деятельностью правления Общества православных приходов. Столь же решительно протестует он против попыток следователя снять с его плеч ответственность и переложить ее на предназначенное к закланию правление Общества.

В результате допрос митрополита Вениамина завершился постановлением о привлечении его в качестве обвиняемого по делу о противодействии и злоупотреблении…

«1922 года, Мая 18-го дня. Я, следователь Петроградского губернского революционного трибунала Ф. П. Нестеров, опросив митрополита Гдовского и Петроградского Вениамина и усматривая наличность преступного деяния (агитация против изъятия церковных ценностей), постановил: привлечь Казанского Василия Павловича к следствию по обвинению в выпуске и распространении ответа петроградскому Помголу как агитационного средства для противодействия изъятию церковных ценностей.

Избрать меру пресечения способов уклонения от суда и следствия — подписку о невыезде из Петрограда».

Внизу бланка собственноручная расписка священномученика Вениамина: «Настоящее постановление мне объявлено, в чем и подписываюсь. Вениамин, митрополит Петроградский. Василий Павлович Казанский»[64].

Отметим и это совпадение… Подписка о невыезде взята с митрополита в тот самый день, когда обновленцам удалось выманить у патриарха Тихона благословение на передачу дел митрополиту Агафангелу. Но в этом совпадении в отличие от прочих никакой загадочности нет. Все делалось по строго согласованному плану. И все шестеренки в этом плане крутились как в хорошо отлаженном часовом механизме…

Глава пятнадцатая

Ненадежная вещь налаженные на отсчет сатанинского времени часы. 24 мая, в тот самый день, когда, получив мандат, отправился Александр Иванович Введенский в Петроград, лопнула главная пружина в часах… В этот день согласно официальному сообщению захворал острым гастроэнтеритом Владимир Ильич Ленин.

Гастроэнтерит — штука опасная. Особенно в Кремле… Особенно для членов Политбюро… У Владимира Ильича эта болезнь выразилась в полном расстройстве речи. Лечили Владимира Ильича десятки медицинских светил. Борясь с прогрессирующим параличом, больному привили малярию, приступы которой купировали хинином. Благодаря эффективной медицинской помощи на этот раз вождя мирового пролетариата удалось вытащить. К июлю он научился узнавать слова в заголовках статей и подписи, к октябрю уже складывал однозначные цифры и собирал расставленные вдоль дорожек парка грибы. Прошло еще немного времени, и он смог вернуться к руководству страной…

— Понимаете… — рассказывал он Льву Давидовичу Троцкому с недоумением. — Ведь ни говорить, ни писать не мог. Пришлось учиться заново…[65]

Лев Давидович тут явно что-то путает. Ухаживавшая за Владимиром Ильичем медсестра Е. И. Фомина писала, что в ночь на 6 марта 1923 года Ленин излагал свои мысли совершенно иным стилем.

— Помогите! Ах, черт! Йод помог, если это йод![66]

К годовщине же своего знаменитого письма о решительном и беспощадном сражении с черносотенным духовенством словарь Ленина уже ограничивался словами: «Вот, иди, идите, вези, веди, аля-ля, гут морген».

Еще иногда, неожиданно, и всегда не к месту, выскакивали слова: «Ллойд Джордж», «конференция», «невозможность»…

Но это будет через год, а пока, 24 мая 1922 года, острый гастроэнтерит свалил Ленина, и назначенное на 26 мая заседание Политбюро ЦК РКП(б) прошло без него. Политбюро приняло предложение Троцкого поддержать раскол Церкви.

Встреча Введенского с митрополитом Вениамином тоже состоялась 26 мая… К сожалению, разговор между ними происходил наедине, и никаких свидетельств, кроме «Открытого письма митрополиту Вениамину протоиерея Введенского», не осталось.

«Вы ждете моего покаяния. В чем? Какова моя вина? — с истерической запальчивостью писал в своем письме Александр Иванович. — Состава преступления