Оборотная сторона правды - Дженн Мари Торн

Когда мы достигли вершины, Грейси издала жуткий вопль-прелюдию к истерике. Сердце у меня дрогнуло не лучшим образом.

Когда нас бросило на поручни, я задрала руки и ухмыльнулась близнецам. Глаза у них остекленели, рты были разинуты, а когда мы ринулись вниз, они неуверенно крикнули, не решив, весело это или же нет. Я показала оператору большой палец, надеясь, что он закрыл перекошенное от ужаса лицо Грейси.

Во время возвращения поезда на станцию я судорожно соображала, как спасти сегодняшний день. Сходить на тошниловку? Или посмотреть трюки? Но когда близнецы, пошатываясь, ступили на платформу, то разразились безумным смехом.

Гейб скакал, заряженный новой манией.

— Давайте разок с мертвой петлей!

Грейси побледнела.

— С мертвой петлей. Звучит… здорово.

Несмотря на мольбы Гейба, я не решилась. Легких катаний на день достаточно, учитывая длинные очереди и постоянный перерыв на фотографии. Грейси спрятала страх за маской бесстрашия, однако в итоге она спа́ла. На третьих горках она вместе с остальными исполнила сумасшедший танец счастья.

Следующие семь часов Гейб был другим человеком, как щенок со сброшенным ошейником. Целый день он осторожно озирался, подмечая сначала реакцию других. И даже не прятался от камер, едва их замечая в перерывах от заезда до заезда. Впервые за несколько месяцев я увидела ребенка, каким он и должен быть, сияющего и расслабленного. Свободного.

Когда солнце село низко и замигали огни колеса обозрения, команда сняла последний кадр, где мы трое наслаждались на камеру тортом-муравейником. Мы ели благовоспитанными, крошечными кусочками, пока камеры не замерли. Тут-то мы вгрызлись в него как дикие пороси.

— Моя мама советовала есть муравейник после аттракционов, чтобы на следующий день не кружилась голова. — Я засмеялась, просыпав на блузку сахарную пудру.

Грейси украдкой покосилась на тарелку.

— Правда?

— Нет. Просто она любила муравейник.

Я смотрела на огни, вспоминая все наши поездки, когда нас было только двое. Когда мы пришли первый раз, я была младше Гейба и Грейси. После первых американских горок я зашлась в вялых слезах. Мама же была полна решимости вырастить такую дочь, которая могла бы кататься с ней, поэтому я попробовала еще разок. Только после двух визитов до меня дошло все удовольствие. Я уже собиралась признаться близнецам, что они куда смелее меня, но тут тихонько вмешался Гейб.

— Ты никогда не рассказывала о своей маме.

Близнецы смотрели, как я пытаюсь сформулировать ответ.

— Всё потому, что я скучаю. И как только заговариваю о ней, то мне становится грустно.

Тогда Гейб взял меня за руку, а Грейси встала, стряхнув остатки крошек на землю.

— Теперь мы твоя семья.

Я улыбнулась, но была в голосе Грейс какая-то странная непокорность, отчего это трогательное заявление превратилось в обвинение. Подбородок вздернут, в глазах упрямство и боль, отражение той ночи в Массачусетсе, когда она изрезала мое платье и не сказала, почему.

Дорогой на парковку я наблюдала за ней. Пока что эта ее сторона была мне непонятна, но картинка уже начала проявляться. По неизвестной причине в тот день она сочла меня угрозой. А сегодня приняла за угрозу мою маму, огромнейшую часть моей жизни, которую Грейси не в состоянии была понять, да и не хотела.

Пока мы ехали домой мимо подсвеченных неоном холмов, вспомнилось многое, просачиваясь в щель под дверью, открытой «Маунтин Мэджик». Я впустила их, вспомнив тот день, когда только встала на ноги, отправилась на окружную ярмарку с мамой и ее подругой Мартой. Одно из самых ранних воспоминаний о том, как я сижу между ними на скремблере.6 Как мы толкались, Марта пролила газировку на мамины туфли, но они обе лишь слегка пошатнулись.

Какими же молодыми они тогда были, поняла я. Мама была молода, чтобы заводить меня. И так молода, чтобы умереть.

Я застукала Грейси на разглядывании себя, но продолжила размышлять. Гейб, может, и хотел расспросить больше, Грейси не удалось его обработать. Он явно храбрее своей сестры.

По возвращению в отель в электронной почте меня поджидало письмо, словно по волшебному зову. Марта отправила его этим утром.

— Давненько не виделись, — написала она. — Рада буду пересечься.

Меня это немного удивило. Она была постоянной частью моей жизни в Лос-Анджелесе, ведь приходилась маме лучшей подругой и коллегой по продовольственному банку. Тем не менее, с нею мы близки не были. Я не делилась с ней секретами и не приходила за советом. Для этого у меня была мама. Последний год Марта время от времени проверяла меня в Южной Каролине, чувствуя обязанность перед мамой. Но звонки становились все более неловкими, а затем и редкими. Она связалась со мной впервые после Великого Откровения, неудивительно, что она захотела встретиться. Нам надо было многое наверстать.

Но было в письме что-то странное, будто она по привычке высылала приглашение на встречу в продовольственном банке.

— Понимаю, что ты занята, но я рада возможности посидеть, поболтать.

Каким бы неловким не вышло ее письмо, ответ мой, наверное, выглядел хуже.

— Я свободна в среду между 11:40 и 12:25, подойдет? — я смягчила предложение смайликом. — Прости за конкретику, но это то еще безумие. Можем пообедать?

Мне хотелось оставить больше промежутка, чтобы не показаться самовлюбленной идиоткой, но Нэнси настояла написать точно отведенное время. Она заглядывала через мое плечо, пока я набирала ответ.

— Ты нужна нам на встрече и должна успеть на обед в АИКОСЕ,7 — напомнила она, беспокойно запустив руку в волосы. — Тебе же хватит времени повидаться с подругой?

Это было лучше, чем ничего. Мартин ответ пришел практически мгновенно.

— Замечательно! Как насчет нейтрального места — помнишь наш ресторанчик на бульваре Синега?

Я улыбнулась, вспомнив нашу традицию собираться там каждые два месяца: только я, мама, Марта и ее йорк Фредди, а иногда и какой-нибудь ее несчастный парень, из числа тех, что она меняла раз в четыре месяца, словно по отлаженному механизму. Стало интересно, возьмет ли она Фредди в среду.

Тут я снова заметила, как тщательно Марта подбирает слова. Нейтрального значения.

Может, у нас неприязнь, а я и не в курсе?

У меня несколько дней, чтобы разузнать. И я использую их на полную катушку.

В понедельник, первый день конвенции, я проснулась в шесть утра от голосов в гостиной. Один из них стал неестественно громок, и только потом я поняла, что это звук из телевизора.

Плюнув на приличную одежду, я вышла из номера и обнаружила уставившуюся в него Мег. Она еще не причесала волосы и прижимала к себе чашку кофе,