Никогде - Нил Гейман

Брат Фулиджинос поперхнулся.

– Нет, сын мой, – проговорил аббат. – Если ты не пройдешь испытание, ты, скорее всего…. – он запнулся, – тебе уже будет не до ключа. Но бояться не надо. Кто знает, может, ты именно тот, кому мы должны отдать ключ.

От этих ободряющих слов Ричарду стало даже страшнее, чем если бы аббат пытался его запугать.

– Вы меня убьете?

Молочно-голубые глаза аббата смотрели вперед. В голосе его послышался укор:

– Мы же благочестивые люди, – сказал он. – Тебя убьет испытание, а не мы.

Они спустились по лестнице в зал, похожий на склеп. По одной из его стен были развешены картины и фотографии.

– Улыбочка! – скомандовал аббат.

Послышался звук вспышки, Ричард на секунду ослеп. Когда зрение к нему вернулось, он увидел, что брат Фулиджинос вытаскивает из старенького «Полароида» снимок. Монах подождал, пока изображение проявится, и пришпилил снимок к стене.

– Здесь ты видишь тех, кто не сумел пройти испытание, – со вздохом проговорил аббат. – Никто не забыт. Эта память – еще одно наше бремя.

Ричард поглядел на стену. Полароидные снимки, около тридцати обычных фотографий, несколько старых, будто окрашенных сепией даггеротипов, а еще карандашные наброски, акварели, миниатюры заполняли всю стену. Да, с давних пор несут черные монахи свое бремя.

Дверь трясло от волнения.

– Какая же я дура! – пробормотала она. – Я должна была догадаться. Нас трое. Нужно было заранее все продумать.

Охотница внимательно оглядывала ряды монахов, запоминая, где стоит каждый из них. Она раздумывала, есть ли у них шансы сбежать. Сначала она прикинула, можно ли это сделать так, чтобы Дверь прошла через мост невредимой, потом – если та будет слегка ранена, и наконец, если сама она пострадает серьезно, а Дверь – лишь немного. Ничего не получалось. Она стала просчитывать снова.

– И что бы ты сделала, если бы подумала заранее? – спросила она.

– Для начала, не стала бы брать с собой Ричарда, а отыскала бы маркиза.

Охотница склонила голову набок.

– Ты ему доверяешь? – прямо спросила она. Дверь сразу поняла, что речь идет о маркизе, а не о Ричарде.

– Да. Более или менее.

Два дня назад ей исполнилось пять. Рынок проходил в Кью-Гарденс.[45] Отец взял ее с собой – это был его подарок на день рождения. Она никогда прежде не бывала на рынке. Они стояли в павильоне с бабочками, такими легкими, невесомыми. Бабочки порхали, и их крылышки переливались всеми цветами радуги, завораживали.

Отец присел перед ней на корточки.

– Дочка, – сказал он, – обернись, только очень медленно, и посмотри, кто стоит в дверях.

Она обернулась и увидела темнокожего человека в огромном плаще. Его длинные черные волосы были собраны в хвост. Он беседовал с близнецами с золотистой кожей: девушкой и юношей. Девушка плакала – так, как плачут взрослые. Они стараются сдержаться и сердятся, когда слезы все равно прорываются, и от этого вид у них уродливый и смешной. Дверь отвернулась и снова посмотрела на бабочек.

– Ты хорошо его рассмотрела? – спросил отец. – Он называет себя маркизом Карабасом. Он обманщик, мошенник, а может, даже чудовище. Но если ты когда-нибудь попадешь в беду, обратись к нему. Он тебя защитит. Он мой должник.

Дверь снова посмотрела на маркиза. Обнимая близнецов за плечи, он выходил с ними из зала. На пороге обернулся, поглядел ей прямо в глаза, ослепил широкой улыбкой и подмигнул.

Окружившие их монахи казались в тумане черными призраками.

– Скажите, брат, – обратилась Дверь к брату Сейблу, – если наш друг не сможет достать ключ, что будет с нами?

Он шагнул к ним и, немного помолчав, ответил:

– Мы проводим вас прочь из наших владений и отпустим.

– А как же Ричард?

Монах покачал головой в капюшоне, решительно и печально.

– Надо было взять маркиза, – сказала Дверь сама себе и задумалась, где он сейчас и чем занят.

Маркиз Карабас был распят на огромном Х-образном кресте. Крест мистер Вандемар сколотил сам из деревянных поддонов, обломков стульев, створок ворот и колеса от телеги. На это ушла целая коробка ржавых гвоздей. Мистер Круп следил за приготовлениями и давал ценные указания, а в промежутках бродил по больнице в поисках полезных инструментов.

И теперь, взобравшись на приставную лестницу, мистер Вандемар поднимал к потолку всю конструкцию вместе с распятым на ней маркизом.

– Чуть выше, – командовал мистер Круп снизу. – Левее. Вот так. Великолепно. Просто прекрасно.

Они очень давно никого не распинали.

Все это происходило в помещении, когда-то служившем столовой для персонала: руки и ноги маркиза были прибиты к кресту гвоздями, вокруг пояса он был обвязан веревкой. Сам он, судя по всему, был без сознания. Несколько веревок тянулись от креста к потолку, а на полу мистер Круп разложил целую коллекцию разнообразных острых орудий: от бритв и кухонных ножей до скальпелей и ланцетов. Тут были кое-какие инструменты, которые мистер Вандемар нашел в бывшем отделении стоматологии. И даже кочерга из котельной.

– Как он там, мистер Вандемар? – спросил мистер Круп.

Мистер Вандемар на пробу ткнул маркиза молотком.

Маркиза Карабаса трудно было назвать хорошим человеком. Как и смельчаком – он и сам это знал. Ему давно стало ясно, что в этом мире – хоть Нижнем, хоть Верхнем – все только и мечтают быть обманутыми. Именно потому он позаимствовал имя у сказочного плута, выбрал такую одежду, манеру держаться, речь, чтобы все соответствовало образу. Он превратил свою жизнь в одну великолепную шутку.

Тупая боль в запястьях и ступнях изводила. Дышать становилось все труднее. Маркиз решил, что притворяться дальше бесполезно – он ничего не выиграет, а потому поднял голову и с отвращением плюнул кровавой слюной в лицо мистеру Вандемару.

Это было смело. И глупо. Возможно, если бы не этот плевок, ему бы позволили тихо умереть. Но теперь они возьмутся за него с двойным усердием.

А значит, смерть придет скорее.

Чайник без крышки кипел. Ричард глядел, как булькает вода, как поднимается густой пар, и раздумывал, к чему все это. Воображение подсказало ему уже несколько ответов – все одинаково неприятные – и ни одного верного.

Кипяток перелили в заварочный чайник. Брат Фулиджинос всыпал туда три ложки заварки. Чай разлили через ситечко по трем фарфоровым чашкам. Аббат поднял к потолку свои невидящие глаза, принюхался и довольно улыбнулся.

– Испытание, – проговорил он, – начинается с чашки хорошего чая. Тебе с сахаром?

– Нет, спасибо, – настороженно ответил Ричард.

Брат Фулиджинос долил молока и передал Ричарду чашку на блюдце.

– Там яд? – спросил тот.

– Боже милостивый! Нет, конечно, – обиженно воскликнул аббат.

Ричард отхлебнул из своей чашки. По вкусу это был самый обычный чай.

– Но это уже испытание, так?

Брат Фулиджинос вложил чашку в руки аббата.

– В некотором роде, – ответил старик. – Мы всегда поим чаем тех, кто приходит за ключом. Это испытание для нас. Не для тебя. – Он сделал глоток, и по его морщинистому лицу расплылась блаженная улыбка. – Отличный чай, между прочим.

Ричард отставил чашку. Она осталась почти полной.

– Тогда не могли бы мы перейти к самому испытанию? – попросил он.

– Конечно, – сказал аббат. – Конечно.

Он поднялся, и они втроем подошли к двери в дальнем конце зала.

– А что… – Ричард запнулся. Он и сам не очень-то представлял, что хочет спросить. – Что вы можете сказать про это испытание?

Аббат покачал головой. Что тут говорить? Он приводил тех, кто пришел за ключом, к этой двери. Ждал в коридоре час или два, а потом возвращался и приказывал одному из братьев перенести останки из святилища в склеп. А иногда – и это было намного хуже – человек не был мертв, хотя живым его тоже нельзя было назвать. О таких несчастных черные монахи заботились как могли, до самого конца.

– Понятно, – пробормотал Ричард. Потом неестественно улыбнулся и сказал: – Вперед, Макдуф.

Брат Фулиджинос отодвинул засовы. Они прогрохотали, как ружейные выстрелы. Дверь открылась, и Ричард шагнул внутрь. Брат Фулиджинос закрыл за ним дверь и запер засовы. Затем отвел аббата к стулу, усадил и передал старику его чашку чая.

Некоторое время аббат молча прихлебывал чай, а потом проговорил с искренней горечью в голосе:

– Вообще-то следовало сказать: «Начнем, Макдуф».[46]

Но у меня не хватило духа его поправить. Это был такой милый молодой человек.

Глава XII

Ричард Мэхью шел по платформе одной из станций на линии Дистрикт-лайн. Табличка гласила: «Блэкфрайрз». Тут не было ни души. Где-то неподалеку пронесся поезд, и по платформе пролетел ветер, разметав забытый кем-то номер газеты «Сан» – цветной вкладыш и черно-белые страницы посыпались со скамейки на пол и, подхваченные ветром, слетели на рельсы.